Наука умирать, стр. 89

Подъехал к дому, возле которого стояла охрана и толпились солдаты-кубанцы и офицеры, — здесь штаб командира полка генерала Боровского. Тот сидел в горнице с открытыми окнами, за которыми — тёплое небо с весёлыми облачками. Стол завален картами. Вокруг — штабные офицеры. У него большой штаб, не тот, что был, когда Марков командовал полком. Вернее, тогда вообще не было штаба — только Степаныч да Гаврилыч. В такой войне чужие советы не нужны. Иди сам — и всё увидишь, всё правильно решишь.

   — Выбираете, какая подходит для дальнейшего похода? — спросил Марков, кивнув на стол с картами. — Поняли, куда идём?

   — Поняли, Сергей Леонидович. Вот штабные и склеивают.

   — Знакомые места. Лежанка, Егорлыцкая... Отсюда начинали.

   — Помню вашу замечательную атаку под Лежанкой — ровным шагом, без выстрела с винтовками наперевес...

   — Вспоминать рано, Александр Александрович. Надо продолжать. Не то что до Москвы — до Дона ещё далеко. Чтобы скорее ваш штаб подклеил карту с Доном, отдыхать сегодня не будем. Готовьте полк к маршу. Направление: станица Плоская—Лежанка. Я еду к кубанцам.

Боровский вышел проводить.

   — Отойдёмте в сторонку, к огородам, — предложил Марков. — Не секрет, но тема сложная. Сегодня ваши офицеры расстреляли пленных, а на военном совете Антон Иванович предложил по-новому действовать. Вы объявляли офицерам?

   — Конечно, объявил, Сергей Леонидович. Как сказал командующий, так и объявил. А он сказал... Не очень ясно. Лавр Георгиевич, помните, прямо заявил: «Пленных не брать, я отвечаю перед Богом и людьми». А сейчас... Тех, кто раскаялся искренне... А как узнать, искренне или нет?

   — Так же проще, Александр Александрович.

   — Кому проще?

   — Тому, кто теперь ни перед Богом, ни перед людьми не отвечает. Отвечать будем мы с вами.

Возникла где-то совсем близко песня. Задумчивая, протяжная, печальная. Замолчали галдевшие у штаба люди. Слушали.

   — Это из моего конвоя донской казак, — сказал Боровский. — Они же на Дону песни не поют, а играют.

Не для меня весна придёт,
Не для меня Дон разольё-ётся,
И сердце девичье забьё-ётся —
Така-ая жизнь не для меня-а.
А для меня опя-ать война-а...

ПОСЛЕДНИЙ МАЙ

В Лежанке оставили 1-ю бригаду, конников генерала Покровского и весь лазарет. Остальная часть армии двинулась дальше — к Егорлыцкой, к Дону. Кавалеристы Покровского создали завесу из конных разъездов и о появлении красных узнали задолго до их приближения к селу. Генерала Маркова вестовые нашли утром в «обозном» конце села. Он с Тимановским и ординарцами проверял размещение раненых. Разговаривал с Родичевым, расположившись на солнышке возле хаты с флагом красного креста над крыльцом. Тот говорил о трудностях с продуктами для раненых — интенданты по приказу Деникина заготавливают продовольствие только для боевых частей, а раненых должны кормить хозяева домов, где располагается лазарет.

   — Так они, ...ые интенданты, и нам ничего не дают, Гаврилыч. Куда всё уходит? Неужели сами съедают?

   — Столько им не съесть, Сергей Леонидович. На днях в Плоской в пустой хате мы нашли несколько бочонков, и сметана, и кувшины с молоком... Закрыто на замок, и никто так и не сказал, чьё это, для кого приготовлено. Тот капитан верхом — один из них.

Капитан в отличной гимнастёрке, в корниловской черно-красной фуражке с чёрно-серебряными погонами Генштаба, с маузером и кавказским кинжалом на поясе коротким галопом скакал по дороге, не замечая генерала.

   — Ко мне его! — приказал Марков.

Капитан спешился, аккуратно набросил повод на столбик изгороди, подошёл к генералу, спокойно доложил, что он — командир особого интендантского боевого отряда Гилленшмидт.

   — Родственник?

   — Генерал Гилленшмидт — мой родной дядя.

