Проклятая игра, стр. 79

Перед ней накалилась плитка, горела спираль. Воздух над нею дрожал. Теперь она вспомнила, и память прогнала сонливость. Она протянула руку к теплу.

«Не делай этого, – советовал голос в ее голове. – Ты только причинишь себе боль».

Но она лучше знала. Дрема в его руках была опасней, чем любая боль, которая возникнет через несколько мгновений. Жар был неприятный, хотя кожа находилась все еще в нескольких дюймах от его источника, и в какой-то отчаянный миг ее сила воли не выдержала.

«У тебя останется шрам на всю жизнь», – сказал Европеец, чувствуя ее сомнения.

– Оставь меня.

«Я просто не хочу видеть твою боль, малыш. Я слишком люблю тебя».

Эта ложь послужила стимулом. Она отыскала в себе еще живую унцию мужества, подняла руку и вдавила ее, ладонью вниз, в электрическую спираль.

Европеец вскрикнул первым: она услышала, как взвился его голос за секунду до того, как начался ее собственный крик. Она отдернула руку от плитки, когда в ноздри ударил запах паленого мяса. Мамулян уходил из нее; она ощущала его отступление. Облегчение наполнило все ее тело. Затем боль захватила ее, и наступила темнота. Она совсем ее не боялась. Это была совершенно безопасная темнота. Его в ней не было.

– Ушел, – сказала она, и лишилась сознания.

Она пришла в себя меньше чем через пять минут, и ее первым ощущением было, что она держит в кулаке кучу лезвий.

Она медленно прошла к кровати, положила на нее голову и сидела так до тех пор, пока полностью не восстановилось сознание. Когда она почувствовала в себе достаточно сил, то поглядела на руку. Рисунок кольца был выжжен на ладони очень ясно – спиральная татуировка. Она встала и пошла к раковине, чтобы сунуть руку под холодную воду. Это как-то уменьшило боль; повреждение оказалось не столь серьезным, как она думала, хотя этот чертеж и останется на долгие годы, рука побывала на плитке едва ли секунду или две в тесном контакте с кольцом. Она обернула ее одной из футболок Марти. Затем вспомнила, что где-то читала, ожога надо оставлять незакрытыми, и снова разбинтовала руку. Изнуренная, она легла на кровать и стала ждать Март, который принесет ей берег блаженного острова.

59

Ребята Преподобного Блисса оставались в задней комнате на первом этаже дома по Калибан-стрит, пребывая в своих мечтаниях о водной смерти, еще на добрый час. За это время Мамулян отправился на поиски Кэрис, нашел ее и был прогнан. Но он открыл ее местонахождение. Более того, он подобрал сведения о том, что Штраусс – тот, кто столь глупо вел себя в Убежище, – теперь ушел за героином для девушки. «Самое время, – подумал он, – перестать быть таким жалостливым».

Он чувствовал себя, как побитая собака: все, чего он хотел, это лечь и умереть. Сегодня, казалось, – особенно после такого искусного избавления девушки от него, – что он ощущает каждый час своей долгой, долгой жизни в мышцах. Он посмотрел на свою руку, которая все еще болела от ожога, полученного через Кэрис. Может быть, девушка поймет наконец, что все это неминуемо. Что последняя игра, а которую он собирается вступить, более важна, чем ее жизнь или жизнь Штраусса, или Брира, или этих двух идиотов из Мемфиса, которых он оставил грезить двумя этажами ниже.

Он спустился на один пролет и зашел в комнату Брира. Пожиратель Лезвий лежал на матрасе в углу с изогнутой шеей и пронзенным животом, уставившись вверх, как рыба-лунатик. У самого матраса бормотал свои глупости телевизор, стоявший так близко из-за того, что зрение Брира почти потерялось.

– Мы скоро уходим, – сказал Мамулян.

– Вы нашли ее?

– Да, нашел. Место называется Брайт-стрит. Дом, – он, казалось, нашел эту мысль весьма забавной, – выкрашен желтым. Второй этаж, я думаю.

– Брайт-стрит, – произнес Брир мечтательно. – Мы пойдем и найдем их там?

– Нет, не мы.

Брир повернулся немного к Европейцу, он скрепил свою сломанную шею самодельной шиной, и это затрудняло движения.

