Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы), стр. 85
Федя слышал, как простучала каблуками секретарша, затем послышались тяжелые шаги Хозяина. Чтобы не стоять в умывальнике дурнем, он вымыл руки, вытер их платком и вышел в коридор. В приемной натянул на лицо дежурную улыбку, кивнул секретарше и прошел и кабинет к начальнику, чувствуя в своей спине штык ее недовольного взгляда.
Хуснутдинов при виде Внучека сделал озабоченное лицо.
— Уже в курсе, — сказал он. — Как сглазили…
«Сглазил, сглазил», — подумал Федя, но вслух подыграл Хуснутдинову, что-то невнятно бормотнув. Хотя видел, что все случившееся Хозяину до лампочки. «Союзжелезобетонконструкция» была его субподрядчиком, и все, что там творилось, мало трогало его. Это им, субчикам, придется отвечать за случившееся.
Хуснутдинов прошел к двери, удостоверился, что она прикрыта достаточно плотно, и вдруг спросил у Феди, как будто тот был у него начальником участка:
— Есть что-нибудь новенькое?
Надо было ставить Хозяина на место, и Федя усмехнулся так, чтобы тот понял всю фальшь вопроса.
Однако Хуснутдинов не смутился, а если и смутился, то чуть-чуть, не такой он мужик, чтобы какой-то пацан из КГБ мог его смутить. А Федя стал развивать тему:
— Случай, конечно, прескверный, но он может быть еще неприятнее, если мы не подойдем к нему по-человечески. Ребята, что разбились, до сих пор лежат в трубе, и никто, кроме вас, Шариф Шафутдинович, не может дать команду на выезд грузовика. Даже завгар. Странно все это. Машины и днем, и ночью используются шоферами для своих надобностей, но стоит зайти речи о бесплатном рейсе, как все становятся принципиальными…
— Не может быть, — сказал Хуснутдинов и снял трубку телефона.
Да, его не зря зовут Хозяином. Минута ему понадобилась, чтобы дозвониться до гаража, найти завгара, оттянуть последнего последними словами, среди которых «мудак» было самым мягким, и решить проблему с грузовиком. После этого он положил трубку на рычаг, подмигнул Внучеку и сказал:
— Вот так собак стригут: за хвост и палкой…
— Но это еще не все, Шариф Шафутдинович, я думаю, что наш с вами долг сделать все необходимое для отправки и похорон. Все они командированные. С этим и раньше-то проблема была, а уж теперь…
В Хуснутдинове проснулся дух противоречия. — А мы тут при чем? Это дело субчиков. У них свое начальство в Н-ске.
— Даже если все их начальство приедет сюда, без вас им не справиться, — подбросил Хозяину очередного леща Федя. — Конечно, все это нужно сделать из человеческих соображений, но и… Вы же понимаете, полгода назад мы с вами говорили, что у нас не Швейцария, где после митинга или какой-нибудь акции протеста все идут в закусочную пить пиво и закусывать сосисками. У нас пива нет, сосисок тоже, а вот водки навалом…
— Понял, понял, — сморщился Хуснутдинов, и Федя не стал продолжать, хотя сделать это стоило бы.
В октябре прошлого года в СМУ пять дней не выдавали зарплату: в банке не было денег. Потом какую-то сумму нашли, и главбух, чтобы не очень утруждать своих работников перерасчетами, решил выдать не всем по ползарплаты, а полностью, но выборочно. И, конечно, первыми ее получили конторские и постоянный состав. Командированным и спецконтингенту денег не хватило, а им, если верить их лидерам, деньги были нужнее, чем кому-либо.
Возник конфликт, который можно было мирно разрешить, но пришедшие к главбуху представители командированных и «условников» не были им приняты. Все это закончилось дракой, переросшей в массовые беспорядки, в ходе которых были разгромлены контора и общежитие спецкомендатуры. Стройка остановилась на три дня. Главбух срочно лег в больницу. Хуснутдинов потребовал наряд милиции для охраны собственной персоны, а с его водителя на несколько дней слетела маска обычной наглости.
Федя знал о зреющих беспорядках и просил Хуснутдинова либо вообще не выдавать зарплату, либо выдать всем по половине. Но Хозяин так не сделал и был наказан, и с той поры, как всякий неглупый человек, стал прислушиваться к намекам Внучека: какой же начальник откажется от собственной выгоды.
