У Элли опять неприятности, стр. 5
– Да. Прости, я знаю, что прошло совсем мало времени с тех пор, как ты давал деньги на машину…
– Тут уж ничего не поделаешь.
– А я сегодня попала в аварию. Мне в задницу врезалось такси. – Я не собиралась говорить ему об этом. Какого черта сказала? Как будто я еще не знаю, что мне снова понадобятся деньги на машину!
– Господи, Элли! С тобой все в порядке?
На этот раз слезы потекли через край. Я не могла ему ответить. Я всхлипывала, и слезы скатывались с кончика носа прямо мне в рот.
– Элли? В чем дело? Ты ранена?
– Нет, – выговорила я в конце концов и высморкалась. – Нет, со мной все в порядке. Да ничего особенного и не произошло. Это было просто… неприятно.
– Слушай, ну тебе прямо не везет в последнее время. Бедняжка моя. Слушай, скажи ветеринару, пусть посылает счета прямо мне, хорошо? И дай мне знать, если опять потребуется чинить машину. И береги себя, ладно? Будь осторожна.
Будь осторожна. Ах ты, дрянь такая, мерзавец, да как ты можешь так говорить? Зачем делаешь вид, что заботишься обо мне, когда на самом деле тебе на меня наплевать? Ты ушел от меня к двадцативосьмилетней девчонке и разбил мне жизнь! И я хочу ненавидеть тебя, но не могу.
Я повесила трубку, яростно высморкалась, обернулась и обнаружила, что на меня смотрят Люси и Виктория.
– Выпьешь чаю, мамочка? – спросила Виктория, обнимая меня.
– Я приглашена на ужин, – выпалила Люси, быстренько чмокнув меня в щеку. – Сядь, мам, и вытяни ноги.
Опять он заставил меня плакать! Кому вообще нужны мужчины? Обо мне позаботятся мои дочери, правда ведь? С их помощью я выдержу очередной кризис, выживу, и смогу рассказывать о нем сказки, правда ведь?
С их помощью и с деньгами Пола.
Глава 2
В тот период я еще ничего не знала о вечеринке. Вечеринку, с самыми лучшими намерениями, держали от меня в секрете. Это был сюрприз в честь моего пятидесятого дня рождения, который в глубокой тайне готовили мне дочери при полном одобрении и поддержке моей матери. Думаю, мне следовало бы быть более благодарной, но, честно говоря, я не очень люблю сюрпризы, потому что вечно реагирую на них не так, как надо. Я знала женщину, которая однажды уехала из дому на неделю, а вернувшись, выяснила, что ее муж снес две стены и пристроил к дому оранжерею. Она чуть с ума не сошла от радости. А я? Я бы пришла в ярость из-за того, что со мной не посоветовались, что без меня все распланировали, приняли решение и выбрали оконные рамы. Я бы все испортила.
В доме происходили странные вещи, смысл которых я поняла только потом. Раздавался телефонный звонок, и одна из дочерей бросалась к трубке, чуть не сбивая меня с ног и захлопывая дверь, чтобы я не услышала разговора. Я относила это на счет девичьих романтических переживаний и не придавала поведению детей особого значения, но были и другие странности. Бурные прения над таинственными списками мгновенно затихали при моем появлении, а листки бумаги куда-то исчезали. Суббота, следующая за днем моего рождения, в календаре была обведена красным кружком, и когда я спросила почему, дочери обменялись весьма странными взглядами, а потом заявили, что меня приглашают на праздничный ужин, так что лучше бы мне освободить вечер. Освобождение вечера для меня перестало представлять проблему где-то в 1969 году, так что я заверила девочек, что не стану принимать ничьих предложений и с удовольствием проведу этот вечер с ними.
– Бабуля тоже будет, – сказала Люси с улыбкой, которая показалась мне очень многозначительной.
Ну хорошо. Нельзя же получить сразу все.
Поведение матери тоже казалось мне странным. Она все время посматривала на меня и улыбалась противной хитрой улыбочкой.
– В чем дело? – спрашивала я у нее. – Чему ты радуешься?
