Путь прилива, стр. 42

— Ну и как же реагировал Минтучян, когда ты полез в окно? Очень удивился?

— У него была морда, словно на ежа сел. Жаль, что вас там не было, вот уж посмеялись бы так посмеялись.

— Наверное, — покривил душой чиновник. Ему не хотелось, смеяться. Совершенно не хотелось.

10. ПАНИХИДА

Ночью ветер принес с океана рой ракушечных мух; к тому времени, когда чиновник проснулся, плавучий дом оброс толстым слоем крошечных раковин. Впрочем, дом этот давным-давно уже не плавал, а покоился на берегу, на корабельном кладбище. После третьего удара плечом дверь все-таки поддалась. В лицо пахнуло соленым запахом океана, словно духами любовницы, которая убежала утром, весело прочирикав неопределенное: «Нет, не завтра, не послезавтра, но я обязательно зайду!»

Чиновник нахмурился и сплюнул за борт.

Нижняя ступенька лестницы отсутствовала. Он спрыгнул на голый, утоптанный пятачок земли и начал пробираться среди ободранных корабельных остовов.

— Эй!

Чиновник поднял голову. Во что же это она, интересно, впилилась? Носовая часть большой крейсерской яхты была смята в гармошку. Золотоволосый, абсолютно голый амурчик стоял на уцелевшей корме, щедро орошая розовые кусты. Малолетний мародер, их тут много, целая шайка. Мальчишка махнул левой, свободной рукой; тускло блеснул опознавательный браслет.

— Ты что, опять эти штуки высматриваешь? Тут в одном месте их целая куча — подходи и бери сколько хочешь.

Через пять минут чиновник закинул сверток на борт своего временного обиталища и снова направился в Клей-Бэнк. Далекий колокольный звон призывал правоверных к медитации. Все небо, от горизонта до горизонта, затянули тяжелые, свинцовые тучи. Моросил мелкий, почти неощутимый дождь.

Поселок Клей-Бэнк тесно жался к реке — здесь, на востоке, земля слишком плодородна, чтобы разбрасываться ею попусту. Некрашеные фанерные домишки опасно балансировали на самом краю высокого откоса. Подсобные помещения, склады и горшки размещались по большей части в искусственных пещерах посреди склона; подходом к ним служила узкая, выстланная досками терраса.

Именно там, на террасе, и ждала своего напарника Чу.. На реке прыгали лодки, привязанные к свайной пристани, в настиле которой было больше Дырок, чем досок, — пристань как идея, как beau ideal, пристань больше в интенции, чем в материалъном воплощении. Мерзкая морось как-то сразу вдруг превратилась в дождь, удары капель по воде слились в белый шум (серый? или мокрый?). Чиновник и Чу нырнули в закусочную.

Свободный столик нашелся быстро.

— Очередное предупреждение. — Чиновник вынул из чемодана воронье крыло. — Было пришпилено к двери. Еще вчера — я нашел, когда вернулся домой.

— Странные дела. — Чу расправила крыло, внимательно осмотрела окровавленный плечевой сустав, нашла среди перьев и зачем-то разогнула крошечные пальцы.

— Шпанята, наверное, развлекаются. Мародеры эти самые. — Она пожала плечами и вернула крыло. — И чего ты, спрашивается, там поселился?

— Кто бы ни подсовывал мне эти штуки, — раздраженно поморщился чиновник, — он работает на Грегорьяна. Знакомый стиль.

Его беспокоило, что противник снова изменили тактику, после прямого покушения вернулся к насмешкам и запугиванию. Зачем? Непонятно, даже бессмысленно.

Закусочная размещалась в узком туннеле, вырытом перпендикулярно обрыву. Окон здесь, естественно, не было — только застекленный фонарь в потолке, бросавший на пол пятно мутноватого света. Самое вроде бы удобное, светлое место во всем заведении, однако под фонарем стояли не столы, а жестяные тазики, куда звонко капала просачивающаяся сквозь щели вода, В дальнем конце тоннеля смеялись и болтали поварихи, освещенные синеватым, дрожащим пламенем газовых конфорок. Подошедшая официантка грохнула на столик две миски с солониной и ямсовым пюре. Чу наморщила носик.

— А у вас нет…

— Нет, — отрезала грудастая бабища. За соседним столиком громко загоготали. — Хочешь есть — бери что дают.

