Алая линия, стр. 30
И 26 сентября появилась на свет булла «Dudum siquidem» («Совсем недавно»). Снова папа повторял, что мир должен быть разделен линией, проведенной в ста лигах от островов Зеленого Мыса и Азорского архипелага, и вдобавок к прежним своим пожалованиям дарил все земли, которые в будущем могут быть найдены к югу и к востоку от Индии, и отменял былые папские пожалования португальским королям.
Адский рай
За день до рождения буллы «Совсем недавно», в среду 25 сентября 1493 года, белокаменный Кадис проводил в дальнее плавание флотилию адмирала моря-океана.
Семнадцать кораблей снялись с якоря и медленно, в длинной кильватерной колонне, через узкое горло внутренней гавани проследовали в открытое море. Впереди шел флагман заморской эскадры корабль «Мария-Галанте», и в сравнении с этим колоссом жалкой скорлупкой казалась старушка «Нинья», замыкавшая торжественную процессию.
Каждый корабль нес на кормовом флагштоке королевский штандарт Кастилии – вымпел с двумя башнями и двумя львами, и на всех мачтах развевались разноцветные флаги.
Между высокими носовыми и кормовыми надстройками, на длинных красных и желтых полотнищах красовались гербы знатных пассажиров флотилии. Сами пассажиры как изваяния застыли на палубах в гордых и величественных позах.
Сверкали на солнце ярко начищенные шлемы, легкий ветерок раздувал полы подбитых шелком плащей, и казалось, будто стаи пестрых фазанов слетелись на корабли колумбовой армады.
До выхода из гавани флотилию провожали десятка два венецианских гребных галер. Словно гигантские сороконожки ползли они вслед за легкокрылыми кораблями флотилии, распугивая ка-дисских чаек басом своих пушек.
Но вот осталась позади каменная стражница Кадиса, высокая башня Тавира, скрылся из вида подобный петушиной голове мыс, на котором угнездился этот древнейший город Испании, и флотилия взяла курс на юг, к Канарским островам.
13 октября флотилия прошла мимо острова Ферро, самого западного в Канарском архипелаге. Начался переход через море-океан, и Педро был крайне разочарован этим на редкость скучным плаванием.
Двадцать один день шли корабли до первой заморской земли, и за все это время не случилось ни одного сколько-нибудь примечательного происшествия. Стояла отличная погода, дули свежие попутные ветры, корабли вели себя примерно, и довольно частые ссоры между драчливыми пассажирами приводили лишь к ничтожным ранениям и синякам.
Лишь в канун дня святого Симона, 25 октября, черные тучи заволокли небо, и все громы небесные обрушились на море-океан. На верхушках мачт и на реях вспыхнули огоньки святого Эльма, обычные спутники сильной грозы. Восточный ветер скоро, однако, рассеял тучи, блуждающие голубые огоньки погасли, матросы сменили с десяток изорванных бурей парусов, и снова при безоблачном небе продолжалось это на диво спокойное плавание.
Третий раз пересекал Педро море-океан, и снова, как год назад, душу его радовала и глубокая синева морских вод, и россыпи звезд на черном бархате высокого неба, и игривые стайки летающих рыб.
В лунные ночи Педро часами стоял на корме, любуясь серебристыми парусами огромной флотилии. Корабли шли на запад, перемигиваясь кормовыми фонарями, и через каждые полчаса ночную тишину нарушали звонкие голоса юнг, песней отмечавших смену склянок.
Вот кончилась пятая склянка, и семнадцать юнг хором поют:
А вот подошло время девятой склянки, и тихое море внимает чудесному призыву:
А как легко и отрадно становится на сердце в час заката, когда накануне ночного перехода все корабли приближались к « Мария -Галанте» и могучий хор – полторы тысячи голосов – провожал усталое солнце гимном «Славься Владычица наша»!..
В начале ноября флотилия подошла к неведомому острову, который адмирал окрестил Доминикой. А затем вдоль гирлянды гористых, утопающих в зелени маленьких островов адмирал повел корабли на северо-запад, к берегам Эспаньолы.
