Путешествия и приключения капитана Гаттераса, стр. 28

– Но как узнали все эти подробности? – спросил плотник Бэлл.

– Подробности эти поведали нам, во-первых, три могилы, обнаруженные экспедицией Остина в тысяча восемьсот пятидесятом с останками трех матросов Франклина, а затем документ, найденный лейтенантом Гобсоном с брига «Фокс» и помеченный двадцать седьмым апреля тысяча восемьсот сорок восьмого года. Итак, нам известно, что после зимовки «Эребус» и «Террор» поднялись проливом Веллингтона до шестьдесят седьмой параллели, но вместо того чтобы продолжать путь на север, правда, путь совершенно непосильный, они направились к югу…

– И это погубило их! – раздался суровый голос. – Спасение было на севере!

Все оглянулись. Перед ними, опершись на поручни юта, стоял Гаттерас. Это он бросил экипажу грозные слова.

– Без сомнения, – согласился доктор. – Франклин хотел добраться до берегов Америки. На этом гибельном пути его захватила буря, а двенадцатого сентября тысяча восемьсот сорок шестого года его корабли были затерты льдами в нескольких милях отсюда, к северо-западу от мыса Феликса, и затем отброшены на северо-запад от мыса Виктории вот туда, – добавил доктор, указывая направление. – Экипаж оставил суда только двадцать второго апреля тысяча восемьсот сорок восьмого года. Что же происходило в течение этих девятнадцати месяцев? Что делали эти несчастные? Без сомнения, они бродили по окрестностям и делали все возможное для своего спасения, потому что адмирал был человек энергичный, и если это ему не удалось…

– …то, быть может, потому, что экипаж ему изменил, – мрачно сказал Гаттерас.

Матросы не смели взглянуть на капитана: слова его тяжелым бременем ложились на их совесть.

– Итак, роковой документ сообщает нам, что одиннадцатого июня тысяча восемьсот сорок седьмого года сэр Джон Франклин скончался, не выдержав испытаний. Честь ему и слава! – сказал доктор, снимая шапку.

Матросы молча последовали его примеру.

– Что делали несчастные в течение шести долгих месяцев после того, как лишились своего начальника? Они оставались на своих кораблях и покинули их только в апреле тысяча восемьсот сорок восьмого года. Из ста тридцати восьми матросов в живых еще оставалось сто пять человек. Тридцать три умерло! Тогда капитаны Крозье и Фитц-Джеймс сложили тур на косе Виктории и оставили в нем о себе последнее сообщение. Посмотрите: мы проходим мимо этой косы. Еще видны остатки тура, поставленного, можно сказать, на крайнем пункте, до которого дошел Джон Росс в тысяча восемьсот тридцать первом году. Вот мыс Джейн Франклин! Вот мыс Франклина! Вот мыс Левесконта! Вот залив Эребус – здесь была найдена шлюпка, сделанная из остатков одного корабля и поставленная на полозья! Там же были обнаружены серебряные ложки, большое количество съестных припасов, шоколада, чая и священные книги. Сто пять человек, оставшихся в живых, под начальством капитана Крозье отправились к Большой Рыбной Реке. До какого места они дошли? Удалось ли им добраться до Гудзонова залива? Что сталось с ними? Выжил ли хоть один из них?

– Я могу рассказать вам, что с ними сталось, – громким голосом сказал Джон Гаттерас. – Да, они пытались добраться до Гудзонова залива, разделились на несколько партий и пошли на юг. В одном из своих писем доктор Джон Рэ говорит, что в тысяча восемьсот пятидесятом эскимосы встретили на островке Кинг-Вильям сорок человек, которые охотились на тюленей, шли по льду и тащили за собой лодку. Худые, бледные, они изнемогали от трудов и болезней. Чуть позже эскимосы нашли на материке тридцать трупов и пять трупов на соседнем острове: одни были кое-как погребены, другие оставлены без погребения, иные лежали под опрокинутой лодкой, другие – под обрывками палатки. Сжимая подзорную трубу и заряженное ружье, лежал офицер, поодаль валялись котлы с остатками омерзительной пищи. Когда были получены эти сведения, адмиралтейство обратилось с просьбой к компании Гудзонова залива – отправить лучших агентов на место катастрофы. Те спустились по реке Бак до самого ее устья. Исследовали острова Монреаль, Маконохию и мыс Огль. Но безрезультатно. Эти несчастные погибли от лишений, болезней и голода, чтобы продлить свое жалкое существование, они прибегали даже к людоедству! Вот что сталось с ними на пути к югу – на пути, усеянном их обезображенными трупами! Ну, что? После этого вы захотите ли отправиться по их следам?

