Закон Единорога, стр. 90

– Почему? – изумился я, вспоминая те высокопарные комплименты, которые Анри де Мерета днем расточал неизвестной ему самому прекрасной даме.

– Потому что в «любовных правилах» записано: «Не пристало любить тех, с кем зазорно домогаться брака», – жестко процитировала баронесса Шангайл, усаживаясь на ложе.

– Что-то я не понял… – возмутился я, чувствуя, как семейная гордость королевского рода Камдилов начинает закипать во мне. – Захудалому лангедокскому барону, в чьих владениях ворона не может сесть, чтобы не попасть на землю соседа, зазорно добиваться брака с вестфольдской принцессой?

– Не смей о нем так говорить! – гневно вскричала Инельга, тряхнув волосами, отчего они рассыпались по плечам. – Опоясанному рыцарю не пристало добиваться брака с опоясанным рыцарем, – горестно завершила она.

Я прикусил язык. Смотреть на эту проблему с такой точки зрения мне не приходило в голову. Немного помолчав, я положил руку на плечо моей сестры.

– Послушай. Завтра утром я с Рейнаром и Сэнди, вняв твоим настойчивым требованиям, отправляюсь в Монсегюр. Ты ранена, и поэтому тебе есть полный резон остаться здесь денька на два-три. Возможно, он не настолько глуп, как кажется на первый взгляд.

Инельга возмущенно дернулась, пытаясь протестовать, но я сделал останавливающий жест.

– Сиди! Плечо твое еще не зажило. Я надеюсь, наш любезный барон отойдет от того шока, в который повергло его твое появление в женском наряде. А потом видно будет… Сейчас лежи, выздоравливай; почувствуешь себя лучше, бери своего ненаглядного барона и езжай в Монсегюр – я буду ждать тебя там. Полагаю, конная прогулка пойдет вам обоим на пользу.

– Ты не смеешь так говорить! – прервала меня оскорбленная девушка. В глазах ее опять заблестели слезы. – Завтра же я еду вместе с тобой. Я не останусь в этом замке ни минуты!

– Ничего подобного, – холодно возразил я. – Ты будешь находиться здесь, покуда не заживет твоя рана. Прекрати вести себя как малое дитя! Если ты рыцарь, сражайся за любовь… Как там сказано в этих дурацких «правилах»: «Только доблесть всякого делает достойным любви»?

Инельга бешено швырнула в меня вышитую подушечку. Я меланхолично отбил ее «снаряд» в угол.

– Я не хочу сейчас быть рыцарем! – выкрикнула она. Мне было очень жаль сестру, но сейчас жалость ей была противопоказана. Как говаривали у нас, «клан кланом вышибают».

– А если ты прекрасная дама, то сиди и жди, пока твоему кавалеру не заблагорассудится прислать тебе письмо, полное куртуазного бреда. Все! Спать. – Я поднялся и направился к двери.

– Ты же знаешь, я все равно поеду с тобой, – упрямо сказала Инельгердис, и в глазах ее зажегся знакомый мне огонек.

– Не думаю, – пожал плечами я, выходя из комнаты. – Без коня и доспеха тебе будет тяжело сделать это.

Тщательно заперев дверь, я направился в свои покои.

– Виконт вызывает Капитана! – неожиданно раздался полузабытый голос моего «стаци» на канале связи.

– Привет, Крис! – Я искренне обрадовался. – Давно тебя не слышал.

– Зато теперь будет случай меня повидать, – заверил меня де Монгийе. – Шеф велел отправить тебе в Тулузу гонца с письмом. Кстати, он очень доволен твоей выходкой с королем Филиппом, – хохотнул Виконт.

– Спасибо, – скромно отозвался я. – Так что в письме?

– Де Жизор просит тебя спешно прибыть в замок Монсегюр с каким-то там наследником.

– О Боже!.. – вырвалось у меня.

– В смысле? – не понял Кристиан.

– Заверь своего начальника, что завтра ввечеру я буду в этом проклятом Монсегюре.

Глава тридцатая

И всякий, кто считает, что ему понятны дела рук Господних, тоже глуп.