Вы должны понять, почему я нервничала. Во-первых, обычно она не улыбается, а во-вторых, мне не нравилась мысль, что она что-то затевает. Наверняка из-за этого мне опять придется пропускать работу – например, это будет очередной недуг или боль в каком-то необычном месте. Вряд ли можно рассчитывать на то, что дело ограничится вросшими ногтями на ногах или геморроем.
– Ничему, – сказала мама. – Я просто думаю. Может человек подумать о чем-то своем, правда?
– Это, – пробормотала я, – зависит от того, о чем человек думает.
– По крайней мере, тебе нечего волноваться, – легко ответила она, все с той же улыбкой, как будто смеясь над какой-то только ей понятной шуткой.
Не люблю я таких шуток. Кто-нибудь обязательно чувствует себя при этом не в своей тарелке. В данном случае это была я, и меня это очень тревожило.
– Что ты хочешь в подарок на день рождения, мамочка? – спросила Виктория, очевидно, для того, чтобы сбить меня со следа, хотя следа я и не нюхала.
– Лекарства для кота, – сказала я. – И бампер для машины.
– Этим займется папа, – беззаботно ответила дочь. – Я тебе цветочков принесу.
Мы забрали Кексика от ветеринара утром в субботу. Он забился в угол в своей переноске и выглядел одиноким и несчастным. Одна лапа была выбрита – туда ставили капельницу.
– Бедная моя детка! – проворковала Виктория, открывая переноску и засовывая туда руки.
Кексик в замешательстве уставился на нее и тихонько зарычал.
– Он нас не узнает! – ахнула она и стала осматривать его в поисках еще каких-нибудь повреждений.
– Это все лекарства, – авторитетно заявила Люси. – Это из-за них он сам не свой. Может, он теперь совсем одряхлеет.
– Я уверена, что с ним все будет в порядке, как только вы заберете его домой, – снисходительно улыбнулась медсестра. – Он просто немного травмирован всей этой историей. Правда, мальчик?
Кексик повернул голову на звук голоса сестры и с любовью уставился на нее. Люси зыркнула на нее с неприкрытой ненавистью.
– Итак, с вас сто тридцать девять фунтов семьдесят пять пенсов, – с сияющей улыбкой объявила сестра. Судя по ее виду, бо?льшая часть суммы должна была пойти к ней в карман.
– Не могли бы вы послать счет моему супругу? – улыбнулась я в ответ. Экс-супругу. Отдельно живущему супругу. Супругу, который давно уже вовсе не супруг. – Мистер Пол Бриджмен, Тайлхаус-Мьюз, тридцать два «a».
Улыбка моментально стерлась с ее снисходительного лица. Она положила руку на кошачью переноску, как будто боялась, что та убежит.
– Мы настаиваем на внесении платы сразу после окончания лечения, – твердо сказала она, указывая на объявление у себя за спиной: «Мы настаиваем на внесении платы сразу после окончания лечения».
– Лечение еще не закончено, – заметила Виктория. – Вы сказали, что он должен будет принимать лекарства всю оставшуюся жизнь.
– Каждое новое предписание оплачивается, как отдельный курс лечения, – пропело чудо в белом халате, указывая на другое объявление, гласившее – угадайте, что? Меня ужасно заинтересовало, сколько еще объявлений она выучила наизусть. Но я справилась с желанием проверить ее на знание схемы «Правильный вес для вашего питомца» и рекламы программы страхования домашних животных (с неизменной счастливой семьей и их лабрадором).
– Итак, с вас сто тридцать девять фунтов семьдесят пять пенсов, – повторила сестра, улыбаясь уже не так широко. – Пожалуйста.
– У меня их нет, – прошептала я.
Я оглядела приемную, не желая, чтобы кто-нибудь стал свидетелем моего позора. У двери сидела пожилая леди с пожилым же пуделем на коленях, и двое детей принесли кого-то маленького и шустрого в картонной коробочке.
– Прошу прощения? – повысила голос сестра.
– У меня их нет, говорю. У меня вообще нет денег.
В моем воображении приемная мгновенно превратилась в сцену мюзикла. Пожилая леди и двое детей вскочили на ноги и приняли позы, выражающие справедливое негодование: