Игрушки дома Баллантайн, стр. 28

— Скорее, скорее же! — шепчет девушка. — Еще немножко, давай же! Здесь наверх, забирайся скорее. На самый верх, Брендон, вылезаем!

Он подсаживает ее на лестницу, подтягивается сам. Роняет револьвер, но возвращаться уже нельзя. Подниматься тяжело, девушка с трудом переползает с одной перекладины на другую, у Брендона силы давно на исходе. Вот и крышка люка. Элизабет из последних сил долбит по ней кулаком.

— Эва-а-ан! Помоги-и-и!

Брендон добирается до самого верха, толкает люк наружу. Раз, другой — и тяжелый железный диск начинает двигаться, поднимаемый с другой стороны. Крепкие руки вытаскивают Элизабет, затем помогают выбраться Брендону.

— Привет! Ну и воняете же вы, ребята! — возбужденно орет Эван.

Вечерняя улица сияет фонарями. Безлюдно. Лишь вдалеке виднеется одинокий прохожий. Элизабет жмурится от электрического света, тяжело дышит. Брендон обалдело моргает, обтирает руки об грязные штаны.

Люк быстро прилаживают обратно, Эван подмигивает девушке:

— Быстро в машину. Тед знает, куда ехать. А я пока немного придержу полицию.

Он стаскивает с плеч ремни, удерживающие за спиной сварочный аппарат и, насвистывая, принимается заваривать канализационный люк. Захлопывая дверцу авто, Элизабет видит в темноте белесый огонек ацетиленовой горелки. Миг — и машина отъезжает.

— Ни слова про вонь! — командует девушка Теодору и ныряет в объятья Брендона.

Они замирают на заднем сиденье, вжавшись друг в друга, переплетясь руками. Элизабет наконец-то разражается счастливыми слезами, Брендон баюкает ее, уткнувшись лицом в русые волосы. Машина мчится через пустынный город, Теодор изредка поглядывает в зеркальце заднего вида и улыбается.

— Люблю… — сквозь слезы шепчет Элси Баллантайн, сглатывает подступивший к горлу комок и повторяет торопливо и уверенно: — Брендон, я тебя люблю!

У въезда в старый док, давно пустующий и облюбованный одной из городских банд, их встречает Фанни. Ахает, долго причитает, брезгливо морщится, почувствовав аромат канализации, затем чмокает Элизабет в щеку и тепло улыбается Брендону. Теодор загоняет автомобиль на территорию дока, и местные обитатели запирают за ним тяжелые ворота.

В вечерней тишине долго не смолкает фальцет Фанни:

— От мужчин одни беды! Куда ни сунься — вляпаешься в дерьмо! Голубка моя, немедленно мыться! Мальчик, тебя это тоже касается! Что значит «потеряла ботинок»? Штаны целы? Ну, слава тебе господи! Элизабет, что у тебя в волосах? Отмычка? Что ты хохочешь, маленькое чудовище?..

Третью неделю лайнер идет через Атлантику. Серая океанская рябь сливается с небом. Светает. Горизонт слегка обозначен бледно-розовым.

Русоволосая девушка, шатаясь, выходит из каюты, добегает до борта, перевешивается через ограждение. Освободив желудок, она садится на палубу, приваливается спиной к фальшборту и тяжело дышит, подставив лицо ветру. Услышав деликатное покашливание, открывает глаза.

В нескольких шагах от нее стоит молодая женщина в черном кружевном платье старинного покроя. Улыбается, приподняв правый угол рта.

— Доброе утро, мисс, — с трудом выговаривает девушка.

Молодая леди сочувственно качает головой.

— Ты хоть что-то ешь?

— Да. Понемногу.

— Держись. Когда скажешь ему?

Девушка каменеет лицом, глаза округляются. Молодая женщина смеется.

— Не бойся. Это девочка. И все будет хорошо.

— Но такого не может…

— С вами — может, Элизабет.

— Откуда вы… — начинает девушка и умолкает. Она на палубе одна.

Элизабет Баллантайн возвращается в свою каюту. Запирает за собой дверь, жадно пьет воду из оловянной кружки, ложится на узкую койку. Брендон спит, на его щеке отпечатался уголок подушки. Элизабет прижимается к нему, зарывается носом в светлые кудри и шепчет:

— Я тебя люблю, слышишь? Мы с тобой все преодолеем. Мы вместе. Свободны. Все будет хорошо. Я узнавала.