Могучий голос, энергичные жесты, пылающее от возбуждения лицо Гаттераса произвели на слушателей неотразимое впечатление. Матросы, до крайности взволнованные видом этих роковых мест, в один голос закричали:

– На север, на север!

– Да, на север! Там спасение и слава! На север! Само небо за нас! Ветер переменился! Проход свободен! Вперед!

Матросы бросились по своим местам. Мало-помалу ледяные поля стали расходиться, «Вперед» быстро изменил направление и на всех парах двинулся к проливу Мак-Клинтока.

Гаттерас не ошибся, рассчитывая встретить более свободное ото льдов море. Он шел по предполагаемому пути Франклина, вдоль восточных берегов острова Принца Уэльского, уже достаточно известных, хотя противоположные берега этой земли еще не были исследованы. Очевидно, передвижение льдов на юг происходило по восточному проходу, потому что пролив, казалось, совершенно очистился. Итак, «Вперед» спешил наверстать потерянное время и, усилив ход, 14 июня миновал залив Осборна и крайние точки, до которых доходили экспедиции 1851 года. В проливе было еще много льдин, но уже можно было не бояться, что под килем не хватит воды.

Глава 18

Путь на север

Жизнь экипажа, казалось, вошла в обычную колею. Работы было немного, она была неутомительна, и у матросов оставалось достаточно свободного времени. Температура держалась выше нуля, а оттепели должны были устранить главные трудности плавания.

Дэк, который стал ласковым и общительным, подружился с доктором, и они зажили душу в душу. Но во всякой дружбе один из друзей жертвует собой для другого, и таким именно другом оказался доктор. Дэк делал с ним все, что хотел. Доктор повиновался собаке, как собака повинуется своему хозяину. Дэк был, видимо, расположен к большинству матросов и помощников, но инстинктивно избегал Шандона и недолюбливал – да еще как! – Пэна и Фокера. При их приближении он глухо рычал и так выражал свою ненависть. Но Фокер и Пэн не осмеливались задевать собаку – «доброго гения Гаттераса», как выражался Клифтон.

Словом, экипаж приободрился и вел себя сносно.

– Мне кажется, – сказал однажды Джемс Уолл Ричарду Шандону, – наши матросы принимают всерьез россказни капитана и верят в успех.

– Они жестоко ошибаются, – резко ответил Шандон. – Если бы они пораскинули мозгами и трезво взглянули на вещи, то увидели бы, что мы делаем один безумный шаг за другим.

– Однако перед нами почти свободное море, мы идем по уже исследованному пути… Мне думается, вы преувеличиваете, первый помощник.

– Ничуть не преувеличиваю, Уолл. Вы скажете, что я испытываю к Гаттерасу ненависть и зависть, – пусть так, но эти чувства не ослепляют меня. Скажите, вы не заглядывали в угольную яму?

– Нет, – ответил Уолл.

– Ну, так загляните. Вы увидите, с какой быстротой тают запасы топлива. По-настоящему следовало бы идти только под парусами, а к помощи винта прибегать лишь в крайних случаях, когда приходится двигаться против течения или против ветра. Топливо надо очень экономить, ведь, может быть, нам придется пробыть в этих краях несколько лет. Но Гаттерас в безумном ослеплении рвется вперед, он хочет во что бы то ни стало добраться до этого проклятого недоступного полюса, и ему нет дела до таких мелочей. Попутный или встречный ветер, «Вперед» все равно идет на всех парах. Если будет так продолжаться, мы окажемся в скверном положении, а то и вовсе погибнем.

– Неужели это правда, Шандон? Неужели наши дела настолько плохи?

– Да, Уолл, очень плохи. Я имею в виду не только машину, которая из-за отсутствия топлива ничуть нам не поможет в критический момент, но главное – зимовку, которая неизбежна. Надо же принимать меры против стужи в странах, где зачастую ртуть замерзает в термометре.