Стихотворения и поэмы, стр. 31
15. БЫЛИНА О КРАСНОМ КОННИКЕ ИВАНЕ ЛУКИНЕ
Ехал эскадронный Иван Лукин
По черному берегу злого Витима,
Взглянул на снега — снега далеки,
Взглянул на тайгу — тайга нелюдима.
Как ягоды, красные звезды висят,
А небо над ними вечернее, вдовье.
По склонам отлогим олени спешат,
И сохатый бежит на свое зимовье.
Легли по краям прямоезжих дорог
Зверей молодых молодые кочевья,
Скользнет за рекой позабытый острог —
И снова бегут, коченея, деревья.
А пастбища мамонтов дремлют вдали,
Над ними снегов беспробудные толщи,
Под тяжестью мерзлой наносной земли
Сгибаются бивни бесчисленных полчищ.
Пурга заметает разводья копыт.
Едет эскадронный, а ночь нелюдима,
Волк пробежит, глухарь пролетит
По черному берегу злого Витима.
Край там потайный — в глухой стороне,
В лесу, хоронясь от змей семиглавых,
Творила старуха тесто в квашне
На браге и тайных китайских травах.
Седая как лунь уплывает луна,
Молчит эскадронный, — неужто задумался?
Ночь встала над лесом черным-черна,
Хотя начиналась без злого умысла.
А птицы в отлете у синих степей,
А сиверко спит у студеного моря,
И стонет пурга, среди черных ветвей
Гудя, двоедушные пихты узоря.
В далекие дни и в далеком краю
Рассказывал сказку солдат одноглазый,
Что будто есть город: там светло, как в раю,
Его стерегут придорожные вязы.
Его стерегут сто дорожных ракит,
Ночной нетопырь злые крылья топорщит,
А в будке солдат большеротый стоит,
И хмель у него в сапоге от порчи.
Тот град стерегут по лесам соловьи,
А если б туда и добрался храбрый,
То выплывет рыба с черным ядом в крови,
Распластав по воде стопудовые жабры.
Вот видит Лукин избушку в тайге
На волчьей спине и на курьих ножках.
Как щеголь, дымок навстречу пурге
По крыше бежит в слюдяных сапожках.
Огорожена лесом смоляная изба,
Жилье с локоток, а хозяин недобрый,
У него с перепою отвисает губа
И трещат к непогоде перебитые ребра.
Лукин
А есть ли, скажи, тут дорога в края
Заячьих троп, лесов дремучих,
Непуганых коршунов и молодого зверья,
Где мамонты спят у ручьев гремучих?
Хозяин
Я тебе скажу, дорогой приятель,
Сказывали сказку нам старики,
Будто три года шел приискатель
По берегам нежилой реки.
Был он уж очень щапливый малый,
Родина будто его Тамбов.
Собой большегубый и шестипалый,
С четырьмя рядами белых зубов.
Будто три года он шел, а края
Всё не видать постылой реке,
Снегирь и тот в пути умирает,
Человеку никак не пройти налегке.
Край там постылый — кресты по дорогам,
Птицы небольшие, а кричат, как скворцы,
Реки жиреют, кружась по отрогам,
У важенок старых пухнут сосцы.
Верст на три тысячи нет дымочка,
Край там пустынный — туманный скит,
Старого тунгуса черная дочка
В берлоге зимой с медведицей спит.
Могилу будто вырыл себе братенник,
А рядом течет синий стан реки,
Положил он себе под голову тельник
И сам на ресницы свои кладет медяки.
Так умер он безо всяких молебствий,
Хитрый, подмигнул, а кругом тишина,
Никаких-де забот ему нету о хлебце,
Ни даже будто о косушке вина.
Он большегубый, он шестипалый,
Он в переделках мужик бывалый,
Тертый, как редька, сквозь сорок бед,
Только дороги обратно нет.
Спит будто малый, но если ходит
Этой тайгой человек чужой,
Он из могилы тогда выходит,
Следом бредет по тайге глухой.
Долго глаза на чужого пялит,
В спину кайлою наотмашь бьет,
Прямо на землю сырую валит,
Кровь человечью, как мошка, пьет.
Булатная сабля прижата к ноге,
Встречный ветер и тот Лукиным заподозрен,
А и трудно в мороз пробиваться в тайге,
Очищать от ледяшек лошадиные ноздри.
Едет Лукин дальше на юг,
По черному скату, по зеленому логу,
Пролетные птицы ему песни поют,
И беглые звери приминают дорогу.
А в далеком улусе девушка смуглая
Глядит вечерами в слюдяное окно,
А звезда очень белая, а луна очень круглая,
А дым очень длинный, а и ей всё равно.
Да и сказка-то, может, спиртоносом рассказана,
Поглядишь да подумаешь, и нет ничего, —
Лиственница прохладная, небо ясное,
Пьет олень, нагибаясь, пляшут губы его.
А на белых снегах молодых полян
Пугает мороз ледяной опалой,
Из Амги-слободы бежит на Аян
На черном коне генерал сухопарый.
А в Аяне зимуют сто кораблей,
А в Аяне паруса накормлены ветром,
И едет Лукин вдоль белых полей,
На рассвете мечтая о граде заветном.
Красное войско от Якутска идет,
Плещутся сабли, с револьверами споря.
Зарывшись лицом в отпылавший лед,
Не доехал Лукин до Охотского моря.
То ли он в наледи злой потонул,
То ли погиб от варначьего происка,
То ли убил его на заре есаул
Бежавшего к морю белого войска.
Но сказывают, что будто бы в день,
Когда зацветает по ложбинам донник,
Мчится по лесу длинная тень —
С казацкою шашкою красный конник.
А был он, Лукин, двадцати пяти лет,
С лица рябоватый, с усмешкой лукавой.
Молодые чалдонки всё глядели вослед,
Как, бывало, тряхнет головой кудрявой.