Наука умирать, стр. 85
К середине дня армия закончила переход через железную дорогу. Противник не преследовал — ни выстрела не слышно. Офицерскому полку объявили два часа отдыха, но приказали далеко не расходиться.
Мушкаев и Савёлов теперь старались быть рядом — один ведь вернулся с того света. Солнечный день, тишина, в станичных садах распустились листья, и розовые пятнышки рассыпались по зелени: бутоны набухают.
— Давай, Коля, подальше пройдём, — предложил Мушкаев. — Найдём нетронутую хату с хозяйкой.
— Приказали же не расходиться, — засомневался Савёлов: после своих приключений он больше не хотел отрываться от армии.
— Немножко разойдёмся. Забыл, что у меня под шинелью спрятано?
Он успел захватить в вагоне бутылку спирта ещё до появлении на станции Деникина. Тот, въехав на пути со своей свитой, разогнал офицеров, растаскивающих трофеи из вагона, громогласно обругал, назвал мародёрами и обещал отдать всех под военно-полевой суд. Пока суд да дело, а бутылочка — вот она.
Приглянулась не столько хата, сколько хозяйка: молодая, черноволосая, черноглазая, она колола дрова во дворе — значит, нет хозяина. Выпрямилась, мгновенным движением руки, кажется, смахнула не только пот со лба, но и усталость с лица, кокетливо поправила платочек, улыбнулась, пригласила:
— Заходьте, господа офицеры. Отдохните у меня после смертного боя.
Мушкаев смотрел на её голые белые ноги — и мужские мечты опьянили так, что и спирт не нужен. Точно он угадал: хозяин ушёл с казаками в Екатеринодар воевать, дети гостят у деда в Дятьковской. Втроём сидели за столом, пили спирт, смешанный с вишнёвой настойкой, закусывали картошкой с салом, варёными яйцами, мочёными яблоками. Мушкаев легко убедил Анюту, что на войне пост не держат, и придвигался к ней всё ближе. Савелов интересовался, с каким отрядом ушёл её муж.
— Кто его знает, — рассеянно ответила женщина, увлечённая самой интересной в жизни игрой. — За наших. Ну, то есть, за ваших.
И сама рассмеялась.
— Значит, за Добровольческую армию? — не отставал Савёлов. — Или, как у вас говорят, за кадетов?
— Ну да, — подтвердила Анюта. — За этого, за Корнилина или Корнилова. Говорят, убили его? Наши мужики переживают.
— Коля, хватит тебе о войне. Здесь у нас мир.
— Пусть спрашивает, если ему надо знать, — сказала Анюта, занимаясь под столом дерзкой рукой Мушкаева. — Може, вы моего мужика встрените где. Самошкин Авдей. Он у меня хороший, работящий. У нас мало кто дров нынче завёз, а он вот раздобыл...
Настал момент, когда Савёлов понял, что должен уйти. Напомнил Мушкаеву, что из отведённого на отдых срока осталось полчаса с небольшим.
— Не волнуйся, Коля. Это они так два часа назначили — на всякий случай. Увидишь, дотемна здесь простоим. А если что — прибежишь за мной. Если бой, так я сам услышу...
Савёлов вышел на центральную улицу станицы и сразу увидел, что в дальнем её конце строится полк. А ещё двух часов не прошло. Возвращаться за Мушкаевым далеко — сам опоздаешь. И он побежал, чтобы успеть в строй.
Роты выстраивались у дороги, ведущей дальше на восток, к станице Дятьковской. Печальное построение. Весь Офицерский полк — меньше трёхсот человек. Во 2-й роте всего 9 человек. Где же люди? В бою у станции погибло 15 — их похоронили там же, на кладбище. Раненых — 60. Ещё человек 30 не хватает. Значит, не один Мушкаев задержался.
На левом фланге батарея и Инженерная рота. Офицеры на своих местах — на правых флангах подразделений. На правом фланге полка — его командир генерал Боровский. Командовал заместитель командира бригады полковник Тимановский.
— Как нас мало, — с тяжёлым вздохом сказал стоявший рядом с Савёловым поручик Гернберг.
— Некоторые погибли после боя, — съязвил капитан Бахманов. — Вы как будто с Мушкаевым куда-то шли, Савёлов. Где он?
— Так получилось, — начал было объяснять поручик, но раздалась команда:
— Смирно-о! Равнение налево!
