Иллюзия «Я», или Игры, в которые играет с нами мозг, стр. 55

Ритм жизни

Этот процесс пробуждения симпатии к тем, кто нас копирует, возникает уже в раннем младенчестве. Сначала это только лицевая имитация. Двигательная система мозга ребенка включается автоматически при наблюдении за движениями других людей. Конечно, репертуар поведения новорожденного сильно ограничен: не так много движений он может совершать по-настоящему самостоятельно. Но на протяжении следующих 12 месяцев возможность копировать других резко возрастает, и макиавеллианские младенцы уже ищут того, кто бы копировал их. Пятимесячные малыши, посаженные в ходунки, позволяющие им бегать, предпочитают приближаться к незнакомцу, который копирует их и действует синхронизированно с ними, а не к тому, кто не реагирует на поведение ребенка [457]. Детей может отталкивать не только недостаток подражания, но его несогласованность. Например, матери с послеродовой депрессией могут быть совершенно безэмоциональными в своих взаимодействиях с ребенком, но при этом иногда взрываются избыточным контактом. Однако двухмесячные младенцы предпочитают более размеренные и гармонично синхронизированные взаимодействия [458].

Синхронность, судя по всему, является важной характеристикой социальных взаимодействий. Очередность значима в беседе, поскольку нельзя говорить и слышать всех одновременно. Необходимо соблюдать очередь в процессе коммуникации. И вновь эти принципы проявляются на ранних стадиях развития. Когда матери кормят грудью своих младенцев, они инстинктивно синхронизируют свои движения и речевое общение с сосательным ритмом малыша, которому свойственны взрывы и остановки [459].

Синхронность и согласованность движений продолжают оказывать влияние на социальные взаимодействия на протяжении всей нашей жизни. Дети должны научиться соблюдать очередь, контролировать свои импульсы и побуждения. Научиться координации своих действий с другими.

Тех, кто не научился контролировать свое эго в присутствии других, называют неконтролируемыми. Все социальные учреждения нашего общества – школы, церкви и армия – процветают на синхронизации тесных связей своих членов. Танцы и пение – это тоже синхронизированная деятельность, удовольствие от которой зависит именно от согласованности. В современной армии, где служащие в боевых частях скорее техники, нежели пехотинцы, солдат по-прежнему учат маршировать в ногу, считая это средством установления гармоничного единства подразделения. Именно поэтому мы говорим об индивидуумах, которые выпадают из соответствия группе, что они «идут не в ногу» или «выбились из строя».

Единообразие – это не просто способ обеспечения контроля над множеством людей. Оно активно способствует просоциальному поведению. Например, в одном исследовании участники ходили вокруг студенческого общежития либо в ногу (одна группа), либо не в ногу (вторая группа) со своими однокурсниками [460]. Затем обе группы играли в игру с выбором вариантов, целью которой было оптимизировать выигрыш. По условиям игры, если члены группы выбирают один и тот же вариант, выигрыш больше, но это – рискованный выбор. Альтернативный выбор безопаснее, но приносил меньшую отдачу. Короче говоря, когда члены группы не надеются на свою сплоченность, они делают менее рискованную ставку. Исследователи обнаружили, что тем, кто шагал в унисон перед тестовой игрой, удавалось гораздо лучше выбирать согласованные ответы, что указывало на чувство коллективного сплочения, хотя они не имели никакого представления о цели прогулки.

Даже американцы, которые пели вместе с канадцами национальный гимн «О, Канада» (вместо того чтобы просто слушать или читать текст), достигали большего успеха в играх альтернативного выбора, показывающих, насколько мы доверяем другим.

