Благородный разбойник, стр. 13

Обе дамы засмеялись, и леди Ламертон продолжила высказывать свои язвительные замечания по поводу других зрителей.

Взгляд Эммы, скользнув по сцене, обратился в зал.

Свободных мест не было. Цирк кишел лучшими представителями лондонского света, которые либо не уезжали на лето, либо уже вернулись в город. Все дамы были в шелковых вечерних нарядах, от бесконечно разнообразных цветных платьев у матрон до ослепительно-белых у дебютанток. На всех красовались длинные перчатки из белого шелка с застежкой наверху. Их волосы, уложенные в блестящие локоны, украшали живые цветы и огромные перья, закрывавшие весь вид тем, кто сидел сзади. Некоторые матроны предпочли перьям шелковые тюрбаны темных оттенков. Их бледные шеи обрамляли сверкающие драгоценности, на пальцах, держащих театральные бинокли, поверх перчаток блестели кольца. Всего два года назад Эмма была одной из них. Теперь же, несмотря на всю эту красоту, она не могла отделаться от мысли, что каждое из этих платьев стоило больше, чем семьи из Уайтчепела тратили в течение целого года.

Среди присутствующих нашлось много желающих поприветствовать леди Ламертон, и кое-кто из них даже кивал Эмме. Эмма кивала в ответ, радуясь тому, что большая часть людей не выказывала неодобрения по поводу ее возвращения в свет.

Из партера ее взгляд переместился на ложи и их обитателей. Герцог Хейвик со стайкой актрис. Лорд Линвуд с женой, великолепной мисс Венецией Фокс. Граф Холлингсворт с семейством и их гость.

Леди Холлингсворт не стала кивать Эмме. Она лишь холодно посмотрела в ее сторону и презрительно вздернула нос. Эмма твердо выдержала этот взгляд, не желая выглядеть смущенной. Потом, любезно улыбаясь, перевела глаза на дочь Холлингсвортов, леди Персефону, со светлыми золотистыми волосами и красивым ртом. Девушка кокетничала с джентльменом, который сидел рядом с ней и, несомненно, являлся поклонником, которого Холлингсворты прочили ей в мужья. Сквозь легкое марево от газовых фонарей Эмма посмотрела на мужчину, и на какую-то долю секунды вдруг увидела Неда. Или ей померещилось? Сердце в груди екнуло и перестало биться.

Зазвучала музыка. На сцене появился конферансье в красном камзоле с нафабренными усами и громовым голосом в самых пышных выражениях объявил, что предстоит увидеть публике. Публика отвечала восхищенными вздохами. Представление началось. Но Эмма не смотрела на сцену. Ее взгляд был по-прежнему устремлен на кавалера леди Персефоны. На его изящный темный фрак, сшитый на заказ, на белоснежную вечернюю сорочку под ним. На светлые волосы. На лицо, так схожее с другим лицом — лицом из другого мира, — что их можно было принять за близнецов. Не может быть, чтобы это был Нед. Это невозможно.

Ее глаза смотрели все пристальнее, сердце стучало все быстрее. Но на таком расстоянии, в полумраке зала она не могла ни в чем быть уверена.

Словно почувствовав на себе взгляд Эммы, мужчина поднял на нее глаза и на секунду задержал их. Она отвернулась к сцене, смущенная тем, что ее упорный взгляд заметили.

По арене стремительно неслись шесть белых лошадей. Шесть полураздетых наездниц одновременно на одной ноге балансировали у них на спинах.

Зрители охнули, раздались аплодисменты.

— Святые небеса, — прошептала леди Ламертон и тоже захлопала в ладоши.

Эмма последовала ее примеру, хотя она почти не видела ни лошадей, ни женщин у них на спинах.

Это не может быть он, снова и снова говорила она себе. Но каждый раз, когда она украдкой бросала взгляд в его сторону, Эмма видела, что мужчина тоже смотрит на нее. Сердце замирало при виде этого невероятного сходства. Эмма перестала смотреть на мужчину, понимая, что ее взгляд может произвести на незнакомца неверное впечатление. В антракте дадут свет, и она увидит, что это игра ее воображения.

Нед слишком сильно завладел ее мыслями. Его поцелуи, ощущение сильной руки, обнимавшей ее. Обещание, звучавшее в его последних словах.

