Знаменитые авантюристы XVIII века, стр. 3

Дух авантюризма манит многих. Но прежде чем рядиться в плащ кавалера Калиостро, узнайте его судьбу. И время, в которое он жил. И тайный аромат этого времени, подобный флакону духов, который в галантном веке можно было встретить на столике каждой великосветской красавицы…

Сергей Горяйнов

Джакомо Казанова

Предисловие [11]

Восемнадцатый век кишел искателями приключений. Эти люди чаще всего поднимались из бездн совершенной неизвестности, даже нищеты, и умели обеспечить себе вторжение в первые ряды тогдашнего общества, прибегая для этого к одному и тому же верному средству — таинственности. Покров тайны окружал их происхождение, их дела и похождения; под этим покровом людскому суеверию виделось все, что желательно было ловкому проходимцу, а зачастую даже гораздо больше. На первом месте среди этих авантюристов следует поставить Джакомо Казанову. Хотя этому «кавалеру индустрии» вполне приличествует наименование проходимца, но нельзя отрицать, что он все же был недюжинным человеком и что воспоминания о его бурной жизни весьма богаты чертами, которые ярко характеризуют XVIII век. Казанова был знаком со многими выдающимися людьми своего времени, министрами, учеными, аристократами; его лично знал папа, он был представлен прусскому и польскому королям, австрийскому императору, императрице Екатерине II. Он объездил буквально всю Европу в то время, когда о железных дорогах и пароходах не было еще и помину. Человек наблюдательный и хорошо образованный, необыкновенно энергичный, живой и подвижный, Казанова подробно рассказал свою жизнь в интересных мемуарах, заключающих немало характерного для изучения нравов прошлого века. Казанова оставил 42 произведения по истории, математике и изящной словесности; из них вообще упоминаются только семь, остальные почти совершенно изъяты из обращения, вероятно, потому, что в них были задеты многие влиятельные лица, которые и позаботились об устранении обличительных документов. В 1848 г. историк Бартольд исследовал мемуары Казановы и доказал, что из сотни исторических данных, приводимых Казановой, он ошибается в каком-нибудь десятке и никогда не говорит лжи сознательно; преувеличения его касаются только любовных похождений.

Казанова родился в Венеции от красавицы актрисы, которою увлекся его отец. Ему дали очень хорошее образование, он был в Падуанском университете, затем в духовной семинарии, откуда его, однако, скоро исключили за неподобающее поведение. Он нашел себе покровителей и отправился в Рим, был представлен папе, одно время был духовным, блистал своими проповедями, потом вдруг впал в немилость у высшего духовенства; нимало не смущаясь, он снял рясу, надел военный мундир и отправился на службу на остров Корфу; но военная дисциплина тоже оказалась не по нему; он уехал с Корфу, побывал в Константинополе, потом вернулся в Венецию, принялся за азартную игру, обычный источник его доходов в течение большей части жизни, проигрался в пух и прах и поступил музыкантом в театр. В Венеции случай дает ему возможность оказать большую услугу одному знатному лицу, которое награждает его с барскою щедростью. Казанова становится богатым и начинает прожигать жизнь; дело доходит до открытого столкновения с представителями правосудия, и нашему вивёру приходится бежать из Венеции. Он начинает странствовать — посещает Милан, Феррару, Болонью, и всюду ведет большую азартную игру и кутит. Спустя некоторое время он решается вернуться в Венецию и тут снова принимается за игру; потом едет в Париж — излюбленное место тогдашних авантюристов, но скоро опять возвращается на родину, и здесь его, наконец, арестуют и заточают в знаменитую венецианскую «свинцовую» тюрьму. Истории заточения Казановы и бегства из тюрьмы являются самыми выдающимися эпизодами его бурной жизни; эта часть его воспоминаний переведена на все европейские языки и пользуется известностью. Потом он вновь появляется в Париже, входит в доверие министра Шуазеля, получает от него поручение и успешно его выполняет. В это время ему пришлось встретиться с другим знаменитым авантюристом, Сен-Жерменом, о котором он сообщает не лишенные интереса подробности. Но высокие покровители скоро отворачиваются от Казановы, он пускается в промышленность и торговлю, но скоро блистательно прогорает, однако же ликвидация дел все еще оставляет в его руках хорошие деньги. Он вновь пускается странствовать, посещает Германию, Швейцарию, встречается с Вольтером, Руссо. Из Швейцарии он двинулся в Савойю, оттуда вновь в Италию. Во Флоренции он встретился с Суворовым, с которым имел кое-какие сношения. Но из Флоренции Казанову гонят; он едет в Турин, где тоже его встречают неблагосклонно. Он вновь отправляется во Францию. Здесь судьба посылает ему хорошую добычу; он встречается с богатейшею старушкою, преданною изучению тайных наук. Казанова прикидывается великим знатоком по этой части и берется произвести перерождение старушки, возвратив ей юность. Щедро поживившись от старушки, Казанова направляется в Лондон, где, между прочим, встречает знаменитую авантюристку, принявшую имя кавалера Д’Эона. Потом мы видим его в Пруссии, где он был представлен Фридриху Великому. Из Пруссии Казанова направился к нам в Россию и добился представления императрице Екатерине. Из Петербурга он перебрался в Варшаву, но отсюда должен был бежать после наделавшей шума дуэли с графом Браницким. Казанова бежит в Дрезден, потом переезжает в Вену; здесь он находит случай представиться императору, знакомится со знаменитым поэтом Метастазио и, наконец, торжественно изгоняется из Вены полициею. Потом он вновь появляется в Париже, но его и отсюда выгоняют. Он едет в Испанию и, вследствие разных приключений, попадает в тюрьму. После того Казанова еще долго скитался по Италии, примирился с венецианским правительством, оказав ему кое-какие услуги, и одно время жил в Венеции. На этом и кончаются его записки; о его дальнейшей судьбе стало известно уже из других источников. Впрочем, тут начинается склон бурной жизни авантюриста. Он попал-таки еще раз в Париж и, кажется, очутился, в конце концов, без всяких средств к жизни. Случай свел его с графом Вальдштейном; заинтересовавшись поблекшим прожигателем жизни, граф предложил ему место библиотекаря у себя в поместье, в Богемии. Казанова принял приглашение и провел в замке графа остальные годы жизни; здесь он и умер в 1798 году.

