Флотская богиня, стр. 62

В смех, которым Корягин встретил это обещание, он постарался вложить весь свой, командирским опытом нажитый, сарказм:

– Хотелось бы знать, что мне положат из этого вашего «положено»?

– Должны прислать выпускников дивизионных курсов. Специалисты, может быть, не ахти какие, но поддерживать связь в полевых условиях смогут, это руководство курсов гарантирует. Вот со снайперами трудновато.

– У нас вон свой снайпер образовался: ефрейтор Гайдук, – кивнул комбат в сторону отошедшей на почтительное расстояние Евдокимки. – Любого профессионала за пояс заткнет. Ей бы винтовку с оптическим прицелом – и все вопросы сняты.

– С каким таким «оптическим»? – напряглось лицо комбрига, испещренное гипертоническими прожилками. – Раскатал губу! Тут самых обычных винтовок еле наскребли [28], и патронов явно маловато. Военком рассказывал, что маршевые роты они бросают в бой, не успев ни вооружить, ни обмундировать.

– Получается, довоевались?

– Ну, нападение неожиданное, а потому данная ситуация… временная, – мрачно парировал комбриг. – И вообще не об этом сейчас речь. Какие надежды командование бригады и всего корпуса возлагает на твой батальон – уже знаешь?

– Информирован, товарищ комбриг.

– А теперь сообщаю, что на подготовку батальона к активным боевым действиям, в частности, в тылу врага, тебе отводится десять суток.

Корягин на несколько мгновений уставился на полковника, но вовремя сумел овладеть собой. Другое дело, что иронии скрыть не смог:

– Это ж, с какой такой стати подобная «щедрость»?

– Ты эти свои ухмылки для противника оставь, – отрубил комбриг.

– Так ведь батальон еще только формируется. Что мы успеем за десять дней?

– Моли бога, – еще жестче бросил полковник, садясь в машину, – чтобы противник подарил нам хотя бы эти десять дней.

– Значит, все-таки противник? – насторожился Корягин. – А ведь сообщали, что враг остановлен, а на некоторых участках даже отброшен, и вообще…

– Сообщают всякое разное, капитан, – прервал его комбриг. – А фронт – вот он, уже в семидесяти километрах отсюда.

19

Анна Жерми только начала осваиваться с последствиями столь стремительного перевоплощения из «белогвардейской суки» и «лагерной пыли» в графиню и младшего лейтенанта, пирующего за одним столом с энкавэдистами, а Шербетов уже вновь направлял разговор в разведывательно-диверсионное русло.

– Кутепов, Врангель, Деникин, Шкуро, несколько других белых генералов и влиятельных старших офицеров неоднократно пытались наладить связь с вашим отцом…

– Простите, пожалуйста, что перебиваю, – воспользовалась Анна минутной заминкой Шербетова. – Но в дальнейшем речь пойдет не о моем отце, а о генерале Подвашецком. Исключительно о нем. Так будет проще для всех нас.

– Принимается, – буркнул Шербетов. – Так вот, разные паломники к поместью Лихтенвальд всячески пытались втянуть генерала Подвашецкого, с его деньгами и связями, в свои белогвардейские интриги. Однако граф по-прежнему остается непоколебимым монархистом, для которого Белое движение – цитирую – «давно перевернутая и бездарно написанная страница русской истории».

– О да, нечто подобное всегда было в духе генерала Подвашецкого, – вновь, как бы про себя, проговорила Анна. – Как раз на этой почве мы с ним когда-то принципиально разошлись во мнениях, взглядах, и даже в судьбах.

Полковник и генерал переглянулись, а затем встревоженно перевели взгляд на Гайдука, пытаясь выяснить, знал ли он о сложности отношений Анны с отцом.

– Не думаю, чтобы у вас с генералом Подвашецким дошло до откровенной вражды, – медленно, а потому внушительно, проговорил Гайдук, давая понять: «Не акцентируй на этом факте внимание начальства!»

– Нет-нет, конечно же мы найдем с ним общий язык, – точно расшифровала подтекст его слов Анна, – Тем более что прошло столько лет, да и Гражданская война давно завершилась.

– Не сомневаюсь, – ухватился за эти заверения полковник Волынцев. – Как и в том, что, ради примирения с отцом, вы проявите ангельское смирение, подобающее всякой благовоспитанной дочери.

