Танец отражений. Память, стр. 152

— Ты спятил? — спросил Иллиан и резко замолчал. Они молча уставились друг на друга. Затем лицо Иллиана резко изменилось. Застыло. — Извини, — пробормотал он и отключился.

Майлз сидел, глядя на опустевший экран. Никогда еще у него так не билось сердце, как сейчас, в этой пустой комнате. Сообщение Галени вызвало у него беспокойство.

Теперь же он пришел в ужас.

Глава 14

Майлз сидел неподвижно минут десять. Галени прав. Черт побери, да Галени и половины не знает. Иллиан не просто забывает то, что есть. Он помнит то, чего нет. Ретроспекция?

«Эй, если старик не помнит, какой нынче год, то я знаю способ, как ты сможешь получить обратно свою работу…»

Не смешно.

Что же делать? Он, наверное, единственный человек на всем Барраяре, кто не осмелится сказать ни слова против Иллиана. Это немедленно сочтут нытьем уволенного, или еще хуже — попыткой отомстить.

Но и оставлять все это без внимания тоже нельзя, зная то, что он теперь узнал наверняка. Из кабинета Иллиана непрерывно идут приказы, и люди этим приказам повинуются. Безоговорочно. Тридцать лет безусловного доверия — это банк, который не может рухнуть в одночасье. И сколько вреда может нанести Иллиан за это время? Например, сейчас? Предположим, он вернется к самым кровавым моментам восстания на Комарре?

И сколько это уже продолжалось, пока Галени не заметил странные проявления? Похоже, все произошло внезапно, но, возможно, лишь внезапно проявилось. Сколько недель, а может, месяцев, он в таком состоянии отдает приказы? Кому-то придется тщательно просеивать все исходившие от Иллиана приказы за последние… что? «Кому-то. Но не мне».

Что-то произошло с чипом эйдетической памяти или с нейронами Иллиана? Или это какое-то внезапное синергическое нарушение? Проблема медицинского и биоинженерного характера, и решать ее техническим экспертам. «И опять не мне».

В конце концов Майлз пришел к тому же решению, если это можно назвать решением, что и Галени. «Передай сведения Другому в надежде, что он что-нибудь предпримет». И сколько же времени комитет наблюдателей за Иллианом будет футболить мяч туда-сюда, прежде чем предпринять какие-то решительные шаги? «Это не мне решать. Очень жаль, но это так».

Он нехотя набрал номер на комме.

— Это лорд Форкосиган. Соедините меня с Департаментом внутренних дел, пожалуйста, — попросил он ответившего на вызов капрала.

Генерала Гароша на месте не оказалось.

— Попросите его связаться со мной, как только он появится, — сказал Майлз. — Это срочно.

В ожидании вызова он продолжил перебирать вещи, едва соображая, какие выкинуть, а какие оставить. Гарош не отзывался. Майлз еще дважды связывался с его приемной, прежде чем ему удалось застать генерала на месте.

— Да? — нетерпеливо нахмурился Гарош. — В чем дело, лорд Форкосиган?

Майлз набрал побольше воздуха.

— Некоторое время назад со мной связался Саймон Иллиан. Думаю, вам стоит просмотреть запись вызова.

— Прошу прощения?

— Пойдите в приемную Иллиана и заставьте его секретаря показать вам запись. На самом деле вам обоим стоит ее просмотреть. Я знаю, что разговор записан, это стандартная процедура.

— Зачем?

Вот именно. С какой стати Гарош послушает парию Службы безопасности, которого, как он видел своими глазами, его глубокоуважаемый начальник Иллиан не только выгнал, но лично сопроводил на выход?

— Генерал, это действительно очень важно и очень срочно, и я действительно предпочел бы, чтобы выводы вы сделали сами.

— Вы театрально загадочны, лорд Форкосиган, — неодобрительно нахмурился Гарош.

— Мне очень жаль. — Майлз старался говорить ровным тоном. — Вы сами все поймете, просмотрев запись.

— Вот как? — поднял бровь Гарош. — Что ж, может, и просмотрю.

— Благодарю вас.

Майлз отключил комм. Просить Гароша связаться с ним после просмотра бесполезно. Теперь его и близко не подпустят.

Вот и все. Дело сделано. Он поступил правильно, насколько это возможно в данной ситуации.

Чувствовал он себя скверно.

