Дюна: Пауль, стр. 76

— Ты хочешь сказать, что в такой крепости будет невозможно обеспечить мою безопасность?

Теперь смутился Корба.

— Конечно, нет, Усул.

— Разве силой вашего предзнания, милорд, вы не можете предвидеть и устранять все возможные опасности? — наивно спросил Бладд.

В ответ Пауль тяжело вздохнул. С каждой новой битвой, с каждым новым кризисом, с каждым поражением (которые его верные сторонники и почитатели считали проверкой на верность, а не просчетом) Пауль все больше проникался сознанием неопределенности своего знания. Год за годом джихад становился все более жестоким, дела шли все хуже, а Пауль не видел выхода, но продолжал с непоколебимым упорством двигаться по пути, который когда-то показался ему ужасным, но единственно ясным.

В последнее время его стал преследовать ставивший его в тупик сон. Раз за разом Пауль видел в сновидениях рвущуюся вперед по деревянным волнам деревянную рыбу. Символ его каладанского детства оказался ложным? Был ли он рыбой? Он не мог понять, что означает этот сон.

— Мои видения неопределенны и неполны, Уитмор. Я могу видеть во сне грандиозные подвижки дюн, но не всегда могу предсказать движения отдельных песчинок, составляющих эти дюны.

Но при этом, как только Бладд предложил устроить празднества, Пауль почувствовал, как хаотично сталкиваются в неразрешимом конфликте будущности, многие из которых были чреваты для него большими опасностями. В некоторых случаях он, идя по избранному пути, становился мучеником. Но Пауль твердо знал одно: невзирая на страшную цену, человечество должно будет пережить невероятно жестокую битву, ожидавшую его в далеком будущем. Однако, заглядывая так далеко вперед, Пауль должен был остерегаться ловушек.

Сам факт, что так много людей молились ему и верили, что Муад’Диб видит и знает все, мешал его способности провидеть будущее. Но это будущее всегда было непосредственно впереди — иногда затуманенное, а иногда абсолютно ясное и отчетливо видимое в своих мельчайших деталях. Он не сможет избежать будущего, куда бы оно его ни привело. Путь, которым ему суждено идти, определяется судьбой и его собственными действиями и поступками.

Он принял решение.

— Да, настало время объявить всенародно о моих победах и дать усталым людям отдохнуть и повеселиться. Пошлите за Ирулан. Скажите, что она нужна мне.

Из-за того, что Ирулан редко выходила на люди и жила затворницей в своих покоях, по дворцу поползли слухи, что она завела себе любовника, так как Муад’Диб отказывается делить с ней ложе. Правоверные предпочитали думать, что она предается медитациям и в одиночестве молится за Муад’Диба.

Но сам Пауль прекрасно знал, что Ирулан почти все свое время посвящает написанию следующего тома его биографии. Он лично читал черновики, замечая неточности и искажения, призванные вылепить из него образ мессии. Так как все искажения почти всегда совпадали с его целями, Пауль редко просил Ирулан устранять такие неточности. Он думал о них с улыбкой.

«Ирулан собирает зерна истины и пересаживает их в бесплодную пустыню».

Пауль требовал от своих шпионов разнюхивать, не пишет ли Ирулан подстрекательских и мятежных воззваний для распространения их среди населения. Пока шпионы не нашли ничего предосудительного. Пауль не думал, что Ирулан стремится разжечь революцию, ибо всякая революция едва ли изменила бы что-то в жизни самой Ирулан. Несмотря на то что полностью Муад’Диб не доверял своей официальной жене, были такие вещи, в которых на нее можно было положиться. Например, сейчас речь шла именно о таком деле.

Повинуясь Муад’Дибу, Ирулан явилась в конференц-зал, в центре которого продолжала мерцать величественная голограмма. Правда, сухощавого мастера меча уже не было — он отправился заниматься приготовлениями к празднику. Армии рабочих предстояло навести последний глянец, вычистить и отполировать каждый угол, каждый камень, каждое резное украшение; Бладд настаивал на том, что окончательную отделку небесного зала приемов он должен выполнить собственными руками, ибо никто из его подчиненных не обладает таким, как он, чувством совершенного. Правда, в этом Корба решительно не соглашался с мастером меча.

