Хозяин музея Прадо и пророческие картины, стр. 7

Я счел эту фразу обнадеживающим знаком. Свидетельством, подтверждавшим тезис, с каким меня познакомил несколько часов назад доктор Фовел в Прадо: создавая свои шедевры, Рафаэль пользовался неизвестным, тайным источником знания.

И не являлось ли частью этой тайны поразительное сходство Иоанна и Иисуса, словно они были близнецами? В тот момент я понятия не имел, сколько чернил пролилось ради опровержения гипотезы, что у Христа имелся близнец, поэтому подобная версия не показалась мне крамольной. В результате, опираясь на поверхностное знание Библии, я пришел к заключению, что если оба младенца происходили от одного небесного отца, и возвестил о зачатии один и тот же архангел, то вполне логично, что нашлись художники, пожелавшие подчеркнуть их родственные узы выразительными средствами. Или суть заключалась в ином? Кстати, незначительное дополнение, но сам апостол Лука упоминал, что матери младенцев приходились друг другу родственницами. И хотя в Евангелиях степень родства не уточняется, в Средние века было принято считать женщин двоюродными сестрами. Что ж, если это было правдой, Креститель и Иисус оказывались как минимум троюродными братьями, так что их физическое сходство имело объяснение.

В ту ночь я разыскал и хорошую репродукцию «Мадонны в скалах». Воспользовавшись уроками доктора Фовела, сделал потрясающее открытие. Картин «Мадонна в скалах» кисти Леонардо да Винчи оказалось целых две, а не одна. Более ранняя работа была выполнена Леонардо около 1483 года, вскоре после приезда художника в Милан. Алтарный образ предназначался для украшения капеллы Иммаколата в церкви Святого Франциска. Величественная живопись, пронизанная покоем, имевшая очевидные общие черты с «Ла Перлой» Рафаэля (особенно это касалось композиции), и вместе с тем существенные различия. И снова я отметил сходство между Иоанном Крестителем и младенцем Иисусом. Малыши с недетским выражением смотрели друг на друга, а Мадонна простирала над ними руки, словно желая защитить. Ангел указывал на одного из мальчиков, будто желая сказать: «Вот на этого обратите внимание». «Этим» являлся Иоанн Креститель. Меня заинтриговало, что указующая рука ангела исчезла во втором варианте картины, что ныне хранится в лондонской Национальной галерее. Мало того, в более поздней версии Леонардо предпочел подчеркнуть несходство младенцев, сообщив персонажам противоположность черт. В обеих картинах пейзаж, служивший фоном для встречи детей, был выполнен в темным тонах, как и у Рафаэля. Непосредственное сравнение «Мадонны в скалах» и «Ла Перлы» не оставляло сомнений, что Леонардо оказал большое влияние на своего молодого почитателя.

Из того, что я прочитал, засидевшись допоздна в библиотеке, самое глубокое впечатление произвело на меня жизнеописание Джорджо Вазари — художника и биографа художников, современника гениев Ренессанса, — посвященное Рафаэлю и его прибытию в Рим. Именно пассажи Вазари убедили меня в существовании некой загадки Рафаэля. После того как дар Божественного ярко раскрылся во Флоренции Медичи, Браманте, друживший с Рафаэлем, привлек его к участию в грандиозном проекте по преображению Ватикана. В то время Рафаэлю исполнилось двадцать семь лет. В Риме Рафаэль, как пишет Вазари, «всячески обласканный папой Юлием, приступил в покое, где подписываются папские указы, к созданию истории с изображением богословов, согласующих богословие с философией и астрологией. На ней представлены мудрецы всего мира. В стороне стоят несколько астрологов, начертавших на особых табличках геометрические фигуры и письмена по всем правилам геометрии и астрологии и пересылающих таблички через посредство очень красивых ангелов евангелистам.

Бесспорно, автор описывал знаменитую фреску «Афинская школа». Рафаэль закончил ее в 1509 году, в то время, когда Микеланджело расписывал своды Сикстинской капеллы. И это произведение изобилует символами, наполненными тайным смыслом. Платон — одна из центральных фигур композиции — наделен точным портретным сходством с Леонардо да Винчи, которого Рафаэль безмерно почитал. Впрочем, себя художник также вписал в сценическое пространство в образе молодого человека в черной шапочке в группе справа. Рядом с ним стоят Заратустра, географ Клавдий Птолемей и знаменитые астрологи.

