Полное собрание сочинений. Том 16. В час высокой воды, стр. 24
Позавчера на окраине Москвы у метро «Домодедово» я разыскал нужный дом. И вот мы сидим за чаем с Валентиной Александровной Назаровой-Татарниковой. Каждой женщине хочется показать, какой она была в восемнадцать лет. На пожелтевшем групповом снимке вижу знакомые лица разведчиков-«шубинцев» («Да, так в дивизии нас называли»). Худощавый лейтенант Шубин — в середине рядом с командиром дивизии. Снимок сделан на память в день вручения наград в 1944 году. Среди мужчин — единственное лицо женщины. Это разведчица Валентина Назарова.
Разговор за чайным столом начали с эпизода, о котором рассказал Шубин. «Да, случай приметный. Особо серьезных документов в штабе я взять не могла. Но и то, что взяла, отрезало путь к возвращению. Георгий Георгиевич верно все описал. Я очень заволновалась, когда ухажер мой, эсэсовский лейтенант, как будто почувствовав что-то, остановился… И все же теперь издалека все видится драматичней. Для меня тогда это был эпизод в ряду многих опасностей.
Фронтовой разведчик к опасностям привыкает, учится не теряться, сохранять трезвость мысли в любой обстановке. Снайперский выстрел Шубина врасплох меня не застал — хватило хладнокровия достать у убитого документы. Помню, подумала только: жаль, живым не достался — многое рассказал бы».
В 1941 году, когда война подкатилась к самой Москве, Вале Назаровой было пятнадцать лет. И она решила идти на фронт. Удержать ее было некому. Отец погиб, мачеха особо не пеклась о судьбе падчерицы. На фронт Валя в буквальном смысле слова пошла — пошла пешком по Ленинградскому шоссе. И добралась почти до Клина, занятого фашистами. Там рослая девушка, прибавив к возрасту два года, уговорила оставить ее в части, оборонявшей дорогу к Москве. Дело, которое ей поручили, было весьма прозаическим — печь хлеб в походной пекарне…
Среди женщин есть люди с особым характером. Им непременно хочется быть там, где даже мужчине приходится нелегко. Преодолевая устоявшиеся порядки, предрассудки, нередко и здравый смысл, они становятся летчиками, капитанами кораблей, геологами. Добившись цели, они остаются на высоте положения, давая во многом пример мужчинам. Валя Назарова в те суровые годы решила, что станет разведчицей.
Знавшие этот особо тяжкий, особо опасный фронтовой труд посмеивались. А командир 26-й гвардейской Сибирской дивизии генерал Корженевский, выслушав девушку, отнесся к просьбе ее внимательно и серьезно — Валентину Назарову взяли в роту дивизионной разведки.
Переход линии фронта, лежанье в снегу недвижно где-нибудь у дороги, по которой идут колонны врага, неожиданные стычки, ежеминутная опасность — будни фронтовой разведки. Валентина Назарова приняла это все как должное. В разведке не удержится человек без выдержки, без отваги, без готовности собой пожертвовать, спасая товарища. Эти качества у Валентины Назаровой были. Их оценили сразу.
В разведку она ходила юхновскими лесами, белгородскими балками, белорусскими пущами. «Ходила иногда недалеко за линию фронта для уточнения огневых точек противника, а иногда ходила и вглубь зафронтовой территории. Один раз, помню, прошли почти без отдыха семьдесят километров. И обнаружены были при переходе фронта. Одну пуля клюнула и меня».
На особо ответственные задания шла обычно небольшая группа разведчиков, человек восемь-девять. Среди них всегда была Валентина Назарова. Шубин рассказывал: «Я брал ее непременно, потому что храбрость, сметливость, выдержка Вали служили примером. В разведку трусливые не попадали. И все же я хорошо понимал: мои ребята становились особо надежными, когда видели — рядом с ними все опасности делит Валя».
Сейчас за столом у маленькой елочки, стоящей в глиняном кувшине, я прошу Валентину Александровну припомнить какой-нибудь особо опасный фронтовой эпизод. Моя собеседница закрывает глаза и с минуту сидит молча, неподвижно.
