Флотская богиня, стр. 34

– Колонну, которая в центре, сопровождает охрана?

– При одной из машин двух охранников с винтовками видел. А дезертиры – они любят пограбить, но очень не любят пальбы. Трусливые, словом.

Майор тут же приказал водителю увезти женщин в центр села, полагая, что там те окажутся в большей безопасности.

– Нападать на большую колонну с охраной шайка вряд ли осмелится, – объяснил он свое решение. – Мы же устроим на нее засаду и, в случае чего, немедленно придем вам на помощь. Машину загоните в какую-нибудь усадьбу, чтобы не привлекать внимания к ней, и замаскируйте, обязательно предупредив охрану о возможном нападении.

Анна Жерми наотрез отказалась садиться в машину. Майор попытался уговорить ее, однако, улучив момент, Смолевский вполголоса обронил:

– Бессмысленное занятие. Пусть остается. У нее имеется пистолет, а стрелок Бонапартша – отменный. И вообще поймите вы, что наша Жерми – настоящий боец.

– Это вы – об Анне Альбертовне?! – не сумел скрыть своего удивления особист и, пораженный сообщением штабс-капитана, тут же угомонился – дескать, пусть остается.

Как только машина отъехала, Бонапартшу он оставил в доме, играть роль хозяйки. Смолевский же, вооруженный лопатой с перебитым черенком и финкой, затаился в кустах неподалеку от оврага, чтобы ударить по дезертирам с тыла.

– Попытаюсь вспомнить навыки, полученные когда-то в разведшколе, в том числе и по рукопашному бою, – азартно объяснил он, самостоятельно выбирая для себя место засады.

– Тем более что снимать придется «краснопёров»? – не упустил случае подколоть его Гайдук. – Как не вкусить такого наслаждения?

– Ну, «красноперы» как-никак – идеологические противники, а эти – так себе, банда горлорезов.

Унтеру майор вручил свой трофейный пистолет и приказал засесть в руинах соседнего дома. Сам спрятался у кованой, открывающейся внутрь двери подвала, из-под карниза которого просматривался весь двор и подходы к нему.

– Вы что, действительно вооружены? – поинтересовался он у Жерми, после неудачной попытки дать ей напутственные советы – как следует вести себя во время нападения.

Та встретила это со снисходительным сарказмом:

– Вы еще спросите, владею ли я оружием, – иронично парировала Анна.

Они стояли в тесных сенцах старой мазанки и говорили вполголоса. В обеих комнатах светилось по керосинке, а на кухне – дымилась свеча. Вся их крайняя хата представляла теперь посреди степи приманку для любого из проходимцев.

– И что странного вы нашли бы в этом вопросе?

– У меня – наган с полным зарядом, плюс шесть запасных патронов. Понимаю, что для боя маловато, но стрелять намерена без предупреждения, в упор и без каких-либо расспросов.

– А мне казалось, что я неплохо знаю тебя, Анна, – переходом на «ты» Дмитрий пытался напомнить женщине о днях в Одессе, проведенных вместе, чью весеннюю прелесть забыть никак не мог.

– Всем так казалось, – спокойно заметила Жерми. – В этом и заключается один из способов маскировки, а значит, и само искусство выживания в тылу противника. Кстати, в тылу белых я вела бы себя точно так же.

– Кого же вы в таком случае представляете?

– Саму себя. Но, по убеждениям своим, я – яростная монархистка, у которой есть все основания ненавидеть и белых, и красных, не говоря уже о махновцах и прочей сволочи.

– Как я и предполагал, – проворчал Гайдук.

– Может быть, поэтому, – не обратила Бонапартша внимания на его слова, – единственно приемлемым и актуальным лозунгом Гражданской войны для меня до сих пор остается лозунг незабвенного, хотя и презрительно нелюбимого мною, Нестора Махно: «Бей белых, пока не покраснеют; бей красных, пока не побелеют!»

– Очевидно, атаман-анархист даже не догадывался, как любо будет монархистке идти в бой под его лозунгами. Что ж вы, Анна Альбертовна, так и намерены до конца дней своих прожить на советской территории, как на вражеской?

– Я до конца дней своих намерена прожить на территории Российской империи. Пусть даже и лишенной на какое-то время короны, герба и флага.

