Исповедь любовницы Сталина, стр. 73

— В списках 6971 человек, многие вам известны, и мы боимся переборщить.

— Всегда лучше переборщить. Пора уже мыслить самостоятельно, вы, кажется, не мальчик.

Вмешался Молотов:

— И. В. правильно говорит, мерзавцев надо расстреливать без сожаления.

Хрущев:

— В. М., ваши слова примем к сведению, но я хотел бы иметь письменное указание.

Сталин:

— Никита Сергеевич, вы свободны, мы от тебя устали.

Ночью И. В. долго не мог уснуть. После того как выкурил две трубки, заговорил:

— Верочка, десятый день снится один и тот же сон, который не дает покоя.

— Чем вы удручены, дорогой?

— В молодости, когда я находился в ссылке в Туру-ханском крае, я познакомился с местной девушкой. Кроме родного села Новая Уда, она ничего не видела. Жила вдвоем с матерью, они вели небольшое хозяйство. Девушка рано пристрастилась к чтению, книги брала у ссыльных поселенцев. У Паши был мягкий, душевный характер. Как-то вечером мы читали вслух сказки Салтыкова-Щедрина. В то время я был очень одинок, захотелось тепла, женской ласки. Так мы сблизились, обещая друг другу никогда не расставаться. Но на деле все оказалось гораздо сложней. Меня поглотили революционные события, а Паша осталась в Новой Уде. До 1926 г. я о ней ничего не знал. И вдруг на мое имя пришло письмо. Сначала, как водится на Руси, Паша справлялась о здоровье, сообщила, что после моего побега она родила сына, что с трудом вырастила его, что нечем жить, что они умирают от голода. Я не ответил, не хотел навлекать на себя подозрения. Через 10 лет второе письмо, от Пашиного сына, он прислал фотографию умершей Паши, написал, что работает в охотничьем хозяйстве, семьи не имеет, просил разрешения повидаться со мной. Я письмо уничтожил. Недавно на мое имя пришло третье письмо из иркутской тюрьмы. Сын Паши умолял вмешаться в его судьбу. В Иркутск вылетел Поскребышев, оказалось, что он ни в чем не виноват. По нашему предложению, его назначили директором-хранителем музея, того самого домика, где мы жили в ссылке. А покоя все равно нет, каждую ночь мучают кошмары, я просыпаюсь в холодном поту.

— Вам жалко Пашу и сына?

Сталин метнул на меня злобный взгляд.

— Мертвых не полагается жалеть, — ответил он жестко.

В то лето мы часто и надолго выезжали в море. В облике Сталина происходили резкие изменения в худшую сторону. Он становился сварливым, раздраженным, малоразговорчивым.

После просмотра фильма «Александр Невский» И. В. пригласил кинорежиссера Эйзенштейна. Картина ему очень понравилась. Он смотрел ее десять раз. Сталин тепло принял Мастера.

— Сергей Михайлович, вы сделали превосходный фильм, умный и, главное, патриотический; Мы слышали, что вы начинаете снимать картину о Большом Ферганском канале, об истории, этого некогда великого края?

— Совершенно верно, И. В. Мы только что с группой вернулись из большой поездки по Узбекистану.

— Товарищ Эйзенштейн, мы собираемся поручить вам ответственное дело.

— И. В., любое ваше задание для меня — больше чем праздник!

Сталин улыбнулся: умную и тонкую лесть он любил и ценил.

— Советское правительство подписало с Германией долгосрочный пакт о ненападении. В этом году с дружественным визитом к нам приезжал министр иностранных дел господин фон Риббентроп. В СССР мы пригласили с официальным визитом рейхсканцлера и президента Германии Адольфа Гитлера. Он приедет зимой будущего года. Его любимый композитор Рихард Вагнер. Мы предлагаем вам осуществить в Большом театре постановку оперы «Валькирия». Лучшие артисты, музыканты, художники-декораторы, любая необходимая театральная техника будет в вашем распоряжении. В финансовом отношении этот спектакль — безлимитный.

Эйзенштейн взволнованно:

— Когда я должен дать ответ?

— Сейчас.

— И. В., мне не приходилось ставить музыкальных спектаклей. Я не очень хорошо знаком с творчеством Вагнера. Если говорить откровенно, многое в его искусстве мне не совсем понятно.