Анна тут же намеревалась заверить в этом полковника, как вдруг на столе Шербетова ожил телефон.

– …Так точно, товарищ генерал-лейтенант, проверку прошла, – произнес он в ответ на вопрос, которого Жерми не слышала; при этом генерал-майор приложил палец к губам, предупреждая, чтобы никто из присутствующих не смел обнаруживать себя. – Самую жесточайшую, без поблажки. Да, сейчас она под опекой полковника Волынцева, который вводит ее курс происходящих в белогвардейских кругах событий. Через сорок минут они отбывают к месту дальнейшего прохождения службы… Есть, докладывать лично вам, – положив трубку, Шербетов старательно протер некстати вспотевший лоб. – Вы все слышали, товарищи. Операция «Поцелуй Изиды» находится под контролем в самых верхах разведуправления, поэтому отступать некуда. Прежде всего это касается вас, младший лейтенант Жерми.

– Отступление – вообще не в моих правилах.

– В таком случае продолжайте, полковник. Что вы там говорили о генерале Подвашецком? Курс ликбеза по поводу новой тактики «беляков» мне тоже не помешает.

Волынцев сдержанно кивнул и прокашлялся…

– При детальной разработке генерала и его окружения открылась любопытная черта мировоззрения бывшего императорского адъютанта, – поднял вверх указательный палец полковник. – Дело в том, что монархизм графа Подвашецкого – какого-то особого рода. Генерал считает, что, поскольку сразу два представителя династии Романовых, друг за другом, отреклись от трона, предав, таким образом, веру и Отечество, то, по европейским традициям монарших родов, претендовать на русский трон никто из рода Романовых больше не имеет права. «Династии, запятнавшей себя добровольным отречением, а следовательно, трусостью и предательством, не позволительно более осквернять своей коронацией русский трон!» – таков главный тезис графа как политика и дипломата.

– Кроме того, он предлагает все политические партии в России запретить, поскольку ничего, кроме смуты и раскола нации, они в себе не несут, – уточнила Жерми.

– Так все-таки у вас был контакт с генералом? – вклинился в их разговор Шербетов.

– Подобные взгляды сформировались у него еще во времена революции, – попытка подловить графиню на лжи опять не увенчалась успехом. – Не думаю, чтобы сейчас, наблюдая за натиском германских войск, он отказался от них.

– Новым является только то, – продолжил Волынцев, – что генерал, мнящий себя одним из идеологов русского монархизма, предлагает заменить разогнанные партии единым, всероссийским рыцарским орденом Святого Георгия.

– Заменить десятки партий неким рыцарским орденом?! В наше время? – искренне удивилась Анна. – Средневековье какое-то. Это нереально.

– Как знать? – заметил Шербетов. – Вспомните, что и приход к власти «партии царененавистников» в столь могучей империи, как Российская, также казался делом нереальным.

– Впрочем, единоправящая ныне партия коммунистов – тоже своеобразный орден, – Жерми продолжила свои размышления вслух. – Вряд ли он имеет хоть какое-то сходство с рыцарским, однако на сравнение наталкивает…

Подполковник Гайдук предостерегающе прокашлялся, но Волынцев вполголоса обронил:

– В данном разговоре это допустимо.

– И все же… – не стала тушеваться Жерми, – от генерала Подвашецкого такого радикального курса я не ожидала. Вот оно – разлагающее действие аристократического титула.

На сей раз все четверо только пригубили рюмки, решив, что для ритуального застолья вполне достаточно выпитого ранее.

Все это время Анна старалась сидеть вполоборота к мужчинам, стыдливо пряча синюшно-красную часть лица с заплывшим глазом, и держалась с вызывающей стойкостью.

– Граф Подвашецкий считает, что в создавшихся условиях только орден способен стать нерушимым оплотом царствующего Дома, – тут же подхватил полковник нить просвещения Анны. – И что только в его рядах должна зародиться новая правящая династия, а также новая волна генералитета и чиновничества. Следует сказать, что у рыцаря-монархиста уже появилось немало эмигрантов-единомышленников, проживающих не только в княжестве Лихтенштейн, но и в соседних странах. Мало того, он уже начал заниматься созданием ордена.

вернуться

28

Существует масса свидетельств того, что в первые месяцы войны новобранцев Красной армии нередко бросали в бой, выдавая одну винтовку на десятерых. И подкреплялось это требованием: «Остальное оружие добывать в бою!»