— Вот же наглая сука, — прошипела Чу. — Не будь эта тошниловка последней в поселке, я бы…

— Полегче, полегче.

Молоденький эвакуатор, один из тех смешливых соседей, говорил с густым северным акцентом — правоохранительные органы Приливных Земель комплектовались обычно из уроженцев западных провинций, Блэкуотера и Вайнленда.

— Завтра последний дирижабль. Вот они и подчистили свою кладовку.

Его берет, засунутый под погон, был украшен роскошным петушиным хвостом.

Чу молча подняла глаза. Через несколько секунд словоохотливый солдатик покраснел и отвернулся.

Рядом со столиком, в нише, стоял телевизор; чиновник включил первый попавшийся канал — и нарвался на учебный фильм по обжигу горшков. Рабочие закупоривали вырытые в глине туннели. В каждом из них оставлялись две узкие щели, одна — внизу будущей двери, другая — в конце туннеля, вверху. Дальше все известно — сейчас они подожгут сложенные внутри дрова, над землей поднимутся столбы дыма — привидения умерших, разрубленных на куски деревьев. Столбы расплывутся, сольются в сплошную пелену, заслонят солнце. Сперва эти инструкции показали по одному из правительственных каналов, с тех пор фильм крутили чуть ли не каждый день. Его уже не то что не смотрели, но даже вроде и не замечали.

— Температура, необходимая для оплавлепия стен…

Чиновник ткнул другую кнопку,

— Мой брат погиб в океане! Что я мог поделать? Я же, собственно говоря, ему не сторож.

— Ты что, смотришь это дерьмо? — удивилась Чу.

— Да как-то затягивает.

— А вот этот говнюк, который тощий, он кто такой?

— Вопрос, прямо скажем, интересный. Вроде бы это — Шелли, двоюродный брат Идеи — ну, той маленькой девочки, которая увидела носо… тьфу, едино рога. Но у Идеи два двоюродных брата, однояйцовые близнецы.

Чу презрительно фыркнула:

— Ну да, конечно, это очень неправдоподобно. С другой стороны, подобные вещи случаются даже во Внутреннем круге — хотя и нечасто. У них даже разработана специальная методика генетической маркировки, как раз для таких вот накладок, чтобы можно было пометить близнецов как разные личности.

Но Чу уже не слушала. Она тоскливо смотрела в открытую дверь на серую пелену дождя. Вокруг смеялись и болтали официантки и поварихи, солдаты и штатские клиенты — веселые, даже чуть опьяненные ожиданием близких, решительных перемен.

— Ну хорошо, хорошо. Да, я его убил. Я убил своего брата! Ну что, легче тебе стало?

— Господи, — сказала Чу. — Это самая тоскливая дыра во всей Вселенной.

Дождь сделал доски настила скользкими, как рыбья чешуя; чиновник следовал за Чу, взмахивая отставленным для равновесия чемоданчиком и непрерывно ругаясь. В одном месте им пришлось пробираться чуть не по щиколотку в воде: лестница наверх, обшитая в прошлом досками, обвалилась, превратилась в обычную канаву, а сейчас, во время дождя, — в русло ручья.

— Завтра последний дирижабль, — напомнила Чу. — Я реквизировала два хороших места.

Чиновник нечленораздельно буркнул и помотал головой.

— Брось. Пропустим дирижабль — придется выбираться отсюда телячьим кораблем, вместе с голодранцами. — Она раздраженно подергала свой опознавательный браслет. — А ты знаешь, что там творится? Грязь, вонища, теснота такая, что ни встать ни сесть…

Они еле увернулись от упавшего сверху ящика. Ящик с грохотом обрушился на дорожку, отскочил, перепрыгнул через бровку, покатился, все ускоряясь, по склону и шумно плюхнулся в реку. Мародеров, прочесывавших брошенные кладовые, интересовало очень немногое, большую часть вещей они попросту расшибали и выкидывали. Внизу, под обрывом, вода были густо покрыта хламом; ленивое течение крутило никому уже не нужные вещи, относило их от берега, увлекало к далекому Океану. Старые матрасы и засушенные цветы медленно намокали и тонули, корзины и кресла, разбитые шкафы и скрипки плыли гордо, как игрушечные кораблики. Прежде у мародеров не было Денег, чтобы купить эти вещи, а теперь не было денег, чтобы заплатить за их перевозку; судя по ликующим, опьяненным крикам, несчастные ублюдки ощущали себя мстителями, борцами за справедливость.