Моряна, стр. 47

— Ого! — Лешка затрясся в звонком смехе. — Так, так! Значит, не одна любовь согревает ловца, а еще эта самая?

Сенька и Зинаида, смеясь, прошли к реюшке. Лешка шагнул к молодой рыбачке.

— Молодец, Зинка! Дай пять! — и взял ее за руку.

Улыбаясь, девушка пыталась вырвать руку из цепкой Лешкиной руки.

— Дома у ловца — рыбачка! — громко продолжал он. — А на море — водочка!..

И вдруг, взглянув на Сеньку, Лешка слегка посуровел, отвел его в сторону.

— Обождал бы Андрей Палыча, — глухо сказал он молодому ловцу. — Артелью в море пойдем!

Сенька молчал.

— Слышь? — требовательно спросил его Лешка.

— Слышу, Алексей Захарыч...

— Понимаешь, должны артелью в море пойти!

— Понимаю, Алексей Захарыч...

— Значит, согласен?

— Согласен, Алексей Захарыч...

— Так почему же не ждешь Андрей Палыча?

— Да долго уж очень он там...

— А скоро, брат, ничего не делается. Ясно?

— Ясно, Алексей Захарыч...

— Тогда бери свое движимое-недвижимое! — и Лешка кивнул на реюшку Безверхова, на корме которой лежал Сенькин узелок.

Сенька взял узелок и вместе с Зинаидой и Лешкой направился в поселок.

Безверхов так и ахнул:

— Что такое?!.

Но на выручку ему подоспел Антон:

— Я иду с тобой в море, Василий Ильич! — И ловец тут же взобрался на реюшку.

— А ты готов в море-то? !

— Я всегда готов!..

Василий Безверхов снял шапку и громко сказал ловцам:

— Ну, прощевайте, граждане!

На берегу тоже сняли шапки, сумрачно закивали головами.

— Лена! — и Василий, махнув жене, быстро надел шапку, схватил шест и оттолкнулся от берега.

С носа реюшки Антон ударил багром о лед, ударил еще раз, еще...

Посудина медленно вошла в проглею; узкая полоска воды тянулась на середину протока, где соединялась с другими проглеями.

К Елене подошла Наталья Буркина.

— Горюешь? — участливо спросила она рыбачку, вместе с нею следя за реюшкой, что, борясь со льдами, уходила все дальше и дальше.

Василий снял шапку и махнул Елене последний раз. Посудина скрылась за камышовой крепью.

— Рано очень пошел в море-то, — тягостно вздохнула Елена. — И дедушка Ваня говорил...

— Ничего, обойдется, — успокоила ее Буркина.

— Боязно, Наташенька... Нам эта справа стоит ой-ой сколько! И в кредитке взяли, и у Алексея Фаддеича, шаль свою и платья я продала... Оголились мы и кругом задолжали. Боязно все чего-то. Как бы беды не было, — в море выбег он рано...

— Ничего, — опять успокаивая рыбачку, сказала Наталья. — В море, известно, не без горя. Но от кого же ждать ловцу подарка, Лена, как не от моря же? Знаешь, как это говорится: будет рыбка — будет хлеб, будешь сыт, обут, одет...

Некоторое время они шли молча, а когда поровнялись с дойкинской флотилией, Елена сказала:

— Записку надо передать Алексей Фаддеичу.

А Дойкин уже сам шагал к рыбачкам. Приняв от Елены бумажку, он ласково спросил Наталью:

— Как Григорий Иваныч? Не вернулся из района?

Буркина смущенно ответила:

— Нету еще... Жду вот...

— Напрасно поехал он, — с достоинством сказал Алексей Фаддеич. — С кредитами сейчас туго. Средств не хватает у власти... Зашла бы ко мне сама, раз он противится, — и Дойкин пристально осмотрел ее складную, тугую фигуру. — Частиковой сетки у меня эту весну хоть отбавляй — без пользы будет лежать. Зашла бы и взяла, что ль!

Отступая под жадным взглядом Дойкина, рыбачка благодарно кивнула:

— Спасибо, Алексей Фаддеич, — и, подтолкнув Елену, быстро зашагала с ней по берегу.

Развернув бумажку, Дойкин не спеша прочитал ее.

— Та-ак, — и двинулся к дому. — Дельно написал Васька!..

Навстречу ему вышла из ворот жена.

— Алеша! — еще издали окликнула она Дойкина, таинственно прищуривая глаза.

— Иду, иду!..