   — Ваш родной дядя, так его... бросил армию и бежал неизвестно куда, — повысил голос Марков. — А вы здесь, в обозе, прячетесь и морите голодом раненых!

   — Ваше превосходительство, согласно приказу его превосходительства командующего...

   — Отставить. Здесь я отдаю приказы! Найти все спрятанные продукты и передать подпоручику Родичеву для раненых. После этого явитесь в распоряжение командира Офицерского полка генерала Боровского для прохождения боевой службы.

   — Ваше превосходительство, но я...

   — Отставить! Выполняйте. Кругом! Шагом марш!

Посмотрел вслед удаляющемуся капитану. Родичев объяснил, что в обозе таких человек пятьдесят, — они не переносят выстрелов и могут находиться только в тылу.

   — Всех разгоню, — пообещал Марков.

   — Не удастся, Сергей Леонидович. У них покровители.

На противоположной стороне улицы стояла девушка в цветастом платье, в светлом платочке, прикрывавшем непослушные каштановые волосы. Наверное, интересно ей было рассматривать генерала.

   — Шурочка уехала? — спросил Марков.

   — Вместе со 2-й бригадой. Спешит, чтобы скорее оказаться поближе к Новочеркасску.

Оказывается, молодая казачка не ради любопытства стояла — подошла к военным, преодолевая стеснение, спросила:

   — Господин генерал, не возьмёте ли меня сестрой в лазарет?

   — А ты умеешь за ранеными ухаживать? Бинтовать, промывать раны?

   — Так я училась на фершала в Новочеркасске. Не закончила, но...

   — Возьмём, Сергей Леонидович? Сёстры нужны — раненых много.

   — Как тебя зовут, красавица?

   — Лиза.

   — Понравилась ты нашему врачу. Он очень хороший врач — Гаврилыч. Но ухаживать будешь только за больными, а не за здоровыми. Согласна?

   — Что ж поделаешь — согласна.

Промчали по дороге пустые тачанки, поднимая пыль. Наверное, добывать припасы к светлому празднику. А у командира бригады возникла мысль о новом тактическом приёме. Ещё не рассеялась пыль от тачанки, как подскакал хорунжий кубанец из разъезда и доложил о подходе красных и с юга, и с востока, и по большой дороге. Красные были уже вёрстах в пяти.

   — Что у нас сегодня? Страстная пятница? Вот и устроим страсти, — сказал Марков. — Степаныч, оба полка — к бою и на ту окраину. И, главное, все тачанки туда же. И чтобы лошади и возницы были готовы к бою.

Степь украсилась лазоревыми, жёлтыми и алыми пятнышками цветов, чёрные пашни за селом засияли изумрудом озими. Красные ещё не подошли, и посверкивающие штыками полки, разворачивающиеся в цепи, блеск начищенных пушек, выезжающих на позиции, представлялись каким-то праздником. Десятка два тачанок вытянулись цепочкой на дороге. Марков с командирами подошёл к ним, оглядел лошадей и возниц.

   — Господа командиры, — сказал он, — противник приближается, и то, что я сейчас прикажу, надо сделать немедленно. Лучшие пулемётные расчёты Офицерского и Кубанского полков посадить на тачанки. Укрепить пулемёты для ведения огня и на месте, и на ходу. Создаются две пулемётные батареи, которые рысью выезжают во фланг наступающим и открывают точный огонь на поражение. Дорога сухая и степь ровная — можно и по целине. Командиров батарей назначит генерал Боровский. Инициативных боевых командиров рот. Выполняйте — времени нет.

Вскоре боевым дымом затянуло цветущую степь — красные за версту до села на ходу открыли огонь и ружейно-пулемётный, и артиллерийский. Марковцы отвечали отдельными выстрелами из цепи — у них по 30 патронов на человека. Красных эти выстрелы не останавливали. Ещё шагов 800—1000 — и рукопашная. Но вот Марков взмахнул нагайкой, и с обоих флангов вылетели тачанки. Какие-то незаметные минуты — и жуткий фланговый пулемётный огонь с развернувшихся тачанок встретил красных. Они залегли, начали отползать, ища укрытий, а пулемёты заливались, вбивая в ползущих смертоносный свинец. Поднялась в атаку бригада, и красные побежали. Их гнали несколько вёрст.