— Вам окажут помощь консультанты-профессора любых наук. Цель спектакля — Гитлер из театра должен выйти потрясенный, оперу надо начинить духом германизма.

— Хорошо, И. В., я постараюсь сделать все возможное.

— Помимо Ферганского канала, какие у вас планы?

— Я работаю над сценарием-трилогией о жизни и деяниях царя Ивана Васильевича Грозного.

— Выбрали замечательную тему. Об Иване Грозном у нас состоится особая беседа.

Прилетел Ворошилов. Он сказал, что успешно проходит «операция» по освобождению Западной Украины и Западной Белоруссии. Сталин радостно:

— Мы научим эти народы жить и работать по советским законам. Наша Конституция для всех едина!

Вечером во время прогулки И. В. спросил маршала:

— Ефремыч, говорят, что ты содержишь двух женщин: одну — еврейку Екатерину — законную, вторую провославную — балерину Ольгу Лепешинскую? Скажи, старик, кому ты отдаешь предпочтение?

— И. В., побойтесь Бога! — пролепетал сконфуженный Ворошилов.

— Бог всегда с нами, — нравоучительно сказал Сталин, — а ты его давно потерял! Вот вызовем на Политбюро твою жену и расскажем ей, какими непотребными делами занимается в свободное время народный комиссар обороны. Ты действительно, Клим, великий стратег, если одной женщины тебе мало. А еще депутат Верховного Совета! Какой нравственный пример ты показываешь рядовому и командному составу?

Сталин открыто над ним издевался, да еще в моем присутствии. Ворошилов бледнел, краснел, потел.

— Учтем ваши замечания, постараюсь исправиться.

— Я видел фотографии: голенькая балерина сидит на твоих старых, рабочих яйцах!

Ворошилов испуганно крикнул:

— Не может быть!

— Несколько альбомов конфискованы у Заковского. У тебя есть ко мне вопросы?

Маршал сник.

Появились неразлучные друзья Маленков и Берия, Молотов, Каганович, престарелый подслеповатый Калинин. До самого утра продолжался обильный ужин. Берия и здесь проявил инициативу. Он ще-то раздобыл цыган из театра «Ромэн». Прекрасно пела молодая красивая Ляля Черная. Каганович пожирал ее глазами. Сталин это заметил:

— Лазарь, смотри не подавись!

Сочи приелись. И. В. предложил отпуск закончить в Подмосковье.

— Дорогие наркомы пусть остаются, а мы с вами, Верочка, удерем от них в Москву.

Год 1940

На Новогоднем вечере познакомилась с писателем К. Г. Паустовским. Мне импонировало; что он близок к Булгаковым, которых я успела узнать и полюбить. В хаосе изломанного времени, в толпах ничем не приметных людей он находил то, что позволяет человеку сохранять достоинство, веру, силы для борьбы. Он ненавидел пошлость, злобу, насилие, хамство. Бесконечно мое уважение к художнику слова за то, что Паустовский всегда называл вещи своими именами. Через некоторое время Константин Георгиевич приехал ко мне удрученный:

— Поедемте на Никитский бульвар к Булгаковым. С Михаилом Афанасьевичем плохо.

Елена Сергеевна, затянутая в закрытое черное платье, кивнула нам. Небольшая уютная квартира наполнена знакомыми и незнакомыми людьми. Пришли артисты и режиссеры московских театров. Я рада была увидеть Сергея Эйзенштейна, Александра Таирова, Алису Коонен. Из Лавры прикатили высоченные красавцы-священники, друзья Булгаковых. В углу молча без слез стояла бледная и неподвижная Анна Андреевна Ахматова.

Булгаков долго и страшно мучился. Он умер от гипертонического нефросклероза 10 марта 1940 года. Ему не было 50 лет. Похоронили его на Новодевичьем кладбище. Елена Сергеевна попросила не говорить речей. Когда возвратились домой, Паустовский, подойдя к овальному портрету, тихо сказал: «Дорогой Михаил Афанасьевич! Вот увидите, непременно придет и ваш час! Спасибо за вашу искреннюю дружбу…»

Е. С. устроила поминки. Для многих все сразу забылось. Актеры пили, смачно жевали, острили, рассказывали, смеясь, плоские анектоды. Увидев укоризненный взгляд хозяйки, на секунду умолкали, а потом снова начинали шуметь.