Кошка колдуна, стр. 66
Катя
Звездолет «Ясный сокол» отважно бороздил просторы далекой галактики, кесаревна Лилея строила авансы небесному кормчему Одинцу-хану, богатырь Лука Небеснохожий страдал по заблудшему папаше, впавшему в ересь, а Черный Кесарь злобных ситхов не без помощи Алатырьской Силы грозил всему Божьему миру локальным апокалипсисом. Короче, сюжет классической трилогии в моем вольном изложении едва перевалил на третью серию, вечер близился, в горле пересохло, а Диху все не возвращался.
Впрочем, комментарии Прошки добавляли в рассказ комизма. Оценки юного новгородца заставили бы возрыдать самого маститого критика.
– Ох, и горазда же ты, Катька, языком молоть! – восхищался маленький Зрец. – Ох, и занятная побасенка! Это ж надо – червячья жаба говорящая! Чего только люди не придумают!
К слову, Жаба-гад оказался чуть ли ни единственным элементом фантастики, который Прохор с ходу определил как выдумку. Ни чудесные способности Звездных Богатырей-джедаев, ни световые мечи, ни происки ситхов парнишку не смутили. А звездолеты и роботы вообще вызвали понимающие кивки, дескать, да-да, вскорости и мы сподобимся такое сладить, дай только срок.
– А сноровист этот Лука оказался в Орфеевой Силе!
– В какой-какой? – Мне показалось, что я ослышалась.
– В Орфеевой, – снисходительно разъяснил мальчик. – Черный Кесарь-то Алатырьской Силой баловался, а Старец Увибан Луку в Орфеевой наставлял… Погодь, да ты, видно, об Орфее-гусляре не слышала?
– Слышала, – сдавленно призналась я. – Кое-что. Ты, Проша, напомни мне, а то я запамятовала.
– Орфей-гусляр муж был знатный, из эллинов, – назидательно просветил боярыч. – Жил, правда, давнехонько, еще до Рождества Христова. Зверей диких усмирял чудными песнями и людей лихих тоже. От него и Сила Орфеева пошла, чтобы, значит, дикий нрав смирять и властью мудрого слова повелевать материей и душой человечьей. Они, мастера эти, так и звались – орфики. Но поскольку были они все до единого поганые язычники, так и не всегда у них ладилось. Зато как свет Христовой веры Орфееву Силу освятил, так и стали крещеные орфики в большом почете. Только редки они больно, на тьму Зрючих хорошо, если один орфик народится. И почти все схимники, по скитам да пещерам сидят, потому как очень уж велика власть Орфеевой Силы над людьми, и без Божьей воли никак с ней не совладать. Ну, а что далее-то было? Доскажи уж, Кать, не томи! Больно уж узнать охота, выручил Лука кесаревну и Одинца-хана из жабьей неволи али нет?
Но не судилось юному Айвэнзу утолить любопытство. Одинец-хан, кесаревна Лилея и Лука Небеснохожий застряли на летучей ладье Жабы-гада, потому что вернулся Диху.
Сид молча стряхнул на пол мокрый плащ, затем мантию и завалился на кровать, вытянув ноги в сапогах – грязных, между прочим! – на покрывале. Я вздохнула. С подметок сидовой обуви капало.
– Слышь, – шепнул Прошка, больно пихнув меня в бок. – Катька… тьфу ты, Килху! Вот бесовское имечко, язык сломать можно. Иди, обиходь господина, а то он тут разведет грязюку, как в свинарнике.
– Поучи меня! – огрызнулась я. Рука сама взметнулась, чтобы наградить советчика подзатыльником, но Прошка увертлив был, видно, опыт сказывался.
Но делать нечего, пришлось вставать и идти обихаживать.
– Корабль будет завтра, – устало буркнул сид, когда я, стащив с господина сапоги, накинула край покрывала ему на ноги. – Не шумите. Я ворожил, мне нужен отдых.
– А…
– Ужинать не буду. – Лугов сын одним движением завернулся в покрывало, как в кокон, и я обнаружила, что свои возгласы адресую его затылку. – Вниз не спускаться; еду вам принесут, горшок вынесут.
– Мне бы в баню… – рискнула я позвать еще раз, пока сид не заснул.
По чести сказать, в баню надо было не только мне. От Прохоруса тоже уже потягивало козликом – подросток же, а в пубертате все такие, ароматные, хоть нос затыкай.
