Стихотворения и поэмы, стр. 88
34. НОВЫЕ ПЕСНИ
Баянисту Н. К.
КС.
«Немало погибло ребят на фронтах,
С винтовкой в руках,
С цигаркой в зубах,
С веселой песенкою на губах».
А нынче —
Мы снова подходим к боям,
Как в годы Упорства и славы,
И новые песни Выводит баян
Друзьям из-за Нарвской заставы.
Пускай по бульварам
Ночною порой
Несутся вприсядку
И с гиком,
Друг другу вручая
Условный пароль,
Запевочки Гопа со смыком:
«Так бесперерывно пьешь и пьешь,
Гражданам прохода не даешь,
По трамваям ты скакаешь,
Рысаков перегоняешь
И без фонарей домой нейдешь».
Не «Яблочко» нынче баян заведет,
Нет! Глотка срывается в марше.
Мою он давнишнюю песню поет
Про легкое дружество наше.
Ту песню, которую я распевал, —
Ее затянули подростки,
Она задымилась в губах запевал,
Как дым от моей папироски.
Товарищ, товарищ, проходят бои,
Мы режемся разве что в рюхи,
И скоро к перу привыкают мои
Привыкшие к «ма?ксиму» руки.
Но так же, как прежде, я верен боям
И го?дам упорства и славы,
И песням, которые водит баян
Друзьям из-за Нарвской заставы.
35
С После 18.
Все звезды остыли, но знаю, тебе уж
Доро?гой, что гнет на далекий фольварк,
Такою же ночью встречался Тадеуш
Костюшка, накинувши плащ и чамарк,
За ним палаши небывалого войска,
Шумят портупеи, как ночь под Москвой,
И клонится сумрачный ветер геройства
Над трижды пробитой твоей головой.
«Отчизна! Не знаю я тягостней судеб,
Чем эти скользящие навзничь струи,
Кто шаткою ночью ту землю забудет,
Которую кровью и потом поил».
Отчизна!
Но, впрочем, невнятны названья:
«Отчизна»,
«Отечество»,
«Родины дым»
В стране, где глухая тропа партизанья
Сегодня следом легла молодым.
И вот стеариновый меркнет огарок,
Торопится дюжина жбанов и чарок:
«Польша от мержа до мержа,
Мать Ченстоховская, ты ль
Тонкими пальцами держишь
Знамени польского пыль».
Вместо 21–22.
За пустошью цвета застывшего воска
Встает арьергард незнакомого войска.
Прислушайся! Это не ветер, а отзыв,
Мешая границы, дороги, мосты,
Сливает текстильные фабрики Лодзи
Со сталелитейною вьюгой Москвы.
41. ТЕРРОР
Анне Загряжской
«Звезда», 1929. № 1.
От кинжала, который за вольность
Подымают в дворцах королей,
От мужицкого бунта на волость
Уходящих в безвестность полей,
Над путями любого простора,
Распростертыми в мгле и в пыли,
Где стучат гильотины террора
Восемнадцатым веком земли.
Но не так, исподлобья ощерясь,
Как лавина срываяся с гор,
Христианство свергавшая ересь
Подымала на церковь топор.
Так ночами прошла поножовщина
В безалаберный лад кистеней, —
Талым следом метет пугачевщина,
Бьют дреколья с киргизских степей.
Он проходит вдоль снежного поля.
Волчьим следом ложится заря.
В эту полночь «Народная воля»
Обрекает на гибель царя.
Но романтик, мечтатель и спорщик
Слышит ветер с далеких сторон,
И хранит дина?мит заговорщик,
Террористом становится он.
И за грохотом царской кареты
Он последнюю бомбу берет,
Эти легкие руки согреты:
«Хорошо умереть за народ».
Сумрак смертью и гибелью дразнит,
Но пускай вырастают во мглу
Эшафоты отверженной казни,
Барабаны стучат на углу.
Есть террора последняя мера:
То надменная смерти латынь,
Что врывается в гром Робеспьера,
В нескончаемый треск гильотин.
Над путями любого простора
Это снова обходит века
Угловатой походкой террора
Нестихающий гром ВЧК.
Разве ты этой песни не знала, —
Там Республика строит полки,
Там проходят столы Трибунала,
Моросят на рассвете штыки.
Самый дальний, неведомый правнук!
По-другому деля бытиё,
Так проносим мы заговор равных
Во бессмертное имя твое.
43
«Красная новь», 1930, № 7 Вместо строфы 1.
Демократия, сумеречный сон,
Истерзанная пулями стихия,
В парламентский оледенелый сонм
Уже вступала запросто Россия.
После строфы 2.
Так вся страна — дешевые подмостки,
Провинции полуночной урон.
Четыре бьют хвоста четыреххвостки
От четырех отверженных сторон.