Дюна: Пауль, стр. 104

Ромбур, казалось, был очень доволен, видя замешательство потерпевшего поражение правителя. Стоявший рядом с иксианским принцем эрцгерцог Арманд имел очень болезненный вид, и только гнев позволял ему держаться с неизменным достоинством. Герцог Лето напряженно ловил каждую деталь происходящего.

Один из сардаукаров передал императорский пергамент виконту, который положил документ на стол. Пауль вдруг уловил странное волнение, исходившее от этого человека, волнение, делавшее все его движения угловатыми и суетливыми. Стоявший за спиной виконта Рессер, казалось, не испытывал ничего, кроме тошнотворного отвращения.

Грумманский правитель внимательно прочитал документ, а потом спросил:

— Мне надо подписать его именем Моритани? Или, поскольку этим документом Коррино снова лишает мою семью всего, я могу подписаться именем Дома Танторов?

Но никакой драматической реакции, на которую, очевидно, рассчитывал виконт, не последовало. Император и члены его свиты ответили лишь недоуменными репликами.

— Танторов? — спросил Шаддам. — Что вы хотите этим сказать?

Виконт сдвинул столешницу, и под ней открылась маленькая панель управления. Моритани положил пальцы на освещенные сенсоры.

Подозревая измену, сардаукары рванулись вперед, готовые защитить императора. Рессер обнажил меч и заслонил собой виконта. Дункан тоже вытащил из ножен свой клинок.

— Остановитесь! — проревел Моритани. — Или все вы умрете в огне ядерного ада, умрете раньше, чем я хочу, чтобы это случилось.

Шаддам поднялся с грубого трона.

— Атомный взрыв? Ты не осмелишься.

Глаза Моритани сверкнули неистовым гневом.

— Тантор осмелится. Танторы уже осмелились, и было это много столетий назад. Когда Коррино предали моих предков, загнали их в угол, не дав даже шанса на выживание, они применили почти все свое атомное оружие и практически уничтожили все живое на Салусе Секундус.

— Тантор? — В голосе Шаддама слышались растерянность и смятение. — Разве так их звали? Впрочем, это не важно. За ними охотились, их всех убили, их род пресекся, а имя было вычеркнуто из всех исторических хроник.

— Не все были убиты. Остались выжившие, они смогли восстать из пепла, подняться и основать новый благородный род, взявший имя Моритани. Но теперь наша планета истощена, а мой сын Вольфрам умер, и это конец наших надежд на будущее. У нас ничего не осталось, но ничего не останется и у тебя, Шаддам Коррино. Я знал, что ты лично вмешаешься в этот конфликт. — Рука виконта застыла над пультом, пальцы коснулись контактов. — Все наши фамильные арсеналы атомного оружия находятся здесь, в Ритке, большая их часть перемещена моим мастером меча в катакомбы под нашими ногами. Моя крепость и вся Ритка сейчас превратятся в радиоактивную пыль. — Он блаженно выдохнул. Было похоже, что виконт впадает в болезненный экстаз. — Я просто хотел, чтобы вы все узнали до момента моей славы. Я уже разослал письма членам Ландсраада. С этого дня история не посмеет забыть имя Дома, который раз и навсегда покончил с династией Коррино.

В тот же миг Шаддам выкрикнул команду, и сардаукары ринулись вперед. Но Пауль видел, что никто из них не успеет вмешаться вовремя.

Закрыв глаза, с безмятежной улыбкой, виконт нажал кнопку.

9

Благородный лидер должен быть суровым, но его сердце и действия должны служить отражением его честности и справедливости. Это относится в равной степени и к императору, и к мелкому аристократу, и даже просто к отцу.

Начала искусства правления
Лекция, прочитанная принцессой Ирулан в Арракинском военном училище

Пауль что-то крикнул отцу, желая в последний раз посмотреть ему в глаза, но вспышки не было. Изумленный Моритани недоуменно уставился на панель и снова нажал кнопку. Но в результате все сенсоры погасли.

Дункан, не медля, подлетел к столу с поднятым мечом, но Рессер встал между ним и виконтом. Однако он не напал на Айдахо. Вместо этого, признавая свое поражение, Рессер опустил клинок.

