Пьяный ангел (сборник), стр. 28

Старший лейтенант долго сидел, прислонившись к старой берёзе. Спинки у скамьи не было. Наверное, из-за экономии. Рядом с деревом, готовившимся наполниться соком, валялись брошенные им костыли.

Он уже устал от голоса, который задавал один и тот же вопрос. Этот голос принадлежал ему самому, мальчику лет двенадцати, в форме суворовского училища. Вопрос касался его ноги. Мальчик удивлялся тому, как беспечно Максим, уже взрослый, потерял ногу? «Помнишь, ты скакал на ней? Ты соревновался с Димкой из третьего подъезда». Нет, судей не было. Просто они решили доскакать до качелей. Они одиноко свисали на длинных полу изогнутых прутьях. Кто доскачет, тот и будет сидеть, а проигравший обязан раскачивать. «Ты доскакал. А ещё ты красиво отталкивался этой ногой на старте. На школьном стадионе было огромное количество народа. Трибуны были забиты, но ты видел, различал в кричащей и смеющейся толпе одно лицо. Косички, чёлка и недоверчивая улыбка. Эта девочка недавно пришла в класс. Ты ей шепнул, что если прибежишь первым, то поцелуешь её в губы».

Максим улыбнулся. Он прибежал первым и поспешил к трибунам. Новенькую он догнал только за стадионом. Была осень. На девочке был плащик. А Максим догнал её в спортивных трусах. Она услышала его. Оглянулась и остановилась. Когда Максим оказался рядом, то забыл про уговор. Он смотрел в глаза девочки и видел голубое небо. Она поцеловала его сама. Прижалась к его губам и пошла решительно прочь. Первый урок на отдачу долгов.

Это была жизнь из времени, когда у него были ноги. И он не знал им цены. Были и были. Что в этом особенного? По городу иногда скакали люди без ног. Или ездили на маленьких тележках, отталкиваясь руками от асфальта. И ты, глядя им вслед, спрашивал себя, а как они поднимаются к себе в квартиру по лестнице у подъезда? Но надолго этот вопрос не оседал в голове.

А сейчас сидит. Как он будет скакать на костылях по городу? Кто возьмёт его на работу? Сейчас одноногих сторожей не бывает. Кому нужны уроды? «Новые русские» знают, кому и за что платить!

Максим заскрипел зубами. Один взрыв вычеркнул всё начисто! До взрыва было сплошное счастье! Он прыгал с парашютом, укладывал в рукопашном бою противника, жал на педали газа всех видов машин… Вот-вот, теперь осталось шоферить на инвалидной коляске! Только кто ему её купит? Никто!

Но этот безапелляционный ответ почему-то успокоил его. Он откинулся на ствол дерева и закрыл глаза, подставив лицо лучам заходящего солнца и лёгкому свежему ветерку, в котором угадывался запах снега, под который «подкапывается» весна.

Максим под ума л, куда ем у податься, когда предложат покинуть госпиталь? Остаться здесь, в Ростове, неплохом городе, пристегнуть протез, найти болтливую казачку, завести детей и, например, шить обувь? Говорят, сапожники неплохо зарабатывают… Или вернуться домой, на Волгу, в Новокуйбышевск? К кому? К детсадовским друзьям? К матери, которая давно живёт своей семьёй? Братьям и сёстрам чужой ему семьи? Ну, допустим, мать отдаст ему однокомнатную квартиру, которая осталась ещё от отца Максима и которую мать бережёт для него, сдавая квартирантам. Пойти сначала сторожем… Пойти… Но на чём? Протез обещали через полгода. Да и стоит ли верить в эти обещания? Был в Чечне господин генерал-майор Обещалкин, который готов был жизнь свою положить, но не посылать «коммандос» Генштаба в обычные рейды. Сука… Максим подумал о ребятах, оставшихся в горах.

Даже далеко от цивилизации они умели любить жизнь. Мало кто из них рассказывал о своей гражданской жизни. Почти все они, как и Максим, выросли на солдатской перловке столовых бесконечных училищ. О женщинах они не говорили ни хорошего ни плохого. Если кому и перепадало в военных городках закадрить девчонку или жену офицера, то молчали. «Коммандос» знали, что они женятся, когда их спишут. Значит, Максиму пора всё-таки жениться?