«— Но я вернусь… Нам надо будет поговорить, когда я вернусь, Эмма.

— Я не собираюсь никуда уезжать, Нед Стрэтхем. Я буду ждать».

Сердце сжималось от чувства вины. Что он сказал, когда узнал, что она уехала? Испытал ли он ту же боль, что и она? Что было бы, если бы она осталась? Он уложил бы ее в постель? А может, женился бы на ней? Эмма закрыла глаза. Постаралась совладать со своими чувствами. У нее хватило разума больше не смотреть на кавалера леди Персефоны.

Наступил долгожданный антракт.

Зажегся свет.

— По-моему, довольно интересно, — с ноткой презрения фыркнула леди Ламертон. — Что вы скажете?

Эмма улыбнулась:

— Я с вами совершенно согласна.

К ним подошел лакей леди Ламертон, чтобы узнать, какие им подать напитки, и взгляд Эммы снова обратился к ложе Холлингсвортов.

Однако граф и его гость исчезли, оставив в ложе лишь леди Холлингсворт с леди Персефоной, высокомерно разглядывавших публику. Сердце Эммы разочарованно упало.

Что, если он не вернется до начала следующего акта, когда снова погасят свет?

Это не он. Это не может быть он. Смешно даже думать такое.

Время тянулось невыносимо медленно. Эмма обратила все свое внимание на вдову. И только когда прозвенел звонок, возвестивший окончание антракта и взгляд вдовы снова обратился к зрителям, возвращавшимся на свои места, Эмма снова посмотрела на ложу Холлингсвортов.

Мужчина сидел там и смотрел прямо на нее. Но на этот раз Эмма не отвела глаз.

Она не могла пошевелиться, только сидела и смотрела.

Сердце стучало так, словно вот-вот лопнет, дыхание задержалось в горле. Что-то сдавило грудь, и сердце внутри сжалось. Эмме показалось, что мир перевернулся вверх дном, и в нем остались только она и человек, на которого она смотрела.

Только Эмма и Нед Стрэтхем.

Глава 5

За эти несколько секунд, которые показались вечностью им обоим, Нед понял, что судьба затеяла с ним игру. В глазах Эммы он увидел то же потрясение, которое испытал сам. А вместе с ним неприкрытую обиду и боль, которые уже в следующий миг сменились сердитым недоверием и обвинением. Она бросила мгновенный взгляд на леди Персефону, стоявшую рядом с ним, и снова посмотрела на Неда.

И даже когда Эмма отвернулась, Нед не смог отвести от нее глаз.

— Что с вами, мистер Стрэтхем? У вас какой-то обеспокоенный вид.

— Простите меня, леди Персефона. — Он с трудом оторвал взгляд от Эммы.

Нед чувствовал, что кровь стучит у него в жилах сильнее, чем во время драки. Он с трудом справлялся с нахлынувшим смятением.

— Я так рада, что вы согласились сопровождать нас сегодня, сэр. — Леди Персефона улыбнулась и повернулась так, чтобы показать ему свое лицо в наиболее выигрышном ракурсе. Эта девушка была избалованной, самодовольной и надменной, как большинство женщин ее класса. Ее соблазнительное пышное тело говорило о хорошей жизни. Светлые локоны были искусно приподняты наверх и спадали вниз золотистым каскадом. Платье из дорогого белого шелка украшала светло-розовая лента, а в белой шали посверкивали золотые нити в тон волосам. Она была рождена, чтобы жить в богатстве. Неудивительно, что Холлингсворты искали ей хорошую партию.

— Нет, это я должен радоваться, — непринужденно отозвался Нед, улыбнувшись одними уголками рта.

Девушка захлопала ресницами, но, когда свет погас, его взгляд оказался обращен не на графскую дочь и не на вороного жеребца, гарцевавшего по арене, а на женщину, сидевшую рядом с вдовствующей леди Ламертон. На женщину, которую он в последний раз видел уходившей по безлюдной, залитой солнцем улице Уайтчепела. Это было утром и не так уж давно.

За время, оставшееся до конца представления, Нед смотрел на Эмму слишком часто, но она ни разу не обратила на него внимания, с непреклонным видом сосредоточившись на арене.

Представление оказалось длинным. Очень длинным. Он ждал удобного случая.

Наконец представление закончилось, и Нед последовал за леди Персефоной и ее родителями к выходу.