Нетерпеливо поджидая мужа у калитки, Софа качала головой, заставляла его поспешить.

— Настя Сазаниха прибегала, — тревожно шепнула она Алексею Фаддеичу, хватая его за рукав. — От Георгия Кузьмича из города человек у ней!

— Как? — спросил перехваченным голосом Дойкин. — В тюрьме же Георгий Кузьмич!..

— Ты слушай! Была я там. Знаю... Человек велел приходить тебе вечером, под ночь. А днем — никак, боже упаси! Насте он дружком Васькиным представился. Это тот самый, что на днях остановился у ней... Иван Митрофаныч твой тоже должен ночью быть. Он-то, видно, и велел этому человеку остановиться у Насти...

Продолжая рассказывать, Софа беспокойно посмотрела на мужа, — по его лицу поползли багровые пятна.

Глава пятая

С нетерпением ожидал Андрей Палыч возвращения из города секретаря райкома партии Болтова, который еще неделю назад уехал на пленум окружного комитета партии.

До приезда Болтова Андрей Палыч не решался обращаться ни в кредитное товарищество ловцов, ни лично к его председателю Ивану Митрофановичу Коржаку, зная заранее, что ему откажут в помощи. Да и дело-то по существу заключалось не в кредитах, а гораздо в большем — в создании артели, в создании новых путей жизни.

Сидя у знакомого ловца в горнице, он сокрушенно качал головой, волновался, думая о том, как его примет секретарь. По ночам он не спал, подолгу рассуждая с самим собою:

«Так и скажу ему: надо тряхнуть дойкиных!.. Хватит!.. Пора нам и артелью доброй зажить... Партия верную дорогу указывает...»

Чтобы скоротать ночи, он одевался, выходил на двор, отпирал калитку и долго бродил по пустынным, сонным улицам районного поселка, слушая, как гудел и ломал льды на Быстренькой свирепый норд-вест, дувший беспрерывно третьи сутки.

С рассветом Андрей Палыч возвращался, пил чай и сызнова перечитывал привезенные из Островка газеты.

В райкоме партии он просиживал целыми часами, ожидая, что вот-вот заявится из города секретарь.

Работники райкома давно уже приметили сумрачного посетителя, который недвижно и молча сидел на табуретке у печки.

— Вам кого, товарищ? — спрашивали они Андрея Палыча.

— Самого главного — Болтова.

— Его сейчас нет.

— Знаю. Потому и жду.

— А по какому делу, товарищ? Возможно, мы и без него разрешим?

— Только он один может...

И, не желая больше разговаривать, Андрей Палыч надвигал на лоб шапку, часто вздыхал, вновь и вновь думая о близкой встрече с секретарем райкома...

Как только открывалась дверь и со свистом врывался ветер, он пристально оглядывал каждого входившего, надеясь сразу признать Болтова, хотя ни разу и не видел его, зато много слышал о нем.

Люди торопливо проходили мимо Андрея Палыча.

Один раз дверь особенно широко распахнулась, и под ударом ветра в коридор вбежал Буркин.

— Григорий Иваныч! Мое почтенье! — обрадовался Андрей Палыч. — И ты сюда?

— А куда же мне? — Буркин сурово улыбнулся.

Они прошли в конец коридора и там, у окна, присели на скамейку.

За окном кружил ветер, гоняя по двору бумажки, солому; когда ветер, завывая, ударял сильней, дом сотрясался и где-то шумно хлопали ставни.

Андрей Палыч пытливо посмотрел на Буркина, осторожно спросил:

— По каким делам, Григорий Иваныч?

— К тебе на подмогу... — Буркин быстро свернул цыгарку, закурил и, шумно пыхтя дымом, продолжал: — Когда ты уехал сюда, я был еще в море. А когда вернулся, заходили ко мне Сенька, Дмитрий и Туркин Яшка. Об артели толковали. Ну, вот я и следом за тобой...

От наскока ветра загудела железная крыша и снова где-то шумно захлопали ставни.

Буркин помолчал, свернул новую цыгарку, отрывисто заговорил:

— Артелью надо выходить в море, Андрей Палыч! Пора!.. Артелью!..

— Непременно, непременно...

К ловцам спешила худенькая рыжеволосая девушка.

— Товарищ!.. — обращаясь к Андрею Палычу, торопливо спросила она. — Вы хотите к товарищу Болтову?

— Мы.

— Он вас ждет.

— А разве он приехал?

— Вчера еще приехал.

— Гм... Интересно...

— Идите, а то скоро бюро начнется.