Светлые волосы Ирулан были скреплены сзади в изящный, хотя и отнюдь не экстравагантный пучок. В таком виде Ирулан нравилась Паулю гораздо больше, чем в официальном роскошном наряде и с пышной прической. Голубые глаза Ирулан пытливо оглядели присутствующих.

— Вы звали меня, мой супруг?

— Я хочу поручить вам, Ирулан, одно важное дело, с которым вы, как мне кажется, справитесь лучше других. Вам надлежит восстановить наши контакты с наиболее знатными фамилиями Ландсраада.

Пауль рассказал супруге о готовящейся праздничной церемонии.

— Помогите мне созвать их сюда. Выберите по одному представителю от каждой планеты моей империи и пригласите их сюда на празднование окончания строительства первой части моей императорской крепости.

Заговорил Корба, вкладывая всю свою горячность в каждое слово:

— Этот праздник позволит проверить всех правителей на верность Муад’Дибу. Мой Кизарат поможет уточнить и согласовать все детали. Мы назовем это Великой Капитуляцией. Все должны подчиниться воле Муад’Диба. Присутствие на празднике является обязательным.

— Даже для моего отца, правителя Салусы Секундус? — удивленно спросила Ирулан.

Пауль побарабанил пальцами по столу.

— Шаддам IV — один из моих подданных, он — не исключение.

Ирулан сразу задумалась.

— Я могу написать приглашения и помочь разослать их. Причем приглашения будут составлены в таком тоне, что от них невозможно будет отказаться. Но вы представляете себе, во что обойдется такая экстравагантность? Вы принимаете в расчет возможные гражданские смуты, вопросы охраны и обеспечения безопасности, организацию движения через космопорты? Справится ли Гильдия с таким количеством рейсов?

— Гильдии придется с ним справиться, — твердо отрезал Пауль. — Правители сами помогут снизить издержки. Каждый представитель прибудет на Дюну, имея в трюмах цистерны с водой.

В глазах Ирулан появилось удивление, сменившееся восхищением.

— Очень ловкий прием. Во-первых, не придется без нужды перенапрягать планетарные бюджеты, а во-вторых, фримены будут просто в восторге. Это великолепный жест.

— Символический и одновременно весьма практичный. Привезенную воду мы поровну распределим среди жителей Арракина, — сказала Чани. — Таким образом, мы еще раз продемонстрируем всем щедрость Муад’Диба.

Ирулан отвесила Паулю легкий поклон.

— Я немедленно напишу моему отцу и подготовлю письма, которые с курьерами Гильдии будут разосланы членам Ландсраада и другим благородным лордам.

Пауль не сомневался, что каждое письмо будет подписано: «Принцесса Ирулан, дочь Шаддама IV, супруга императора Пауля Муад’Диба Атрейдеса». Впрочем, это был ее долг.

2

— Сир, я принес вам послание от вашей дочери, принцессы Ирулан.

Одетый в серую форму сардаукарской гвардии башар Зум Гарон, держа фуражку в одной руке, другой протянул бывшему императору почтовый цилиндр. Шаддам в это время заканчивал завтрак, сидя с дочерью Венсицией и ее мужем в аскетически убранной гостиной своей частной резиденции. Служанка унесла ребенка; Шаддам не терпел возни с младенцем во время чинной трапезы.

— Кто вам сказал, что я хочу получать от нее письма? — Шаддам сделал знак Венсиции принять цилиндр. — Я с большим нетерпением жду вестей от Фенринга.

Сидевший рядом с Венсицией (намного ближе, чем допускал этикет) Далак просиял.

— Сир, вы позволите мне написать моему кузену? Я смогу убедить его вернуться к нам. Я счастлив продолжить свои усилия.