– Я хочу видеть ее, – сказал он.

– Прежде всего, ты не должен был позволять ей уйти.

– Он пришел, тот, из дома. Я говорил вам.

– О, да, – сказал Мамулян. – Насчет Штраусса у меня тоже есть мысли.

– Мне найти его для вас? – сказал Брир. Прежние мечтательные картины казни пронеслись в его голове, такие же свежие, как и в книге о жестокостях. Одна или две были ярче остальных, как будто они были ближе к исполнению.

– Не нужно, – ответил Европеец. – У меня есть два жадных прислужника, которые желают сделать что-нибудь.

Брир помрачнел:

– Что могу сделать тогда я?

– Ты приготовишь дом к нашему отбытию. Я хочу, чтобы ты сжег все, что у нас здесь есть. Я хочу, чтобы все было, как будто мы не существовали, ты и я.

– Так конец близок?

– Теперь, когда я знаю где она, – да.

– Она может сбежать.

– Она слишком слаба. Она не может двигаться, пока Штраусс не принес ей порошок. И, конечно, этого он никогда не сделает.

– Вы собираетесь его убить?

– Его и любого, кто станет на моем пути с этого момента. У меня больше нет сил для жалости. Жалость была моей слишком частой ошибкой – я позволял невинным убегать. Ты получил указания, Энтони. Займись делом.

Он покинул зловонную комнату и спустился вниз к своим новым агентам. Американцы почтительно встали, когда он открыл дверь.

– Вы готовы? – спросил он.

Светлый, который был более податлив с самого начала, снова начал выражать свою неуемную благодарность, но Мамулян заставил его умолкнуть. Он дал им обоим приказ, и они получили его, как будто на распределении сладостей.

– Ножи на кухне, – сказал он, – возьмите их и пользуйтесь на здоровье.

Чэд улыбнулся.

– Вы хотите, чтобы мы убили и жену тоже?

– Потоп не имеет времени выбирать.

– Полагаю, что она не греховна? – сказал Том, не совсем понимая, почему ему пришла в голову такая глупая мысль.

– О, она греховна, – ответил мужчина, его глаза заблестели, и этого было достаточно для ребят Преподобного Блисса.

Наверху Брир с трудом поднялся с матраса и похромал в ванную, поглядеть на себя в треснувшем зеркале. Его раны давно перестали сочиться, но выглядел он ужасно.

– Побриться, – сказал он самому себе. – И сандалового дерева.

Он боялся, что сейчас все закрутится так быстро, что если он не будет настороже, то его просто исключат из расчетов. Настало время действовать ради себя. Он найдет чистую рубашку, галстук и пиджак, а затем пойдет флиртовать. Если последняя игра столь близка, что уже необходимо уничтожать все свидетельства, тогда ему надо поторопиться. Лучше закончить роман с девушкой до того, как она отправится по пути всей плоти.

60

Чтобы пересечь Лондон потребовалось определенно больше трех четвертей часа. Огромный антиядерный марш был в разгаре: различные части его основного тела собирались по всему городу, и затем громадной массой двигались к Гайд-парку. Центр города, по которому всегда было трудно двигаться, сейчас был настолько заполнен манифестантами и остановленным транспортом, что оказался совершенно непроходимым. Ничего этого Марти не знал, пока не оказался в самой давке, а к тому времени отступить и объехать уже не представлялось возможным. Он проклинал свою невнимательность: наверняка были полицейские знаки, предупреждающие въезжающих автомобилистов о заторе. Он ни одного из них не заметил.

Теперь, однако, делать было нечего, разве что покинуть машину и идти пешком или поехать на метро. Ни один из этих вариантов его особенно не привлекал. Подземка, должно быть, забита, а прогулка по сегодняшней обжигающей жаре слишком утомительна. Ему был нужен тот маленький резерв сил, который пока оставался. Он жил на адреналине и сигаретах, и жил слишком долго. Он ослаб. Единственная надежда – напрасная надежда – была на то, что и противник слаб.

Только к середине дня он достиг дома Шармейн. Объехал весь квартальчик, выглядывая место для стоянки, и наконец нашел незанятое пространство рядом с углом дома. Его ноги противились – стена впереди была не особенно привлекательна. Но Кэрис ждала.