— Я позвоню? — спросил Федя.
Хуснутдинов с готовностью кивнул: ему не хотелось развивать тему прошлогодних беспорядков.
Федя позвонил в отделение и попросил шефа прислать за ним машину.
— Возьми мою, — сказал Хуснутдинов, одним ухом слушавший его.
— Нет, — ответил Внучек, — мне еще в одно место заехать надо.
— A-а, тогда, конечно, — произнес Хозяин и уткнулся в бумаги.
Федя, однако, хитрил, некуда ему было заезжать. И от машины Хуснутдинова он отказался вовсе не из-за неприязни к его водителю. Федя решил использовать время, пока будет ждать машину, для визуального контакта с Кондратьевым.
Почти одновременно с отделенческим «Уазиком» на дороге показались трое. Шеф назвал бы их маленькими начальниками. К таковым он относил инженеров, пребывающих на рядовых должностях, не имеющих своих машин, вкалывающих день и ночь на участках и даже в конторе появляющихся только ради планерок и получения зарплаты. Одним из троих был Кондратьев. Он, конечно, заметил спичку в зубах у капитана — визуальный контакт состоялся.
3
— Ну как, рука супостата не просматривается? — спросил шеф, когда Федя появился в отделении.
— Просматривается, — ответил Федя. — Один у нас супостат — мы сами.
— Да, — многозначительно подтвердил шеф, — в этой стране главный супостат — раздолбайство, а раздолбай — враг номер один.
— И долболоб тоже, — добавил Федя, имея в виду совсем не то, что имел и виду шеф, и думая, что почти все перестали говорить «у нас», «в нашей стране», а модно стало говорить «в этой стране», и все, от Президента до райкомовского инструктора, говорят именно так.
— Однако с этим супостатом мы справиться не можем: раздолбайство в этой стране вечно, — сказал шеф и, помолчав, добавил фразу Шелленберга из «Семнадцати мгновений весны», которую повторял по три раза на дню: — Оно бессмертно, как бессмертен в этом мире сыск…
Шеф еще о чем-то говорил. Он был в прекрасном настроении, видимо, успел доложить в управление о происшествии первым.
Федя слушал его вполуха, так как боялся прозевать звонок в своем кабинете. Он специально оставил там дверь открытой, а дверь кабинета шефа не закрыл. Дверь кабинета секретарши также была открыта, и оттуда доносились обрывки разговора Раисы Михайловны с одной из многочисленных подруг. Вообще-то раньше подруг было еще больше, но времена изменились, и уже не престижно дружить с сотрудниками КГБ.
Звонок Федя все же прозевал, в кабинете было тепло, не дуло, и он закемарил после полубессонной ночи.
— Федор Степанович, — раздался над ухом ехидный голос шефа, — спать будете дома. У вас телефончик…
Внучек бросился в свой кабинет и снял трубку, но это был не Кондратьев — это звонила жена.
— Почему не выключил ночник в коридоре? — спросила она вместо приветствия. — А счетчик, между прочим, крутится, как карусель.
— Разве? — только и нашелся наш герой.
— «Разве, разве», — передразнила жена. — Выключать надо. — И положила трубку.
Федя тоже опустил трубку на рычаг, уселся за стол и решил к шефу не возвращаться: с минуты на минуту должен был позвонить Кондратьев. Телефон вновь зазвонил, Федя снял трубку и опять услышал голос жены.
— Наталья, — сказал он, разозлившись, — ты занимаешь линию, я жду звонка…
— Вот и дождался, — сказала Наталья. — Звонка он ждет… Пинаете там с Карнауховым воздух, и только. Он хоть на базу ездит, а ты вообще неизвестно чем занимаешься…
— Наталья, — заорал Федя, — мне позвонить должны. Если тебе нечего сказать, положи трубку!
— Как же, разбежалась. Ты там своими агентами командуй, понял? Недаром о вас в газетах такое пишут…
— А ты их читаешь?
— Читаю.
— Я рад…
Федя не бросил трубку только потому, что Наталье нужно было дать выговориться. Если же разговор прервать, то она будет звонить, пока ей не надоест, и Кондратьеву пробиться к нему будет невозможно. Он молчал, а Наталья, видя, что он перестал сопротивляться, быстро выдохлась и сказала: