Железный Сокол Гардарики, стр. 81

Произошедшее далее, вероятно, озадачило бы самых рьяных сторонников материалистического объяснения чудес. К счастью, мы с Лисом к таковым не относились. Как мне показалось, шапка Мономаха просто выплюнула один из камней, и тот, скатившись на пол, разбился вдребезги. Затем рубин, лежавший на ладони Никиты, поднялся, точно притянутый магнитом, и буквально врос в освободившееся место.

– Драконья кровь, – выдохнул мой напарник. – Вот от чего мои картишки разбежались!

– Постой, – отходя от первоначального удивления, проговорил я. – Это что же, тот самый камень, который пропал много лет назад?

– Сам, что ли, не видишь? – повернулся ко мне Порай.

– И давно он у тебя?

– А тебе-то до этого что за дело?

– Дело как раз самое прямое. Насколько я помню, камень этот не так давно по всей Руси искали. А ты в ту пору при Штадене состоял, который за транспорт с каменьями отвечал. И надо ж такому случиться, что все эти рубины, гранаты и прочие вдруг красным дымом развеялись…

– Не суй нос, куда не просят! – жестко оборвал Никита. – Никуда они не развеялись. Или ты думаешь, что оружие, кони и доспехи для Рюриковых людей с неба, аки манна, свалились?

– Если честно, я думаю, что драконью кровь похитил Софьин отец или еще кто из ее близких. А вы, чтобы от них подозрение отвести, дядю моего чуть на дыбу не отправили. Он ведь из-за камешка этого от Ивана сбежал.

– Нашел о чем тужить. Теперь он при Рюрике первый советник, – криво усмехнулся мой собеседник.

Наши пререкания были прерваны самым неожиданным образом.

– Не такая уж она и тяжелая, – крутя в руках шапку Мономаха, объявил Сергей. – Крыжацкий шлемак – и то тяжелее.

С этими словами он водрузил царский венец себе на голову.

– Не сме… – предостерегающе закричал Порай, но было поздно.

Лицо друга мучительно исказилось, как будто голову его сжали раскаленными клещами.

– Ой-й-й! Еханый бабай! – выдохнул он, едва не теряя сознание.

Подскочивший Никита резким движением сорвал «сильнодействующий» головной убор с покрытого испариной чела.

– Куда башку суешь, олух?!

Очевидно, Сергей не слышал этих слов. Он сидел на полу, ощупывая голову руками, точно проверяя, вся ли она в наличии.

– Шо это было?

Я подал ему руку, помогая встать.

– Это я у тебя хотел спросить.

– Улет! Представь, шо тьма-тьмущая людей, зверей, нечисти всякой наперебой горланят тебе на ухо о своих делах и проблемах. Так вот лучше уж на стреляющей пушке вздремнуть. – Он еще раз ощупал свою ударопрочную голову. – Мозги всмятку!

С осторожностью, точно мину, Лис возвратил заветный венец под замок и, вернувшись, спросил Никиту:

– И шо, цари такое носят?

– Для того, чтобы ТАКОЕ носить, – в тон ему ответил государев брат, – сызмальства готовиться надобно, да и то без толку, если в жилах твоих царской крови нет. И надевают они ее только в особливых случаях, а не для красы на всякий день. Сказывают, Ивашка по малолетству венец сей на головенку напялил, с тех пор умишком и повредился. Ты правильно разгадал, – повернувшись ко мне, продолжил он, – князь Бельский тогда камень этот отсель изъял. Только не корысти для, а дабы царенок несмышленый вовсе рассудок не утратил.

– Да-а, – усаживаясь на табурет, резюмировал Лис. – Как говорят заморские заморыши – не по Хуану сомбреро.

Но стоило ему усесться, как ножки табурета, до того казавшиеся непоколебимо устойчивыми, разъехались, вновь роняя Сергея на пол.

– Блин, – выругался он. – Не стоило Бабая поминать…

Пир громыхал если не на весь мир, то на пол-Москвы – точно.

– Тише! – поднимаясь из-за уставленного яствами стола, крикнул Рюрик.

– Тихо, тихо, – во все горло закричали придворные, распугивая шумом кремлевских ворон.

– По зрелому разумению, – наконец, дождавшись тишины, заговорил Рюрик, – решил я, что негоже хозяину быть без хозяйки, а царю русскому без царицы. А посему – при вас при всех, людях моих ближних, нарекаю супругой моей и царицею княгиню Софью, дщерь Федора Бельского.

