Просто не забывай дышать (ЛП), стр. 18

— Пришли мне больше странных цветов, которые мне нравятся.

— По рукам.

— Ты будешь пресмыкаться. Может быть, вечность. Да, пожалуй, вечности будет достаточно.

— Черт возьми, дамочка, — говорит водитель такси. — Дай парню передышку.

Я больше не могу сдерживаться. Я хохочу, трясясь от смеха, и Алекс смеется вместе со мной.

Келли смотрит на нас и говорит:

— Вы двое совсем не помогаете!

Боже! Я смеюсь еще сильней, слезы бегут по моим щекам. Я вытираю их здоровой рукой и говорю:

— Келли, я так рад познакомиться с тобой.

Она издает громкое «хм-м-м-м-м» и говорит:

— Похоже, что ты и истеричка снова вместе.

Я легкомысленно одарил ее огромной улыбкой. Мы? Вместе? Я не знаю. Но кем бы мы ни были, это лучше, чем быть убитыми горем.

Келли и Джоэль спорят всю дорогу до больницы. В какой-то момент я наклоняюсь и шепчу Алекс:

— Я думаю, она хочет вернуться к нему.

Она тоже шепчет:

— Не волнуйся, это нормально для них.

Черт возьми. Если это нормально, я не хочу видеть, что происходит, когда Келли расстроена.

С другой стороны, это выглядело менее болезненно чем то, что мы с Алекс делали эти месяцы.

Меня словно снова ударили. Может, она и лежала рядом, свернувшись в клубок, пока я был ранен, но простила ли она меня? Я понял это, наконец. Потому что все было недоразумением. Не было никакого парня в ее комнате. Это был просто дружелюбный парень ее соседки. Я был настолько опьянен этим и боялся, что нет пути назад. Значимость фотографии на ее столе, высушенные розы в рамке на комоде не ускользнули от меня. Мы любили друг друга, а я причинил ей боль. Ей было плохо. Разве у меня вообще есть право на прощение?

Я пообещал себе, что мы поговорим, когда будем одни. Мы выясним это. Мы нарушим все правила, которые были, пока действительно не поймем друг друга и то, что случилось, чтобы мы могли двигаться дальше.

Потому что впервые с тех пор, как умерли Ковальски и Робертс, с тех пор, как я попал в больницу, я почувствовал надежду. Надежду, благодаря девушке, которая свернулась в клубок рядом со мной. За это стоит бороться.

Такси остановилось у отделения скорой помощи, я выпрямился, чтобы достать из кармана бумажник здоровой рукой.

— Не будь идиотом, — Алекс полезла в свою сумочку. Она протянула водителю двадцатку, мы вышли из такси. Я немного шатался, поэтому она обвила меня рукой.

— Извините за то, что испортил ваш вечер, — говорю я Келли и Джоэлю.

— Не переживай насчет этого, — произносит Джоэль. — В любом случае, наблюдать за вами было намного интереснее, чем сидеть в баре на 1020. Если бы мы встретились один на один, ты, возможно, побил меня, а не решетку. И это было бы досадно.

Келли закатывает глаза и ударяет Джоэля по плечу. Это собственнический жест, из которого я могу судить о том, что она сдалась.

— Ага, — говорю я, мой голос немного дрожит. — Недоразумение, да?

— Да, мы всё слышали, — говорит он. — Не переживай об этом.

На столе в отделении неотложной помощи мы заполняли бумаги. И я капнул немного крови на стол, затем извинился. Через несколько минут помощник врача пришел, установил сложность случая и решил, что рука выглядит плохо, но это не смертельно, затем он сказал, что нами кто-нибудь займется.

— Это может занять некоторое время, — говорю я.

— У нас есть все время в мире, — бормочет Алекс. Она все еще не отпускает меня.

Поэтому мы ждём. Через какое-то время Келли и Джоэль прекратили и снова начали спор. На них было обращено много любопытных взглядов, пока пожилая дама, сидящая через два сидения от них, не постучала Джоэля своей тростью по плечу.

— Вы ведете себя неприлично, — говорит она. — Почему бы вам не заняться этим где-нибудь еще.

— О Боже, — говорит Келли: — Простите.

— Да, простите, — бормочет Джоэль.

— Может, вам пора идти? — говорит Алекс. — Мы будем в порядке.

— Уверена? — спрашивает Келли.

