Дочь железного дракона, стр. 77
Небо было хмурое, но дождем, кажется, не грозило. Скорее казалось, что так будет всегда — сумрачно и уныло. Вид из окна был безобразный, хотя считалось наоборот. Газон стригли чуть ли не через день, сквозь редкую травяную щетину просвечивала земля. Они, должно быть, боялись, что какая-нибудь травинка вырастет в полный рост, выпрямится свободно. Для Джейн этот газон был символом угнетения. Но страшное было и не это.
— Присядь-ка тут, на кровати, я тебя причешу.
Джейн повернулась к матери. Какая она бледная, усталая, как постарела! Сильвия улыбалась, как всегда, когда навещала ее, — отважной, бодрой улыбкой, словно бы говорила: «У нас все хорошо!», но глаза глядели печально и устало.
Джейн подошла к кровати, села. Она была тяжелая, толстая, неповоротливая. Слишком много мучного, слишком мало движения, а главное — ради чего за собой следить?
Сильвия присела рядом, взяла щетку, стала причесывать дочь. Какие у нее ловкие, умелые пальцы! Джейн представила себе, как хороша была мать в молодости, как весела, кокетлива — пока не появилась она.
— Я видела на днях тетю Лилиан, — сказала Сильвия. — Говорит, Альберт решил вернуться к жене, представляешь? Это который же раз — третий уже. Нет, нам их просто не понять!
Она закурила, критически глянула на волосы дочери:
— Может, косу заплести?
«Мама, — хотела она сказать, — мама, я хочу домой».
Но не сказала ничего.
Она никогда ничего не говорила.
Джейн приподняла голову и снова посмотрела в окно. Отсюда было не видно, но она представила себе это, страшное, на которое смотрела, когда в палату явилась мать. Страшное было — ее отражение. Одутловатое, неряшливо накрашенное лицо, вечная обида в темных глазах. Взгляд отсутствующий, словно она не здесь, словно ее внимание где-то за миллион световых лет отсюда.
А ведь лучше не будет, осенило ее. Она в ловушке. Она навсегда останется в этой лечебнице, будет стареть, толстеть, будет по капле высасывать жизнь из своей матери, пока не высосет до конца. Тогда некому станет ее навещать. Она останется одна. Горечь, старость, медленное разложение заживо — и пустота в конце.
Джейн заплакала.
От неожиданности Сильвия выронила щетку. Щетка загремела по полу.
Болдуин убрал язык.
Он отпустил Джейн.
Она стремительно обернулась. Испуганные гномы разбежались. Джейн дергала ручку двери изо всех сил, дверь дрожала, но не поддавалась, пока она не сообразила, что надо просто толкнуть.
Выйдя в фойе, она обнаружила, что все ушли без нее.
Только гоблин поспешил вперевалку навстречу, подал, широко улыбаясь, маску и плащ.
— Ну как? Прелестно? Омерзительно? Понравилось? Приходите еще!
Все эльфы такие. Склонны к измене и перемене. Только что они ваши лучшие друзья, а через минуту они вас бросят. Их и винить нельзя, такая у них природа. Если вы куда-нибудь идете в компании с эльфом, будьте готовы остаться в одиночестве посреди улицы, ночью, ногами в луже и с полным карманом сухих листьев. Такова жизненная реальность, твердила себе Джейн, целый час добираясь по темным, полным опасностей улицам до Кэр-Гвидион. Чего бы ей по-настоящему хотелось — так это скормить всех эльфов Тейнду. Если бы она могла втолкнуть их в Адские Врата, она сделала бы это радостно и собственноручно.
К тому времени, как Джейн добралась до апартаментов Гальяганте, она слегка оправилась от встречи с Болдуином. Но ее одолевала усталость, настроение было плохое, общаться ни с кем не хотелось. «Что я делаю здесь?» — спрашивала она себя. Если бы не обещание, данное Меланхтону, сегодня его накормить, она давно бы уже была дома.
Джейн сняла маску, бросила слуге плащ. В прихожей возник выскочка Аполлидон.
Он увидел ее и немедленно заговорил с ее грудями.
— Я здесь изгой, — пожаловался он. — Со мной обращаются как с какой-нибудь шушерой. Никто не уважает мое знатное происхождение.
