День минотавра, стр. 10
ГЛАВА IV
КАК МЕНЯ ПРИУЧАЛИ К СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ
Она никогда не говорила: «Эвностий, ты должен причесаться» или «Сделай себе новые сандалии». Всегда это звучало следующим образом: «Может быть, ты…» или «Как ты считаешь». Иногда она действовала через своего брата. Прошло недели две после того, как они появились в моем доме, когда он тихонько сказал мне:
– Тея, конечно, не жалуется, но я думаю, что ей очень тяжело жить без критского водопровода.
– Но у нее ведь есть горячий душ, – запротестовал я, – можно принести корыто. Что же ей еще надо?
– Ей нужен туалет, – поделился своим секретом Икар.
Известно, что на всем побережье Зеленого моря не сыщешь водопроводчиков искуснее, чем критяне. Они не только подают воду в свои дворцы, но и строят известняковые туалеты с деревянными сидениями и, чудо из чудес, с рычажками, регулирующими слив. Я, подобно своим предкам, немного изобретатель, и мне не составило труда отвести часть воды из ручья, текущего в саду, в нужную мне сторону. Тея, со свойственной ей деликатностью, не стала обсуждать мое нововведение, но в знак благодарности сшила мне новые кожаные сандалии. Они так жали копыта, что я ощущал себя мулом, на которого надели цепи. Но чтобы не обидеть ее, мне приходилось, во всяком случае дома, постоянно носить их.
Уходя в лес, я с облегчением скидывал их и, оставив под деревом, бежал по делам. Крестьяне перестали приносить мне в пещеру свою еженедельную жертву – наверное, вместо минотавра они теперь кормили захватчиков, – и я каждый день отправлялся на охоту, чтобы добыть для своих гостей мясо. Однажды во время такой охоты и произошло событие, по сравнению с которым жмущие сандалии показались сущим пустяком. Я первой же стрелой уложил дикую свинью и, перекинув тушу через плечо, направился домой.
– Эй, привет, – из-за деревьев послышался громкий голос кентавра Мосха. Он скакал галопом, и клубы пыли взвивались из-под его копыт. Крепкий малый этот Мосх, несмотря на возраст. Бока блестят от оливкового масла, мощные мускулы играют, а каштановые волосы гривой спадают на спину. Конечно, они уже не такие густые, как раньше, ведь ему не меньше двухсот лет. Он застал еще те времена, когда звери жили на побережье и щедро делились своими знаниями с очень сообразительными и в те годы вполне дружелюбными критянами. Но возраст украшал Мосха, как он украшает дубы и кедры. Во всяком случае внешне он хорошел, но сообразительностью никогда не отличался: ум стал слабеть у него еще до моего рождения. Не стоило, обманувшись благородным обличьем, ждать от него мудрых речей. Кроме девиц, похабных анекдотов да игры на флейте его ничто не интересовало. А заведя разговор на другие темы, он без конца повторялся, надоедая избитыми фразами.
– Слышал про твоих ребят, – сказал он.
– Да? – ответил я уклончиво. Мне вовсе не хотелось знакомить его с ними. Тея явно не придет в восторг от развязного поведения старого кентавра.
– Теперь ты у нас папаша. Хотя, говорят, девчонка уже не ребенок… гм…
– Да, она взрослая, но ведет очень замкнутый образ жизни, – ответил я несколько высокомерно.
– Тогда самое время устроить пирушку. Сегодня можешь?
– Занят. Буду дубить кожу. – Я указал на свинью, которую держал на плече.
– А завтра вечером?
– Буду камни обрабатывать.
В его прищуренных лошадиных глазах мелькнуло недоверие.
– Я думал, это делают твои работники.
– Слишком много камней, не хватает помощников.
– А послезавтра?
– У тебя дома? – Я вздохнул, чувствуя, что сопротивляться бесполезно.
– Лучше у тебя. Попросторнее и пива больше. Мы с Зоэ придем, когда стемнеет.
– С Зоэ?
– С кем же еще? Мы ведь опять вместе. – И, громко заржав, предвкушая развлечение, поскакал галопом в лес.
Я застонал. Дриада Зоэ и кентавр Мосх. Я искренне любил их, но когда они вместе – оргии не миновать.
Вновь надевая, перед тем как идти домой, сандалии, я напряженно думал, как сообщить Tee о вечеринке.