Книга вторая. Господин Крысобой

Часть I. Спаси и сохрани

Часы в глубине дома бьют трижды. Сэр Уильям Раттлер, генерал, верховный главнокомандующий Его Императорского Величества, встает из глубокого кресла в рабочем кабинете и поднимается на третий этаж в покои своей супруги Элеонор. В доме закрыты ставни на окнах, у входа удвоена охрана. Все со страхом ожидают утра.

Снаружи бушует ад. Кричат люди, хлопают выстрелы, воняет гарью. С рассветом сэр Уильям обязан выйти на улицу и ехать в штаб на окраину города. Но пока у него есть три с половиной часа, чтобы побыть дома, с семьей.

Он подходит к двери спальни Элеонор, стучится.

— Входи, — откликается усталый голос жены.

Комната залита светом. Элеонор сидит в кресле, раскрыв книгу на коленях. Уильям знает: она читает сто двенадцатую страницу вот уже три часа. Раз за разом начиная с начала и не запоминая смысла прочитанного.

— Ложись поспи, — просит генерал, едва касаясь ладонью седых волос жены, собранных в неаккуратный пучок на затылке.

Элеонор поднимает на него заплаканные глаза.

— Уилл, ей не лучше.

— Я знаю, — сухо отвечает он. — Пойди приляг в моей комнате. У тебя три с половиной часа, чтобы немного восстановить силы. Ровно в шесть тридцать мы отсюда уедем.

Он подает ей руку, помогает подняться. Элеонор вытирает уголком шали слезы с морщинистых щек и, бросив усталый взгляд в сторону кровати, медленно уходит из спальни. Генерал, подавив вздох, присаживается на край постели и поднимает одеяло.

Лежащей в кровати девушке на вид не больше восемнадцати. Спутанные темные волосы разметались по подушке. Между зубами — шейный платок, крепко завязанный на затылке. Девушка яростно грызет кляп, извивается. Ноги ее обернуты одеялом и связаны шнуром от шторы. Второй такой же шнур, пропущенный под кроватью, с двух сторон обвивает запястья, не давая лежащей поднять рук. Обе они ниже трети плеча — механические, а шею заменяет система гибких трубок и штырей, уходящих в плоть. Уильям Раттлер гладит бледный лоб девушки и просит:

— Держись, малышка. Помощь придет.

Спеленатое тело расслабляется. Исчезают из темных, словно спелая черешня, глаз злоба и ненависть. Девушка обмякает и плачет — без слез, беззвучно. Главнокомандующий убирает со лба дочери спутанные пряди и продолжает говорить — спокойно и четко:

— Мы выдержим. Мы с матушкой очень тебя любим, Долорес. Я уверен, что ты меня слышишь. Я тебя не брошу, малышка. Как только рассветет, я сделаю все, чтобы взять этого дьявола. Только держись. Я тебя отвоюю.

Мгновение — и она снова бьется в путах. О том, что будет, если девушка сможет вырваться, генерал запрещает себе думать. Счастье, что ночью он оказался дома. Счастье, что, когда все куклы Нью-Кройдона сошли с ума, у Долорес под рукой не оказалось ничего, что сгодилось бы в качестве оружия. Счастье, что Элеонор не растерялась и помогла мужу связать обезумевшую дочь. Счастье, что телефонная линия работала и Уильям Раттлер быстро доложил императору о ситуации.

— Ваше Императорское Величество, я уверен — это Баллантайн. В городе слишком много перерожденных, и сил полиции не хватит, чтобы установить контроль над ними. Мой император, в Нью-Кройдон необходимо срочно ввести войска. Я распорядился направить к нам полк из округа. Как только появится возможность, я прибуду в штаб. Нет, сэр, с моей семьей все в порядке, дом хорошо укреплен. Да, мой император. Спасибо. Так точно.

Генерал поправляет подушку под головой дочери и думает о куклах Нью-Кройдона. Он знает, что за безумие одновременно овладело всеми городскими перерожденными. И понимает, что быстро этот кошмар не закончится.

«Перед отъездом распоряжусь похоронить погибших», — думает Раттлер. Алиса, перерожденная-компаньонка Долорес, успела сломать шею мисс Нортон, экономке, и серьезно ранить садовника, прежде чем генерал застрелил ее. Раттлер понимает, что до утра садовник не доживет, несмотря на оказанную помощь. О том, как дому Раттлеров повезло, что кроме Алисы и Долорес у них нет других перерожденных, сэр Уильям старается не думать.