По словам принца де Линь, хорошо знавшего Казанову и написавшего о нем интересные воспоминания, знаменитый авантюрист мог бы считаться красавцем, если бы «не подгадила» физиономия. Он был высок, статен, сложен Геркулесом. Но лицо его отличалось почти африканскою смуглостью. Глаза он имел живые, блестящие, но какие-то тревожные, настороженные; эти глаза словно караулили грозящее оскорбление и гораздо более способны были выразить гнев и свирепость, нежели веселье и доброту. Казанова сам редко смеялся, но умел заставить других хохотать до упаду. Его манера рассказывать напоминала Арлекина и Фигаро; от этого его беседа всегда была интересна. Когда этот человек с уверенностью утверждал, что он знает или умеет делать то или другое, на поверку всегда оказывалось, что этого именно он как раз не знает и не умеет. Он писал комедии, но в них не было ничего комического; он писал философские рассуждения, но философия в них отсутствовала. А между тем в других его произведениях он блещет и новизною взглядов, и юмором, и глубиною. Он хорошо знал классиков, но вечные цитаты из Гомера и Горация набивали оскомину его слушателю и читателю. По характеру он человек чувствительный, способный питать признательность; но чуть что было не по нему — он становился и строптивым, и брюзгливым, и злым. Он верил только в наименее достойное веры и, в сущности, был полон суеверий. Он был жаден, ему всего хотелось, но в то же время он умел и обойтись без чего угодно. Женщины были его господствующею слабостью, и ничто так не раздражало и не подавляло его, как неуспешная интрига. Любовный и гастрономический аппетиты у него почти одинаковы. Казанова был довольно бесцеремонный стяжатель, но его нельзя было упрекнуть в эгоистической скупости; он охотно осчастливливал всех окружающих, проявляя к ним много великодушия и щедрости. Нельзя также отказать ему в деликатности чувств, в развитом чувстве чести, в мужестве. Пока этому человеку не противоречили, с ним можно было жить; не следовало забывать, что его щепетильное самолюбие вечно было настороже. Его пылкое воображение, живость уроженца Юга, его вечные скитания, поразительное разнообразие его карьер, твердость в бедствиях, — все это вместе создало из Казановы редкую личность, в высшей степени поучительную для наблюдателя.