— Эпизод… Тот случай в Полоцке, правду сказать, следа особого в памяти не оставил. Мне кажется, больше он поразил Шубина, может быть, потому, что впервые он видел в разведке девушку. А вот что снится мне больше сорока лет. Не могу позабыть. Обнаружены мы были при переходе фронта у самых немецких окопов.
В один я прыгнула, полагая, что он покинут, а в нем двое немцев. Один, громадный, прямо на меня ринулся со штыком. На полсекунды опередила я, опорожнив полдиска в своем автомате. Немец упал прямо под ноги. До сих пор иногда в поту просыпаюсь.
Закончила войну Валентина Александровна в 19 лет. «Отмечена медалью, тремя орденами и четырьмя ранами. Один осколок так и остался в шее — непогоду из-за него за два дня наперед чувствую». Говорили о жизни после войны.
Она не была легкой для Валентины Назаровой-Татарниковой. Осталась одна с двумя ребятишками. Поставила их на ноги. Дочь стала врачом, сын — метростроевец. «У меня самой гражданская профессия, как у маршала Жукова, — скорняк. Подбирала меха для шуб, для красивых манто, сама же все время вот в этом пальтишке. Но обделенною в жизни себя не считаю. Детей вырастила понимающими, где добро, а где зло, где правда, где фальшь. Понимают и материнское слово в оценке людей: «С таким в разведку бы я не пошла».
На вопрос, какие годы из прожитых человек ее возраста считает лучшими, Валентина Александровна отвечает:
— Не удивляйтесь — военные. Затрудняюсь объяснить, почему так считаю. Велики были тяготы. Невыносимо было видеть разруху и горе. Мучительно было закапывать в землю друзей… Но была молодость, удаль, сознание великой справедливой борьбы за Родину. В послевоенные годы училась жить заново. Когда было трудно, возвращалась мысленно к нашей роте разведки и обретала силы.
Сейчас я на пенсии. Эту полосу человеческой жизни, не буду бодриться, завидной не назовешь. Вся радость — в детях, внуках. Но в году уходящем вдруг сверкнул для меня лучик света из ярко прожитой молодости. Эту радость доставила ваша нечаянно попавшая в руки книжка. Шубин хорошо и правдиво рассказал о разведчиках. А когда я читала страницы с заглавием «Валя Назарова», вдруг потекли удивившие меня слезы — я ведь, сколько себя помню, ни разу в жизни не плакала…
Фото В. Пескова и из архива автора. 31 декабря 1985 г.
1986
О нем говорят
(Окно в природу)
Тигры, живущие в зоопарках, наверняка заметили в эти дни возросшее внимание к своим полосатым персонам. Звери, живущие на свободе, не ведают страстей человеческих и в новогоднюю ночь, как обычно, будут выслеживать кабанов, оленей, быков…
Каково живется сейчас азиатскому зверю — самой крупной из земных кошек? В целом неважно. Территории, пригодные для жизни тигров, сокращаются год от года. Судьба животного зависит теперь исключительно от доброй воли, мудрости и терпимости человека.
Добрую волю человек проявляет. В Индии, например, за последние тринадцать лет создано четырнадцать заповедников и более сотни заказников, охраняющих тигра. Число животных за это время выросло больше чем вдвое и достигает сейчас четырех тысяч. Все тигры Азии (их девять подвидов) более или менее точно сосчитаны. Всего в Индии, Индокитае, Корее, Китае и у нас на Амуре живет примерно 7,5–8 тысяч зверей. Амурский тигр — самый крупный из всех. Сто лет назад число этих зверей достигало шести — восьми сотен. В 20 — 30-х годах этого века их насчитали всего два десятка. Сейчас в результате строгой охраны их численность близка к трем сотням.
И это, судя по всему, предел. Дальнейшее увеличение численности породит проблемы, обозначенные уже сегодня.
Амурский тигр (Амба — называл его Дерсу Узала) — сильный, небоязливый хищник. И раньше он, случалось, таскал домашний скот и собак. Теперь, когда кабанов и оленей в тайге стало меньше, поиски пищи приближают тигров к жилью человека, и бывает, что зверь привыкает к легкой добыче. В поселке Терней тигр методично ночами выловил двадцать четыре собаки, покусился на поросенка и даже забрался в курятник. В другом месте, задрав лошадь, зверь вместе с телегой пытался тащить добычу в тайгу.