Глава 29

Якоб Гернель критически оглядел меня со всех сторон.

– Увы, мой мальчик. Это не Париж и даже не Лондон. Шить здесь не умеют.

Я скосил глаза, пытаясь разглядеть то, о чем говорил дядюшка. Мой торжественный наряд, предназначенный для участия в завтрашней коронации, по блеску шитья и сиянию яхонтовых пуговиц был пределом мечтаний какого-нибудь вождя дикарского племени. Я привык к одежде менее броской, но эпоха не разделяла моих взглядов.

– Сам погляди, – продолжал между тем лорд Баренс, – под мышкой морщит, по бокам топорщится. К тому же, как мне кажется, алый цвет тебе не очень к лицу. И фигура подкачала.

Я невольно оскорбился. Быть может, я и не готов был выступать на конкурсе «Мистер Олимпия», но телосложение имел атлетическое и вполне мог им гордиться, о чем и не замедлил уведомить своего придирчивого «родственника».

– Твоя мускулатура нужна на поле боя. А здесь, среди людей знатных, особо ценится дородность. Вот скажи, где твое брюшко?..

Я был вынужден согласиться, что данный атрибут высокого положения мною еще не приобретен.

– С этим надо бороться, – развивал свою мысль царский советник. – Можно, конечно, что-нибудь подложить… Но попробуем по-другому. Оденем-ка на опашень соболью шубу. Сходи погляди в моем гардеробе. Может, там найдется что-нибудь пристойное…

Он еще раз критически оглядел мою фигуру:

– Нет, этому закройщику положительно нельзя позволять шить ничего, кроме саванов.

Я нехотя повиновался. Идея скинуть десяток фунтов, напялив на себя целый шкаф драгоценных одеяний, отнюдь не радовала. При том, что во всем, что касалось моды и стиля, авторитет лорда Баренса был незыблем. Где бы и когда бы он ни работал, его наряды были верхом совершенства и образцом безукоризненного вкуса. Сейчас мне предстояла нелегкая задача подобрать что-либо подходящее из того множества костюмов, которые хранились в его гардеробной комнате.

Но стоило углубиться в это занятие, как за стеной послышался скрип открываемой двери и удивленный голос дядюшки.

– Ты? Но почему в таком виде? Что-то случилось?

Я было насторожился, но прозвучавший ответ расставил все на места. Гостем Якоба Гернеля был Никита.

– Вот, зашел проститься, – проговорил он. – Хорошо, что вы один.

Бывший опричник заблуждался, но, поскольку дядюшка не бросился его разубеждать, я счел за лучшее не привлекать внимание к своей персоне.

– Ты едешь по приказу Рюрика?

– Это для прочего крещеного люда он царь. Мне же – брат меньшой, – отозвался Порай. – И не ему мне указы давать, когда и куда ездить. Он-то меня при себе удержать хотел, да я не пожелал.

– И куда теперь?

– Нынче на Яжий остров – со старцем потолковать да злой дурман из головы повыветрить. А затем в Новгород – воеводой-наместником, границу ливонскую на замке держать. А то ведь рати наши в тамошних землях пошалили, народ раззадорили. Так что того и гляди ливонцев копьями привечать надо будет.

– Неужто и коронации не дождешься?

– И ждать не буду. Вот зашел к тебе повиниться, а там и в путь.

– Повиниться передо мной? В чем же?

– Нешто племянник твой ничего не сказывал?

– О чем ты говоришь?

– О камне алом из царского венца. У меня он был все это время. Я о нем сызмальства знал. История старая, коли время есть – поведаю.

– Да уж сделай одолжение. – В голосе Джорджа Баренса звучал неподдельный интерес.

– Сам знаешь, шапка мономашья силу имеет великую. Всякому-якому надевать ее – так недолго и без топора головы лишиться. Но и тому, кто из царского корня происходит, пред тем, как на чело ее возложить, великую науку превзойти должно. Иным же смертным познать ее не дано. Для научения истинного государя при шапке хранители приставлены, числом трое. Как сам ведаешь, Иван, сын Глинской, не от царя рожден. И когда пришла она за венцом царским, ей о том в глаза сказано было. Та осерчала, да в гневе хранителей велела жизни лишить. О том, что из-за шапки с Иваном приключилось, мы уже прежде говаривали. А вот что далее было, я не сказывал.