Тея была в мастерской вместе с моими тремя работниками. С помощью Икара, а также кусочков сырого мяса она завоевала доверие тельхинов – во всяком случае перестала быть для них чужой – и теперь часто приходила посмотреть, как они работают. Они были не только гранильщиками драгоценных камней, но и кузнецами, ткачами, красильщиками, сапожниками и дубильщиками. Множество самых разных инструментов – ткацкий станок, кузнечный горн, наковальня, разнообразные чаны и столы – придавали моей мастерской вид богатого рынка. Тея очень удивилась, решив, что всю работу выполняют лишь трое, но я объяснил ей, что четвертый работник – это я сам. Подобно своим ныне уже вымершим предкам, я за день делаю столько же, сколько могут сделать четыре человека или два тельхина. И это не хвастовство, а просто констатация факта.
Мастерская освещалась шестью большими светильниками-ладьями, у которых были рыбьи хвосты. Они плыли по воздуху, раскачиваясь на своих цепях. Один из работников стоял у горна, держа над пламенем согнутый кинжал, другой, сидя за столом, счищал с камней грязь и глину, а третий внимательно рассматривал большой сердолик, плоский и округлый, как печать, и покачивал головой в явном недоумении.
Тея наблюдала, как он вновь и вновь вертит камень в своих лапках. В комнате от раскаленного горна было душно и жарко, но Тея в своем пышном шафрановом платье чувствовала себя прекрасно. Насколько я мог заметить, она вообще никогда не потела. Три тщательно уложенных локона спускались на лоб, как подвески в форме улиток.
– Эвностий, – поинтересовалась она. – Ты когда-нибудь видел такой камень?
На его дымчато-серой поверхности сияло маленькое созвездие из шести огоньков, шести светильников, которое бесчисленными россыпями звездочек отражалось в многогранных глазах тельхина, внимательно его разглядывавшего.
– Хочешь кольцо из него? – спросил я.
Она была похожа на ребенка, которому только что предложили подарить дельфина или редкого, с белым оперением, грифона.
– Конечно, но разве тебе не надо обменять его на что-нибудь у других зверей?
Еще раньше я объяснил ей, что каждый зверь вносит свою долю в обеспечение леса всем необходимым. В обмен на семена для сада я отдаю кентаврам камни, дриады мастерят деревянные сундучки и получают за них у трий мед, который те держат в своих огромных шестиугольных хранилищах, и даже маленькие медведицы Артемиды нанизывают на нити черные ягоды гибискуса и выменивают их на кукол.
– Этот камень останется у меня, – сказал я. – Мы можем вырезать на нем все что угодно. Что бы тебе хотелось?
Тея задумалась.
– Голубую обезьяну. – Мысленно она была далеко отсюда, во дворце в Ватипетро, с его аккуратными садиками и, конечно, рядом со своим отцом, по которому очень тосковала. – Это возможно?
– Голубую обезьяну и… – шепнул я тельхину.
Понимающе кивнув, он принялся за работу.
– Можно, я посмотрю? – спросила Тея.
– Нет. Пусть это будет для тебя сюрпризом, – ответил я, а затем как бы мимоходом добавил: – К нам зайдут мои друзья, дня через два, вечером после ужина.
Она ответила не сразу:
– Сколько их?
– Двое. Кентавр и дриада.
– Зоэ, – сказала она. – Ты уже упоминал ее имя несколько раз. – Это прозвучало почти как обвинение.
– Старый друг, – объяснил я.
– Старше тебя?
– Давай посчитаем. Раз в четырнадцать старше.
– Значит, действительно старая.
– Вовсе нет. Дриады выглядят так же, как их деревья, а дуб Зоэ в прекрасном состоянии.
Она подавила вздох:
– Но хватит ли у нас вина?
– Пива, – сказал я. – Они пьют пиво. Оба.
– Женщина тоже пьет пиво?
– Она может перепить даже меня! – А затем добавил уже более спокойно: – Я варю его из ячменя прямо здесь, в мастерской. Ты обязательно должна попробовать.
Она улыбнулась мне великодушной улыбкой:
– Может, попробую. Значит, ты занимаешься пивом, а я испеку медовые лепешки. – И, немного помолчав, сказала: – Хорошо, что я успела закончить для тебя новую тунику.