Пройди этот путь

Йельский психолог Джон Бар показал, что эффект хамелеона может возникать даже благодаря чтению о качествах других людей. Это прайминг, отражающий то, как нейронные цепи мозга, хранящие соответствующую информацию, могут подвергаться влиянию внешних событий. Например, когда студентов просили разобрать предложения, где были слова, имеющие отношение к пожилому возрасту (в частности: забывчивый, пенсионер, морщины, косный, традиционный, грустный, покорный, консервативный, вязание, зависимый, древний, беспомощный, доверчивый), они покидали помещение, где проводился эксперимент, походкой пожилого человека. Они двигались медленнее и неувереннее. Если же студенты читали предложения со словами, характеризующими грубость (например, наглый, донимать, беспокоить, вторгаться, надоедливый, возмутительно, развязный, невежливо, нарушать, оскорбительный), они чаще перебивали собеседника, нежели студенты, прочитавшие фразы с эпитетами вежливости [461].

Эти влияния внешних событий работают потому, что само восприятие слов создает настрой, который непосредственно влияет на наше поведение. Это касается не только действий. Даже наши общие знания можно подвергнуть праймингу, чтобы оптимизировать результат. Если вас попросят представить на пять минут, что вы профессор, то вы лучше ответите на вопросы в игре «Счастливый случай», чем если вы представите себя футбольным фанатом [462]. Клод Стил, один из наиболее выдающихся афроамериканских психологов, исследовал проблему влияния стереотипов на поведение [463]. Белые студенты, которых попросили представить себя черными афроамериканцами, враждебно реагировали на просьбу повторить задание, которое они только что выполнили, что указывало на возможность активизации негативных стереотипов. Простое указание твоей расы может повлиять на то, как ты выполняешь задание. Если перед началом выполнения теста интеллекта человека просили указать расу, то афроамериканцы выполняли тест значительно хуже, чем когда их об этом не спрашивали.

Такие эффекты прайминга могут быть неосознанно спровоцированы посредством мимикрии. Например, в отношении математических тестов существует стереотип, что их результаты лучше у лиц азиатского происхождения, чем у белых американцев, которые, в свою очередь, успешнее афроамериканцев в этой области [464]. Чтобы проверить, может ли стереотип быть активирован путем мимикрии, азиатам, афроамериканцам и белым студентам было предложено выполнить математический тест [465]. Прежде чем приступить к нему, каждый из них сидел в приемной, где находился еще один студент такого же происхождения, который тоже сдавал тест. Этот второй студент на деле был сообщником экспериментаторов, которые давали ему инструкцию либо имитировать, либо не имитировать настоящего субъекта исследования. Если копирования не было, студенты всех трех групп выполняли тест одинаково хорошо, демонстрируя тем самым, что стереотип не активирован. Однако если сообщник-соплеменник притворялся очередным тестируемым, азиаты выполняли тест значительно лучше белых американцев, афроамериканцы, как правило, демонстрировали низкие результаты. Тот же самый эффект мимикрии был обнаружен в отношении гендерного стереотипа, что женщины не настолько хороши в математике, как мужчины.

Несмотря на то что в наших интересах выполнить задание настолько хорошо, насколько мы способны, тем не менее мы оказываемся во власти стереотипов и окружающих нас людей, которые могут неосознанно их активировать.

Когда сталкиваются Восток и Запад

Исследования последних лет продемонстрировали интересные факты. Оказывается, культурные стереотипы действуют на гораздо более глубоком уровне, чем считали прежде. Это относится даже к нашему восприятию окружающего мира. Например, бытует мнение, что хотя люди по всему миру имеют разные предпочтения и вкусы, однако в отношении музыки и искусства они примерно одинаковы. Если кто-то в Пекине слушает Моцарта, то он слышит ту же музыку, как и человек из Бостона. Когда кто-нибудь в Токио смотрит на картину Магритта [466], он видит то же изображение, что и товарищ из Теннесси. Они могут расходиться во мнениях относительно того, нравится им картина или нет, но их опыт восприятия одинаков. Действительно ли это так? Ричард Нисбетт полагает, что нет. Он накопил огромное количество свидетельств того, что культура может формировать в буквальном смысле способ нашего восприятия мира и в конечном счете то, что мы думаем о себе.