Это общеизвестный факт, ведь тот же Вазари сообщал, что Рафаэль писал «самого себя в зеркало», но мизансцена содержит еще одну маленькую тайну. Рядом с астрологом, наделенным чертами Рафаэля, находится великий математик Евклид, признанный отец геометрии, которого художник изобразил с лицом Браманте, своего почтенного учителя. Мудрец, склонившись над грифельной доской, выводит циркулем фигуры, объясняя теорему ученикам. На шитой золотом кайме вокруг горловины его туники можно различить четыре миниатюрных буквы: «RUSM». Ныне не вызывает сомнения, что таким образом художник поставил автограф. И это, хоть и может нам показаться странным, являлось дерзостью. Поясню подробнее. В XVI веке ни один художник, выполнявший заказы католической церкви, не имел права подписывать свои работы. Церковные власти, для которых создавались произведения искусства, ревностно следили за выполнением жесткого требования. Для того, по их словам, чтобы уберечь мастеров от греха гордыни.

И как же расшифровывается подпись «RUSM»? Очень просто. Это акроним, слово, составленное из начальных букв фразы: «Raphael Urbinas sua mani», то есть «Рафаэль Урбинский своей рукой {сделал]».

Новая информация повергла меня в задумчивость. Как она характеризовала великого Рафаэля? Я вдруг ясно осознал: создатель «Ла Перлы» имел врожденную склонность нарушать установленные правила. Он был мятежником. Человеком, кто по какой-то причине (и я намеревался выяснить эту причину) предпочитал иносказательно сообщать свои мысли средствами, которыми владел лучше всего, — живописью.

Глава 3

«APOCALIPSIS NOVA»

На следующий день, в понедельник, я открыл глаза чуть позже обычного. Пробудился с тяжелой головой и с ощущением, будто всю ночь проблуждал между старых масляных досок. Также я кое-что вспомнил, и меня осенила блестящая идея, не дававшая мне покоя. Разве не говорил доктор Фовел, что в Эскориале хранится список книги, которая послужила источником вдохновения шедевров Рафаэля и Леонардо? Взглянув в зеркало, я потер лицо. Почему бы мне не предпринять попытку получить ее в руки? В конце концов, книга находилась менее чем в пятидесяти километрах от Мадрида. Естественно, существовала вероятность, что мне ее просто не выдадут, но в любом случае я ничего не терял.

Я поспешно оделся, положил в холщовую сумку блокнот и верную фотокамеру и, перескакивая через ступеньки, спустился по лестнице общежития. Обстоятельства благоприятствовали мне. Своевременное знакомство с доктором Фовелом подарило идею потрясающей статьи — именно такого материала, который приняли бы с распростертыми объятиями в журнале, где я начал работать по вечерам. Кроме того, экзамены первого триместра остались позади, приближались рождественские каникулы, и перспектива прошвырнуться в Сьерру-де-Гуадарраму показалась мне в миллион раз соблазнительнее, чем отправиться на занятия в последнюю лекционную неделю года, торчать на факультете и думать исключительно о том, что скажет мне маэстро из Прадо на следующем свидании.

Помимо всех перечисленных условий, в задаче имелся дополнительный параметр — на заднем дворе общежития стояла моя новенькая машина, красный сверкающий трехдверный «Сеат-ибица», за последние недели почти не имевший возможности проветриться. Факт, что именно в тот момент в моем распоряжении в Мадриде оказалась машина, можно считать чудом. Я получил водительские права летом, но до начала зимы считал разумным держать автомобиль у родителей. И в декабре оказался у меня под рукой исключительно из практических соображений: в ближайшие дни я намеревался загрузить в салон одежду, книги и компьютер и отправиться домой на Рождество. Машина пыхтела, как паровоз. Всякий раз, когда я прогревал ее после ночных заморозков, она дымила, как теплостанции. Так что пробег, несомненно, пошел бы ей на пользу.