— Да, они очень важничают, — равнодушно поддакнула Джейн. Аполлидон все пялился на ее костюм. В свитере и джинсах он бы ее не узнал.
— Если бы я вдруг исчез навсегда, никто бы и не заметил! Я так одинок, всем на меня наплевать!
Джейк вдруг осенило. Вот же он, тот, кто ей нужен!
Она решила попробовать.
Взяв Аполлидона за руку, она послала импульс желания в его нервную систему. Это было то же самое, что проделала с ней самой фата Джуиссанте. Конечно, у Джейн по неопытности получилось хуже, но, судя по реакции выскочки, все-таки получилось. Он вздрогнул и первый раз за все время посмотрел ей в глаза. Их взгляды встретились. У него от желания расширились зрачки.
И тут он понял, что она с ним сделала, и залился краской.
— Ты просто чудо! — торопливо сказала Джейн, пока он не отвернулся. — Пошли ко мне!
Глава 21
Прижавшись щекой к бедру Томми-мокрошлепа, Джейн поигрывала его пенисом. Такой забавный, думала она с умилением. Ей вообще нравились пенисы. Милые, смешные штуки! И дурацкий колпак хорошо ими украсить, и на скипетре к месту.
Только в такие минуты, сразу же после секса, она чувствовала себя спокойно и мирно. Джейн так любила это тихое, ничем не омрачаемое довольство и старалась продлить его как только могла, старалась завернуться в него, как в одеяло, укрывающее от мрака и ужаса жизни. И ненавидела грубый миг пробуждения.
— Эй! Раз уж ты там, может, на губной гармошке сыграешь?
Она отмахнулась.
— И так хорошо! — Она поскребла ногтем влажное пятнышко на простыне и, наставив палец на пенис, произнесла: — Ну-ка вставай, друг Бамбл! Ну-ка, подрасти! — Другой рукой она изобразила знак духовного расширения. Теперь другу Бамблу деваться было некуда. Раз она знала его имя и все делала правильно, прошлось встать. Ну, хватит развлекаться. Пора за работу.
Она приподнялась, повернулась и, склонившись над неподвижным торсом Томми, пригласила мистера Бамбла к Маленькой Джейн.
— Ты снова хочешь попробовать фокус с шарфом?
— Нет, я хочу кое-что получше. Но для этого мне нужно твое настоящее имя.
— Ой, ну зачем? — забормотал Томми. — Нет, нехорошо.
— Зачем? — Она наклонилась к нему, легонько задела его лицо грудью, мазнула соском по губам, потом вытянула руку и ухватила его внизу. Он со всхлипом втянул воздух. — Тебе ведь понравилось с шарфом?
— Да, но…
— Ну а сейчас будет еще лучше!
В небольшой кухоньке, которой Джейн никогда не пользовалась, был стенной шкаф. Она открыла дверцу и пихнула туда одежду Томми. Шкаф уже был забит — шелк, хлопок, кожа. Красивая Аполлидонова шляпа с пером валялась где-то в самом низу, ее, наверное, совсем раздавило. Джейн захлопнула дверь.
— Видок сегодня приставал с вопросами, — сказала она.
— Да?
— Тебе что, больше нечего сказать, кроме «да»? Тебя не волнует, что Видок вышел на твой след?
— Нет.
— А зря. Он знает, что у меня что-то неладно в прошлом. Очень скоро он будет знать все.
Струя пара с сердитым шипением ударилась в стену. Но голос дракона был холоден и спокоен:
— Ах, ей с вопросами надоедают! Надо же мне было связаться с таким жалким существом! Да что ты знаешь! За нами по пятам идут такие силы, что у тебя кровь в жилах застынет, если ты их сможешь хотя бы вообразить. Восемь раз за последний год мы были на волосок от разоблачения. И сейчас за всеми источниками высокооктанового горючего тщательно следят. Они знают, что я где-то здесь, и знают, сколько горючего я взял с собой. Они не сомневаются, что рано или поздно я попытаюсь раздобыть еще. Так бы и вышло, если бы мы не отыскали другой источник энергии.
— Какие силы? Назови их!
— Их имена, кроме одного, ничего тебе не скажут. А того единственного, которого ты знаешь, ты наверняка недооцениваешь. Скажи я тебе, что три ночи подряд по коридору перед этой самой квартирой бродил Болдуин, ты бы…