– Дело говоришь, – согласился Прошка и поскреб пятерней макушку. – А ежли на ладью к завтрему, да потом еще сколько плыть…
– Богиня! – простонал Диху, приоткрыв глаза. Выражение лица у него при этом было… Да, именно так обычно смотришь на кошек, когда эти хвостатые бестии с утра пораньше будят тебя требовательным мявом: «Двуногий, дай пожрать! А еще наполнитель поменяй, а то гадить некуда!»
– Не беспокойся, пожалуйста, – усовестилась я и потянула боярыча за рукав подальше от сидова ложа. – Мы как-нибудь сами управимся. Может, все-таки можно нам выйти хоть во двор, а? Хоть у лошадиной поилки обтереться, и то полегче бы стало.
– Ночью, – отрезал Диху, снова зарываясь в постель. – После заката. А теперь оставьте меня оба, иначе…
Что там будет «иначе», я решила не выяснять. Прошка открыл было рот, но тут я не промахнулась: вразумляющий подзатыльник вышел внезапным и увесистым, мальчишка зашипел на меня, потирая шею, но послушно притих. Педагогические методы времен Домостроя, оказывается, не так уж и плохи. Прямая зависимость роста авторитета от количества зуботычин прослеживалась очень четко.
«Закон курятника, – мысленно вздохнула я. – Как всегда, как везде».
Мир как мир, время как время, и сама не заметила, как начала вживаться. Еще немного, и…
Я испуганно оборвала собственные мысли. Никакого «вживаться»! Никакого привыкания! Я тут ненадолго. Пролетом. Ясно?
Себя-то одернула, но вот вняло ли мироздание – вот в чем вопрос…
Глава 12
«Я дерусь, потому что дерусь!»
Катя
Думаете, Диху забыл про наши с Прошкой слезные просьбы об устройстве помывки? Как бы не так, не забыл. И даже исполнил, вот только, как это водится у сидов, совсем иначе, чем я думала. Магия облегчает жизнь, кто бы спорил. Но только самому колдуну, а не его подопытным объектам.
Нет, в лошадиную поилку Диху меня головой макать не стал, хотя внутренне я готовилась именно к такому развитию событий. Успела же изучить крутой нрав «дедушки в степени n+1». Но, как выяснилось, изучила плохо. Или просто сиды такие… непредсказуемые.
Выспавшийся и бодрый Диху изволил покинуть ложе сразу после заката. И тут же принялся нас подгонять.
– Собираемся, собираемся, – шипел сид. – Бодрей! Веселей!
– «Бодры» надо говорить бодрее, а «веселы»…
– Веселее! – оборвал мое ворчание сид. – Пошевеливайтесь! Корабль не станет ждать.
– Эт мы прям ночью на корабль, что ли? – изумился Прохор. – Это что ж за ладья такая? Какой же корабль заполночь отчаливает?
– Какой-какой… – пропыхтела я, утрамбовывая наши пожитки (и зачем только распаковывали?) по дорожным мешкам. – Летучий Голландец!
Сказала и пожалела. И вовсе не потому, что парнишка тут же насел с расспросами, что это за голландец такой, и впрямь, что ли, летает? Просто Диху промолчал и глянул с усмешкой. А это, как чуялось мне копчиком, дурной знак.
С другой стороны, откуда здесь взяться зловещему фрегату капитана Ван дер Деккена, если до рождения шкипера-богохульника еще добрых полторы сотни лет? Нет и не будет в ближайшем столетии у причалов Выборга никаких голландцев, ни летучих, ни плавучих. Так что выбор из кораблей-призраков у нас невелик. Разве что Нагльфар причалит в заливе Салакка-Лахти и возьмет нас на борт?
– Думай потише, эмбарр! – шикнул на меня Диху. – Не накликай! С теми, кого ты помянула в мыслях, даже мне встречаться не с руки.
Опаньки. Я притихла и помалкивала почти всю дорогу, лишь отмахивалась от любопытного Прошки. Меня, конечно, тоже догадки грызли, и я все пыталась припомнить, что там в скандинавских, ирландских и прочих североевропейских легендах есть насчет кораблей? Если Нагльфар отпадает, то… Но в голову почему-то упорно лезли «серые корабли из Серых Гаваней». Эти мысли Диху, конечно, тоже подслушал и коротко хрюкнул от смеха. Напрашивался вывод, что и Кирдан Корабел у штурвала нам тоже не светит. Тогда остается либо Скидбладнир, корабль асов, либо какая-нибудь волшебная ладья сидов, причем второе, учитывая происхождение самого Диху, наиболее вероятно, так?