Мираж, стр. 97

Ответ был плохой, говорилось неуверенно, сбивчиво. Минус Якушеву.

Это заметил не один Климович. Когда обсуждение закончилось и Якушев уехал в свой отель, Чебышев сказал твёрдо:

   — Господа, это опасный человек. «Трест» — мистификация ГПУ.

13

Трое приятелей наблюдали за выходом из квартиры фон Лампе, по-берлински пили пиво из бутылок, когда появился Якушев, они мгновенно схватили такси, истому пришлось некоторое время постоять. Затем он сел в машину, и наблюдатели приказали шофёру ехать следом за ней.

14

   — Едем сразу к Якушеву, — сказал Климович Арапову после доклада. — Всегда полезно посмотреть на человека, который не ожидает твоего прихода. Полезно и сравнивать, каким он был только что перед людьми и как изменился, оказавшись в одиночестве. И самое полезное — обедом накормит.

   — Неужели Чебышев прав и Якушев чекист? — спросил Арапов.

   — Вряд ли. Мои люди спокойно переходят границу, и хвалёное ГПУ ничего не может сделать. Теперь пойдут люди Кутепова.

   — Кстати, Евгений Константинович, вы смеётесь над идеей Евразии, а московские коммунисты её признают. Фон Лампе показал мне брошюрку с докладом Троцкого на партийном съезде, и там чёрным по белому: «Москва наша искони была евразийской, то есть имела с одной стороны архиевропейский характер, и в то же время несла на себе черты чисто азиатские».

   — Это только доказывает, что, кроме слов, в этой евразийской идее ничего нет. Но слова, конечно, годятся для того, чтобы собрать людей ради достижения каких-то серьёзных целей. Троцкий это понимает. Сказал фразу — и часть наших евразийцев качнётся к красным. И Якушев чего-то там бормотал о географическом положении России. Пусть говорят — мы должны работать.

И Климович работал. Оказавшись неожиданным гостем Якушева, заметил на его лице нечто нехорошее, вроде испуга. Чекист, испугавшийся, что его разоблачили? Может быть и так.

За обедом представитель «Треста» жаловался, что он попал между двух огней: сблизится с Врангелем — монархисты-марковцы объявят его агентом ГПУ, свяжется с теми, наверное, так же поступит уважаемый Евгений Константинович.

   — И тем не менее вы должны определиться, с кем работать. Ведь возникнут не только политические, но и финансовые вопросы.

Нам, монархистам, подпольно действующим в России, нельзя игнорировать представителей законной династии. Для многих из нас Его Императорское Высочество...

   — Николай Николаевич? — пренебрежительно прервал Климович. — У него же «зайчик в голове». Совершеннейший мистик, едва ли не больной. Это же он со своей Супругой Станой напустил на Россию Распутина.

Генерал смотрел на Якушева. Как тот себя поведёт? Возмутится? Удивится? Понимающе улыбнётся? Нет. Якушев не нашёлся. Изобразил некое благоговение к Романовым:

   — Евгений Константинович, мне, как истинному монархисту, странно это слышать. Династия Романовых — народная династия.

   — Какая там народная династия? Кого вы назовёте из Романовых? Сплошные ничтожества!

   — Но на кого же ориентироваться?

   — Единственный человек, который может сегодня возродить Россию, — это Пётр Николаевич Врангель.

15

Тяжёлая болезнь Ленина позволила проявлять Дзержинскому некоторую самостоятельность в делах, но разболтала и заместителей. На совещании, где обсуждались донесения из Берлина, Менжинский [55] в своей истерической манере начал доказывать, что эта операция ничего не даёт, вызывает подозрения у эмигрантов, Якушева надо отзывать и операцию прекращать.

   — Дайте мне их деньги и их людей, и завтра я привезу в Москву Савинкова, — заключил Менжинский.

   — Как вы считаете, Генрих Григорьевич? — обратился председатель к Ягоде [56], человеку больших личных планов и поэтому всегда осторожному.