Боконон

Открывающаяся с верхней площадки донжона замка Монсегюр панорама поражала воображение. Долина была заполнена народом. Всюду, куда достигал взор, виднелись шатры, над которыми развевались знамена разнообразнейших расцветок с эмблемами едва ли не большей части христианского рыцарства. Невольно создавалось впечатление, что перед нами – огромный лагерь строителей Вавилонской башни. Что и говорить, место, выбранное для второй попытки восшествия на небеса, было весьма удачным. Оставалось лишь немного надстроить донжон, возвышавшийся на этом горном хребте, и стаи низко летящих ангелов стали бы цеплять зубцы башни своими крыльями…

– Давно они тут? – прикрывая ладонью глаза от слепящего солнца, спросил я стоящего рядом де Жизора. Серые брови грозного старца сошлись над переносицей.

– Смотря кто… Де Монфор прибыл утром вчерашнего дня, войско Брайбернау – к вечеру…

– Имперскими войсками командует Брайбернау? – удивился я.

– Да… – вздохнул де Жизор. – Войска Йогана Арелатского пошли войной на Арагон. Тайный соглядатай сообщил, что принцесса Лаура-Катарина Каталунская находится здесь, в Монсегюре. – Ги де Жизор уважительно взглянул на меня. – Кстати, вы хорошо придумали – отправить принцессу именно сюда. Несмотря на то что мы окружены сейчас со всех сторон врагами, твердыня Монсегюра, пожалуй, самое безопасное место в здешних краях… Так вот, – продолжал он, – граф Брайбернау прислал парламентера с требованиями своего сюзерена о выдаче наследницы арагонского престола.

– Кажется, я знаю ответ, который получил этот несчастный, – пробормотал я.

Де Жизор удовлетворенно кивнул.

– Карл-Дитрих, похоже, также не сомневался в его содержании. Вместе с официальной грамотой арелатского короля он прислал записку лично от себя, где извиняется за вынужденную неучтивость.

– Подозреваю, что де Монфор тоже прислал своих гонцов, – предположил я.

– Разумеется, – безразлично отозвался иерарх. – Он, в свою очередь, требовал выдачи прибывшего сюда намедни графа Тулузского с вассалами. Это уж было совсем нелепо, – пожал плечами старик. – Право слово, от Симона я такого не ожидал… Выдать сюзерена земель, на которых находится этот замок! Кто бы после этого стал иметь с нами дело? Известно же, что каждый, находящийся во владениях тамплиеров, имеет право на убежище.

– И что вы ответили ему? – поинтересовался я.

– Мы отослали во французский лагерь грамоту, подписанную королем Филиппом, в которой повелевается королеве, принцу Людовику и всякому дворянину, состоящему в их окружении, немедля возвращаться во Францию под угрозой обвинения в государственной измене.

Я присвистнул. Король Филипп Август времени зря не терял. Хотя, похоже, не особо собирался придерживаться нашего договора.

– Мессир Вальдар, вы прекрасно потрудились во славу нашей церкви. Благодаря вашим усилиям мы лишились могущественного врага и приобрели могущественного друга, – торжественно выпрямившись во весь свой немалый рост, изрек Ги де Жизор.

– Благодарю вас, монсеньор, – я склонил голову в знак признательности. Несмотря на то что мои действия не были направлены к вящей славе Господней, мне была приятна похвала этого достойного старца.

– Так все же, как отреагировал граф де Монфор на угрозу короля? – спросил я.

– Он от имени королевы объявил короля Филиппа самозванцем, – вновь нахмурился де Жизор, устремляя свой взор на две армии, стоящие внизу, – и ответил, что не знает другого короля французов, кроме Людовика VIII.

– Значит, все-таки война, – констатировал я.

– Тут все не так просто, – пояснил мне верховный иерарх. – Королева Элеонора ведет крестовый поход против альбигойской ереси, объявленный Папой Иннокентием III. Но если Филипп Август будет настаивать на прекращении войны, он очень скоро может быть вновь подвергнут интердикту. Так что скорее всего некоторое время король будет спокойно терпеть измену у себя под боком. А пока он будет собираться с силами, силы королевы в ходе боев непременно уменьшатся.

– Да… – прибавил я. – Но победы де Монфора прибавят весу имени Людовика…

Мы замолчали. Глава Церкви Святого Грааля пронзительно взглянул на меня, и в глазах его загорелся неукротимый огонь.