– И вам не страшно произносить эту крамолу в присутствии офицера НКВД?

– Лично я пустилась в эти откровения только потому, что, как оказалось, словесным недержанием отличился наш дражайший штабс-капитан. Разве я давала хоть малейший повод заподозрить во мне монархистку и вообще человека, настроенного антисоветски?

– Моим друзьям, – уклончиво ответил Гайдук, – особенно коренным одесситам, вы казались живым воплощением французской революционерки, эдаким подобием Жанны Лябурб [17]. Только почему сейчас вы напропалую столь откровенны? Уже не считаете меня офицером НКВД?

– Потому что вы, лично вы, Дмитрий Гайдук, никогда им и не были. А сейчас – тем более. Лично я воспринимаю вас, как обычного русского офицера, оказавшегося в двух шагах от линии фронта и готового сражаться против германцев точно так же, как тысячи офицеров сражались против них в прошлую мировую.

– Ну, слава богу, – с искренним облегчением вздохнул Дмитрий. – А то я уж было решил, что вы пытаетесь склонить меня на свою сторону. К измене присяге.

– В случае с вами это бессмысленно. Достаточно того, что теперь мы – союзники и перед нами общий враг. Уверена, что к такому же решению придут многие белые офицеры, как, впрочем, и офицеры-монархисты.

39

Нет, это совещание у командующего армией, последнее перед операцией «Выжженная степь», оптимизма фон Штуберу не придало. Генерал Курт Швебс как-то рассеянно выслушал доклады самого барона, а также командира танкового отряда майора Кегля и командира егерей капитана Юргенса и, впав в несвойственное ему забытье, молчаливо смотрел куда-то в пространство перед собой.

В общем-то, командиры всех трех отрядов подтвердили свою готовность к танковому и воздушному десанту в район Степногорска. Стало ясно: само их появление в тылу вызовет у русских панику; кроме того, десантники отвлекут на себя и уничтожат значительные силы противника. Но все их жертвенные усилия приобретали смысл только в том случае, если основным силам удастся с ходу прорвать оборону русских и, войдя в город, соединиться с остатками десанта.

Таковым, собственно, и виделось поначалу генерал-полковнику Швебсу завершение «Выжженной степи». Но, пока шла подготовка к десанту, ситуация в районе действия армии резко изменилась.

Догадавшись, что основной удар будет нацелен на крупнейший промышленный район, с центром в Кривом Роге, русские сосредоточили на этом направлении несколько дивизий, перебросили танковый полк, начали цепляться за каждый, даже самый мизерный, водный рубеж, за любую складку местности. К тому же в подольских лесах то тут, то там обнаруживались подразделения окруженцев, не спешивших сдаваться, как это происходило в самом начале войны. Они не пытались во что бы то ни стало вырваться из окружения, а продолжали действовать диверсионно-партизанскими методами. В итоге немецких солдат, необходимых на фронте, приходилось бросать на охрану дорог и прочесывание местности, а главное, терять их в бессмысленных стычках.

– Как вы уже убедились, – наконец-то мысленно вернулся в кабинет генерал Швебс, – чем ближе части армии подходят к промышленным районам, к Днепру, тем сопротивление русских становится все более упорным. И я очень сомневаюсь, что завтра нам удастся захватить Степногорск, а значит, воспользоваться действиями десанта.

Услышав это, командиры групп переглянулись. Опасаясь, как бы Швебс вновь не впал в летаргическое молчание, оберштурмфюрер СС театрально, стараясь привлечь внимание, прокашлялся:

– Следует полагать, операция, господин генерал, отменяется?

– По данным разведки, никаких значительных резервов у русских на этом направлении больше нет, теперь они спешно создают оборонительный вал на восточном берегу Днепра. Но у меня их тоже нет. Для переброски нужно время. – Он замолчал, несколько мгновений вдумчиво рассматривая тот квадрат на карте, в пределах которого находился Степногорск. – Решение будет таковым. Десантирование состоится в намеченное время. Однако цели его сузятся. Танковому десанту, – метнул он взгляд в сторону майора Кегля и капитана Юргенса, – усиленному еще пятью машинами и взводом егерей, предстоит взять под свой контроль железнодорожный поселок, надежно перерезав при этом железнодорожное и шоссейное сообщение.