   — Я полностью поддерживаю предложение товарища Менжинского о необходимости ускорения операции по захвату Савинкова, но в донесении из Берлина есть важная информация для нашей практической работы на Западе. Наиболее активная часть эмиграции, то есть офицеры, остатки армии, считают первым кандидатом на власть в России Врангеля, не отвергая категорически Николая Николаевича. Это значит, что деньги, самые активные эмигранты, планы нападения на нас — всё это перейдёт к Врангелю. Сегодня это самый опасный наш враг в эмиграции.

   — Что вы предлагаете? — спросил Дзержинский.

   — Продолжить операцию «Трест». Пусть Якушев едет в Париж, встречается с верхушкой эмиграции, с самим Николаем Николаевичем. А мы должны начать борьбу против Врангеля. У меня есть любопытная идейка. Правая рука Врангеля — Кутепов. Недалёкий генерал, никакой не политик. Начнём с того, что натравим западную печать на Врангеля, доказывая, что он бесталанен, не умён, провалился в Крыму, ну и прочее. Произойдёт раскол между Врангелем и Кутеповым, то есть раскол среди офицеров. Врангель потеряет авторитет, а значит, ему перестанут давать деньги. Без денег он не опасен. В то же время «Трест» в глазах эмиграции превратится в одну из самых авторитетных организаций.

Выслушав предложения помощников, Дзержинский по обыкновению лучшие из них сделал своими и в заключение настойчиво приказал продолжать операцию против Савинкова, операцию «Трест» в полном объёме и спровоцировать разрыв между Врангелем и Кутеповым.

16

Офицеры собрались полуконспиративно, расположились на лужайке за домом генерала Кутепова, будто отдыхающие. Кто на скамейке, кто на стуле, кто на пёстрой травке. И собрание — человек 30 отобранных — тоже пёстрое. Первым неприятно поразил Воронцов. Он уселся сзади в общих рядах, но казалось, что он сидит один далеко от всех — такое у него было лицо или, может быть, таким представилось генералу. Ближе всех капитан Ларионов. Если бы все офицеры были такие, как он, можно было бы уже сегодня переходить границу с Россией всей армией. Недалеко от Ларионова молодожёны — Мария Захарченко и штабс-капитан Радкевич. Для них пришлось изобразить улыбку, которая должна была бы напоминать отеческую, и Кутепов старался, хотя и не знал, как это делается.

Речь его получилась скомканной:

   — Господа, вы знаете, на что решились. Наше дело там — в России. Наша обязанность — показать русскому народу, что и мы, сидя здесь в безопасности, не забываем своего долга перед родиной. В представлении подрастающих в России поколений русский патриот-эмигрант является таким, каким изображают его советские рептилии. Мы должны там, и только там, показать себя и напоминать всем, что мы умеем бороться и умирать. Мы должны смотреть на походы в Россию как на наше необходимое и обычное дело, а не как на подвиг. Когда мы проникнемся сознанием, что только совершаем свой долг перед Родиной, нам легче будет переносить все тяготы и лишения, которые выпали на нашу долю. Нас немного, очень немного, но эти немногие ценнее и лучше многих тысяч. Наше дело правое. Оно требует жертв, без жертв лучших русских людей Россия не восстановится, и они необходимы, они будут всегда. Многие погибли, погибнут ещё, погибнем все мы, начавшие, но зерно брошено, и плоды будут там — на Русской земле. Надо, чтобы дело наше продолжалось до тех пор, пока в России существует власть интернациональных бандитов. В заключение — некоторые технические частности. Каждую группу буду отправлять я лично. Никто, кроме меня, не будет знать состав, задачи и маршрут группы. Первые уйдут в ближайшие дни.

Ни вопросов, ни обсуждения не было. Поднялись и начали медленно расходиться. Сначала к Кутепову подошли Мария и её муж.

   — Ничего не изменилось? — спросила Мария.

вернуться

55

Менжинский Вячеслав Рудольфович (1874—1934) — советский государственный и партийный деятель, юрист. В 1917 г. в Петрограде комиссар ВРК, с 1917 г. — нарком финансов РСФСР, с 1919 г. — член президиума ВЧК, с 1923 г. — заместитель председателя, а с 1926 г. — председатель ОГПУ.

вернуться

56

Ягода Генрих Григорьевич (1891—1938) — с 1920 г. член Президиума ВЧК, с 1924 г. — заместитель председателя ОГПУ при СНК СССР.