К этому моменту Джоэль стоит, дергая ее за руку.

— Да, — говорит Алекс, кивая. — Идите!

Келли наклоняется к Алекс и шепчет:

— Возможно, я не приду сегодня ночью домой.

Алекс усмехается:

— Тогда увидимся завтра.

Джоэль смотрит на меня и говорит:

— Увидимся, Дилан. Приятно познакомиться с тобой, — он протягивает руку, я автоматически делаю то же самое, но задыхаюсь от боли. И мы не пожимаем друг другу руки.

Я киваю ему. Эти двое выбегают из пункта скорой помощи, взявшись за руки.

— Они забавные, — говорю я.

— Да. Но они любят друг друга.

Она наклоняется настолько близко, насколько может.

Я делаю глубокий вдох, стараясь игнорировать боль в руке, и задаю вопрос, волнующий меня больше всего:

— Что насчет нас? Кто мы теперь?

Она смотри на меня, из-за ее взгляда у меня прерывается на секунду дыхание, и говорит:

— Мы должны понять это прямо сейчас?

Я говорю:

— Не прямо сейчас. Но в ближайшее время. Прежде… прежде, чем мы снова разобьем наши сердца.

Она вздрагивает от такой перспективы.

— Хороший вопрос, полагаю, — Алекс отворачивается, и я вижу, как ее нижняя губа дрожит.

— Алекс, послушай меня.

Она поворачивается ко мне.

— Я хочу поговорить о том, что случилось. Между нами.

Она кивает, затем говорит:

— Зачем?

— Думаю, пора расставить все на свои места. Алекс… Мы и так ходим по острию уже несколько недель. Иногда флиртовали, иногда нет. Вспоминали, иногда нет. Играли по правилам, которые, вроде, и имели смысл, но, вообще-то, в них не было ни капли смысла. Думаю, пора быть честными.

Она моргает, и я делаю глубокий вдох. На ее лице написана тревога.

— Поговори со мной, Алекс. Почему ты боишься?

Уголки ее губ дергаются в улыбке. Она шепчет:

— Потому что сейчас я счастливее, чем была до этого. Я не хочу разрушить это неповторимое чувство.

Я делаю глубокий судорожный вдох. Было ясно, что она именно это имеет в виду. Она была сейчас счастливее, чем до этого, потому что была со мной.

Всё больше причин для честности.

— И я тоже. И боюсь, если мы не будем разговаривать, то у меня появятся подозрения или у тебя, что мы не делимся друг с другом. И мы снова все испортим. А это… я не думаю, что смогу пережить это.

— Просто ответь мне на один вопрос, — говорит она.

Я киваю.

— Ты все еще любишь меня? Правда?

Я притягиваю ее ближе и тихо говорю:

— Больше, чем саму жизнь.

Она обнимает меня и прислоняется к моей груди.

— Хорошо. Тогда я буду говорить обо всем, что ты хочешь.

Теперь, когда ты упомянул таблетки

(Алекс)

— Хорошо, — говорю я. — Тогда я буду говорить обо всем, что ты хочешь.

Я не могу прекратить обнимать Дилана. Моя рука обнимает его за талию, и я могу почувствовать твердые мышцы пресса. Бесспорно, Дилан уже не тот мальчик, в которого я влюбилась. Он вырос, созрев способами, которых я не могу представить, четыре года назад. Иногда я смотрю на него и вижу закаленного боем солдата, которым он стал: короткостриженые волосы и особенно глаза. Глаза, которые иногда смотрят куда-то вдаль, как будто он был в миллионе световых лет отсюда. Это Дилан, к которому трудно привыкнуть: тот, который может разозлиться и бить кулаком об стену снова и снова, пока не сломаются кости. Я понимаю, что произошло с человеком, но трудно связать его с тем мальчиком, которого я знала и в которого влюбилась.

Дилан, в которого я влюбилась, был нежным и добрым. Вдумчивым. Забавным. Он все еще был таким, но теперь в нем было что-то новое, и, если честно, это пугало. Это парень, который носил оружие на протяжении прошлого года. Это человек, который убивал, который видел, как его друзья погибли в бою. Глубоко внутри все было новым и чертовски устрашающим.

— Итак… — говорю я, мой голос похож на шепот. — С чего мы начнем?

Он ослепительно улыбается, но я могу сказать, что ему ужасно больно.