— В этом нет нужды, Дункан. Все кончено.

Сардаукары налетели на виконта, швырнули его на пол и грубо оттащили подальше от стола и консоли с панелью управления арсеналом. Моритани извивался и отбивался от них, но что он мог поделать против элитных солдат императора?

Рессер рукояткой вперед отдал Дункану меч и печально произнес:

— Честь не имеет ничего общего с политикой. Речь идет только о повиновении. Он был моим благородным хозяином, и я поклялся ему в верности. Но в этом преступлении я не мог участвовать, и мне пришлось взять все в свои руки.

— Что же ты сделал? — спросил Дункан.

— Я расположил атомные заряды вокруг города, как приказал виконт. Я знал, что он намерен с ними делать. Но я не мог допустить, чтобы этими боеголовками он устроил показательный холокост. Это было бы непростительным преступлением против императора, народа Груммана и всех вас, кому он и так уже причинил много зла. — Он испустил долгий вздох и немного успокоился. — Я вывел из строя систему взрыва боеголовок.

Услышав это, Моритани вскричал:

— Ты предал меня! Ты нарушил свою клятву!

Рессер обернулся к виконту.

— Нет, милорд. Я поклялся выполнять ваши распоряжения и, что еще важнее, защищать вас. Я заложил в городе атомные заряды в соответствии с вашим приказом. Но потом я предотвратил убийство — вас, всех этих благородных господ и самого императора. Я спас жизнь вам и многим другим. Моя совесть чиста, и я не уронил свою честь.

— Слушайте все, — громовым голосом падишах-император обратился к присутствующим. — Следуйте нашему решению и повинуйтесь имперским распоряжениям.

Императорский двор вернулся на флагманский корабль Шаддама, а сам император, наряженный в причудливый, украшенный драгоценными камнями костюм, восседал на копии трона Золотого Льва. Император обвел суровым взглядом всех собравшихся в огромной каюте — аристократов, пленных и наблюдателей. Шаддам повел дело так, словно победа на Груммане была исключительно его заслугой.

Чувствуя себя не в своей тарелке, Пауль тоже стоял здесь, вместе с отцом, Дунканом, Гурни, эрцгерцогом Армандом и принцем Ромбуром. Все по-прежнему были в парадных мундирах.

Напротив, виконт Моритани был в мятой, отороченной вытертым мехом накидке, волосы его были всклокочены, глаза налиты кровью, взгляд дико блуждал. На него было неловко даже смотреть. Невзирая на то что Хундро Моритани был аристократом, его втащили в зал сардаукары, силой усадили на металлический стул с высокой прямой спинкой — так непохожий на роскошный императорский трон, на котором сидел Шаддам. Руки Моритани были связаны за спиной проволокой из шиги, ноги приковали к стулу. Это было неслыханно — заковать аристократа в железо, но шеф императорской службы безопасности лично настоял на этом.

Дом Атрейдесов имел право на кровную месть Дому Моритани, точно так же, как и Дом Эказов, но Пауль был уверен, что император пожелает мстить первым. Неужели виконт — последний представитель рода Танторов? Сколько же людей пострадало от ненависти этого безумца, вызванной событием, происшедшим тысячи лет назад? Как можно мстить спустя столько времени? Правда, вражда Домов Атрейдесов и Харконненов тоже продолжается не одно тысячелетие, и никто уже не может сказать, в чем ее причина, скрытая во тьме прошедших веков.

Усталый, но на удивление умиротворенный Хий Рессер отчужденно стоял среди толпы, заполнившей зал. Незадолго до этого собрания Рессер подошел к Дункану и попросил дать ему кинжал. Дункан очень неохотно выполнил просьбу старого друга.

— Уж не собираешься ли ты сделать какую-нибудь глупость?

Рыжеволосый мастер меча некоторое время молчал, но потом отрицательно покачал головой:

— Нет, не то, что ты подумал, Дункан.

Острым концом кинжала он перерезал нитки, которыми были пришиты к отворотам кителя эмблемы Дома Моритани — лошадиные головы, — сорвал их и бросил на пол. Потом Рессер срезал знаки различия с рукавов и погоны с плеч.