Так, теперь: стоит ли сообщить Грегору? Нечестно держать императора в неведении по столь серьезному вопросу, но, Боже мой…

Впрочем, Гарош сам вскоре поставит своего сюзерена в известность. Как только он сообразит, в чем дело, и обеспечит Иллиану соответствующий медицинский уход, Гарош, согласно существующему положению, автоматически станет шефом Службы безопасности, и его первейшей обязанностью будет сообщить Грегору о столь неприятном повороте событий и выяснить мнение императора по этому поводу. Так что вопрос разрешится еще до вечера.

Возможно, причиной поведения Иллиана является что-нибудь простое, что легко исправить. Может, он вернется к исполнению своих обязанностей буквально через несколько дней. К примеру, что-то замкнулось в чипе. «С этим чипом ничего простого быть не может». Но СБ позаботится о своем сотруднике.

Вздохнув, Майлз вернулся к своему списку, но никак не мог сосредоточиться. А не мог ли Иллиан сокрыть следы происшедшего? Предположим, Гарош пошел просмотреть запись, а ее уже нет? Но если Иллиан отдает себе отчет в происходящем, то он должен сам обратиться к медикам.

День тянулся бесконечно. Вечером Майлз, сломавшись, попробовал связаться с Гарошем и Грегором, но не нашел ни того, ни другого. Возможно, оба были заняты разрешением возникшего кризиса. Он все же оставил просьбу, чтобы с ним связались, но ответа так и не дождался. Спал он этой ночью плохо.

Как же он ненавидел отсутствие информации! К вечеру следующего дня Майлз уже вполне созрел, чтобы лично отправиться в штаб-квартиру СБ и потребовать сведения, к которым теперь не имел доступа, но тут в особняк Форкосиганов пожаловал Галени. Капитан явно приехал прямо с работы, в мундире, и выглядел мрачным даже по сравнению со своим обычным суровым видом.

— Выпьешь? — спросил Майлз, глянув на физиономию приятеля, которого Мартин, на этот раз по всем правилам представив, привел в Желтую гостиную. — Или поужинаешь?

— Выпью. — Галени плюхнулся в ближайшее кресло и откинул назад голову так, что хрустнули позвонки. — А насчет ужина подумаю. Пока я не голоден. — Дождавшись ухода Мартина, он произнес: — Все кончено.

— Рассказывай. Что произошло?

— Сегодня днем в разгар совещания Иллиан сломался окончательно.

— Днем? Ты хочешь сказать, что генерал Гарош не отправил его на медицинское обследование вчера вечером?

— Что?

Майлз рассказал о своем разговоре с Иллианом.

— Я немедленно поставил в известность Гароша. Только не говори мне, что этот человек не сделал того, что я ему сказал.

— Не знаю, — протянул Галени. — Могу рассказать лишь о том, что сам видел.

Как опытный аналитик — и уж тем более как историк — Галени прекрасно видел разницу между свидетельством очевидца, слухами и досужими домыслами. Всегда можно было понять, к какой категории относится то, что он рассказывает.

— Но теперь-то Иллиан под медицинским наблюдением, не так ли? — озабоченно спросил Майлз.

— О да! — вздохнул Галени. — Совещание началось почти как всегда. Главы департаментов представили еженедельные доклады и перечислили все задачи, которые хотели бы поставить перед другими отделами. Иллиан казался несколько нервным, более беспокойным, чем обычно, вертел в руках лежащие перед ним на столе предметы… порвал справку, пробормотал извинения. Встал, чтобы, как всегда, раздать всем поручения, и тут началось… Фразы не вязались одна с другой. Он совершенно съехал с катушек. Похоже, он не просто перепутал день, а ошибся дней на двадцать. Каждое предложение — абсолютно грамматически правильное и совершенно бессмысленное. И он не отдавал себе в этом отчета, пока не заметил, что у всех присутствующих отвисла челюсть. Тут он остановился.

Тогда Гарош встал — клянусь, это самый смелый поступок, какой я видел в жизни, — встал и заявил: «Сэр, мне кажется, вам следует немедленно обратиться к врачу». Иллиан рявкнул, что вовсе не болен, приказал Гарошу сесть, к чертовой матери, на место… Только в глазах его ярость сменялась недоумением. Его трясло. Где, черт побери, твой подросток-переросток с выпивкой?