При этой подвернувшейся мысли он усмехнулся. Трахаться каждый вечер и утро в постели с молодой женой он не прочь. Это просто замечательно! Но какую позу ему выбирать? И какая дура захочет с ним это делать?

Он подумал об одной такой «дуре» – девушке из дома, где жила мать. Три года назад, ещё курсантом специализированного училища, он приезжал домой и познакомился этой девушкой. Они даже провели несколько неплохих ночей в палатке, которую поставили в лесу на берегу Волги. Света. Но расстались чужими. Хорошо отдохнули, это да! Он впервые натрахался до боли в яйцах, и ей понравилась его ненасытность и агрессия. Но, помогая складывать ему палатку, взятую напрокат, она призналась, что пошла с ним назло своему парню. Так что о чувствах лучше не заикаться. Неплохой расклад.

– Перед встречей с ним побудь в холодильнике, – посоветовал Максим и сплюнул.

– Зачем? – совершенно серьёзно спросила Светка.

– Чтобы выглядеть целкой! – взорвался Максим.

А она, дура, смеялась всю дорогу.

Он закрыл глаза и заставил себя забыть обо всех мыслях. Было покойно под лучами солнца.

На крыльцо корпуса гнойного хирургического отделения вышла женщина в белом халате. Она крикнула в красную от лучей закатного солнца аллею:

– Топилин, в палату. На осмотр.

Это был голос нянечки, Веры Семёновны. Какой осмотр в это время? Сколько прошло, как он вышел из палаты? Его внутренние часы определили – полтора часа! Привычный взгляд на свои «Командирские». Это было так же привычно, как дышать. Точно, как в аптеке. Пожилая женщина спустилась на две ступеньки, словно собираясь дойти до больного, но остановилась и почти дрожащим от жалости голосом позвала:

– Топилин, ну иди же!

Максим опёрся левой рукой на колено правой ноги и повернулся, чтобы свободной рукой нашарить костыли. Надо было нагнуться до земли, пропахшей окурками. Здесь много больных сидело и давилось от дыма, а, может быть, от сдерживаемых слёз и рыданий при осознании непоправимости своих увечий. Левая рука соскользнула и провалилась в глубокое ущелье до дна, до ещё сырой после стаявшего снега земли. Шарь не шарь, а конец правой ноги не найдёшь. Ступню оторвало под Аргуном, в запланированной для других зачистке. Может, изувеченную оторванную часть ноги подобрали и уложили рядом с лейтенантом Топилиным. И везли долго, надеясь каким-то образом пришить? А после втайне закопали, похоронив вместе с ней и надежду вернуть парня в строй. Может, её и не думали подбирать. И ночью, после боя, одичавшие собаки сгрызли, рыча и сердясь на запах человека.

Топилин, уже старший лейтенант (на 23 февраля в госпитале был зачитан приказ о присвоении очередного – и последнего – офицерского звания и награждении орденом «За мужество»), резким движением дотянулся до костылей. Через минуту он уже подпрыгивал неведомым существом о трёх ногах, две из них – деревянные палки костылей. Вера Семёновна терпеливо ждала. При его приближении затараторила:

– Максимушка, тебя новый врач ищет! Такая красавица – всё отделение крутится около её столика, никак не наглядится!

Максим усмехнулся: в палатах одни уроды с культяпками, которым не на чем «крутиться». И им, как и Максиму, уже не до красавиц…

Похоже, нянечка поняла его усмешку и неодобрительно покачала головой. Но в её неодобрении было сочувствие. На самом деле, кому сейчас нужен одноногий кавалер, когда и нормальные мужики не могут прокормить свои семьи! Это в её время, после войны с фашистами, женщины гордо выходили замуж за калек. Она вздохнула и поплелась вслед за больным.

Глава вторая

1

Виктория уже обошла почти все палаты. Большинство больных, подчиняясь распорядку и силе привычки, спали. Она осторожно ходила между коек, сверяясь с историями болезней. Они были почти все написанными как под копирку, по географии места ранения – Чечня.

Но не все офицеры и старшины спали. Были и те, кто, смежив веки, сумрачно рассматривал сквозь них окружающий мир, мерзкий и ненадёжный, недоверчиво поглядывали на молодого врача. У изголовья больных на тумбочках или на одеялах лежали книги или толстые газеты с фотографиями девушек. Виктория знала, о чём они думали при взгляде на неё, и не осуждала их мыслей. Разных, скромных или бессовестных.