В исходе ноября флотилия отдала якорь в той бухте, где одиннадцать месяцев назад затонула «Санта-Мария».
Ласковые волны набегали на берег и, тихо шурша, откатывались в море, оставляя рубчатый след на золотистых песках. Дремали густые чащи, миром дышала райская земля Эспаньолы.
Три тысячи глаз обшаривали зеленые берега бухты. Да, спору нет, этот адмирал открыл богатый край, и, пожалуй, тут для всех найдется изрядная нажива. Не сам ли Христос сказал: «Ищите и обрящете, толцыте, и отверзется вам царствие небесное». А может быть, и не Христос, не все ли равно? Небесное царство далеко, да и пустят ли туда ангелы господни? А вот земное царство лежит рядом, саженях в пятидесяти от борта, и стоит только толкнуть посильнее – и раскроются его врата, а в этом царстве отыщется милое сердцу золото.
Только странно: почему-то пуст этот теплый берег и не встречают корабли тридцать девять молодцов, оставленных здесь после гибели «Санта-Марии». И не видно ни одного индейца, а прежде они всегда толпились у корабельной стоянки и на своих быстрых челнах без боязни подходили к самому борту «Ниньи».
Накануне в соседней бухте моряки нашли на берегу четыре мертвых тела, и у одного из покойников сохранились остатки густой бороды. Адмирал сразу же заподозрил недоброе: какая-то беда постигла колонистов, иначе как объяснить, что никто не предал это тело земле, и останки доброго христианина исклевали хищные птицы.
Солнце клонилось к закату, высадку пришлось отложить на утро. А в полночь к «Марии-Галанте» подошла лодка, и на борт поднялись посланцы местного вождя. Чем-то они были очень смущены и на вопросы адмирала отвечали весьма сбивчиво. Да, дети солнца живы, они только ушли в глубь страны. Нет, живы они не все. Кое-кто умер от болезни. Вот вы сами увидите, какая их постигла судьба…
И на следующее утро адмирал вызвал Педро.
– Возьми человек десять, – сказал он, – и отправляйся на розыски. Ты в прошлом году облазил все берега и знаешь все самые укромные местечки.
В утреннюю пору нет большего наслаждения, чем бродить по чуть еще сонному лесу. Густая листва скрадывает жгучий свет заморского солнца, глаз ласкает мягкая изумрудная полумгла. Извилистые тропки – кто знает, проложил их человек или зверь – огибают могучие, как соборные колонны, стволы, ныряют в оплетенные цепкими лианами заросли, теряются в непролазной чащобе и вновь прорезываются там, где в зеленой стене открываются едва заметные просветы. С толстых ветвей спускаются рыжие, серые, бурые и зеленые бороды – мхам раздолье в этом волшебном лесу, – и везде великое множество цветов, алых, багровых, синих, золотистых; от пронзительных запахов голова кружится как от крепкого вина.
Невнятно бормочут темные лесные ручейки, трещат и щебечут пестрокрылые птицы, крикливо голосят наглые попугаи.
И нет этому лесу ни конца, ни края, так что хоть и знакомы тебе все его тропы, а сердце нет-нет да и сожмется от страха: не дай бог заблудиться в этих зеленых дебрях!
Но, слава создателю, Педро хорошо запомнил дорогу к крепости, в которой поселились тридцать девять его товарищей по первому плаванию. Поляна, ручей, перелесок, а вот и тот самый холмик, где была заложена крепость.
Нет, ошибки быть не может. Не только Педро, но и трое из его спутников узнали это место. Но куда же делась крепость?
Лишь подойдя ближе к холму, Педро заметил обугленные бревна и стропила. Опаленные руины крепости сплошь заросли высокой и жесткой травой. В этой густой поросли удалось найти жалкие остатки утвари и одежды: обломки разбитых сундуков, куски арамбелей – грубых скатертей кастильской выделки, обгорелый рукав камзола, пряжки от поясов.