На выезде из станицы над головами взметнулось трёхцветное знамя. Его держал конный офицер. За ним ехал Деникин, далее виднелась папаха генерала Маркова, штабные генералы и офицеры. Тимановский подошёл с докладом. Командующий повернулся к строю, поздоровался, офицеры ответили дружно и чётко. Ждали наказания за беспорядок на станции, но Деникин приехал благодарить и поздравлять с победой.
— Господа офицеры, — говорил он, — вы одержали блестящую победу над врагом. Благодаря вашему мужеству армия вышла из безвыходного положения. Действия вашего полка позволили без потерь вывести из окружения наших раневых, наш огромный обоз. Офицерский полк остаётся примером мужества, самоотверженности и воинской дисциплины...
Командующий не стал напоминать о том, как все они бежали от бронепоезда, оставив один на один с ним своего генерала, а потом, во время боя, бросились грабить станцию.
После краткой речи перед строем Деникин повернулся к генералу Маркову и тоже сказал небольшую речь:
— Дорогой Сергей Леонидович, благодарю вас за блестяще проведённую операцию и за мужество в схватке с бронепоездом!
Можно было заметить, что Марков как-то странно отнёсся к похвале командующего. Неужели смутился, как юнкер перед строем? Или что-то не понравилось?
— Ваше превосходительство, — ответил Марков сразу же. — Это не я, а они, — и указал на артиллеристов, стоявших на левом фланге. — Сегодня день артиллеристов.
Деникин попросил выйти из строя подполковника Миончинского и ему выразил особую благодарность за действия батареи.
— Значит, не отдадут нас под суд, — шепнул Савёлов.
— Да он и не собирался, — ответил Бахманов. — Если нас под суд, то кто же будет большевиков бить?
На этом церемония закончилась. Командующий со штабом направился вперёд. Марков поскакал обратно в станицу — там ещё оставались черкесы-кавалеристы. Полк повёл Тимановский. Вперёд, в неизвестное будущее.
Проснулся Мушкаев на закате. Утомлённая Анюта спала рядом. Вскочил, быстро оделся, схватил винтовку. Анна пыталась предложить какую-то еду, он отказался, поцеловал подругу и бросился бежать. Она что-то кричала вслед. Он не прислушивался — теперь его могут и под суд отдать. Станичные мальчишки кричали; «Дяденька офицер, ваши ушли к Дятьковской! Генерал впереди на лошади...»
Мушкаев выбежал на центральную улицу и увидел ещё двух офицеров, спешащих туда, где днём отдыхал полк и впереди виднелась группа. Из переулка возник прапорщик Гольдшмидт, присоединился к бегущим. На дороге за станицей вытянулась целая вереница из таких группок опоздавших. Быстрым шагом они двигались за полком.
Всех напугал конский топот, донёсшийся сзади. Неужели красные? Трудно было разглядеть — слепило закатное солнце. Появилась знаменитая папаха. Марков! Не страшнее ли он, чем красные? Ведь отставшие, проспавшие, прогулявшие — это почти дезертиры. Спешно собрались все вместе, и кто-то предложил: «Господа, давайте станем во фронт». Быстро построились. Увидев шеренгу офицеров, генерал остановил лошадь и... приветливо улыбнулся, поздоровался:
— Здравствуйте, друзья мои.
Марков поскакал дальше, сопровождаемый черкесами, офицеры двинулись вслед, успокоившиеся и в то же время возбуждённые. Они говорили:
— Нам посчастливилось, что нами командует Марков!
— Такого генерала больше нет.
— Только он мог решиться на подвиг у переезда: один против бронепоезда.
— И сейчас нам, провинившимся, никакого выговора.
— Наш настоящий генерал! Ура Маркову!
НЕ ДЛЯ НЕГО ВЕСНА
Дух весенних перемен витал над собравшимися на военный совет в Дятьковской. Новый командующий собрал человек тридцать, сидели несколько часов. Расцветающие черешни и яблони дразнящее заглядывали в открытые окна, как резвящиеся девушки, сочувственно смеющиеся над серьёзными мужчинами, занятыми ненужными делами.
Во главе стола — Алексеев, Деникин, Романовский; на втором плане командиры бригад: Марков, Богаевский, Эрдели. Конечно, главное, что должен был решить Совет, — это куда идти? Никто бы, наверное, не поверил, что генерала Маркова такой вопрос почти не интересовал. Он знал, что армия пойдёт, куда надо: на Дон или на Кубань. Поскольку Кубань рядом, а о том, что делается на Дону, никто не знает. Не ради этого собралось столько людей. Военный совет — первый шаг Деникина к созданию другой, новой армии. Чтобы все постепенно начинали понимать: именно он командующий, и он всё изменит, как сочтёт целесообразным.