Безрассудные сердца, стр. 46

Хотя стадо удалось остановить и многие коровы улеглись на землю, животные продолжали жалобно мычать. Обычно стадо поднималось ранним утром, когда менялись сторожа, но сегодня беспокойные коровы вскакивали на ноги уже несколько раз. Абигейль слышала, как уставшие погонщики начали петь, чтобы успокоить их. Она разобрала мотив песни «У Дайны деревянная нога», а затем песни «Несчастливый повеса» и, улыбнувшись, пожелала им, чтобы пение успокоило животных. Абигейль знала: Бойд опасается, что стадо бросится в паническое бегство. А ночь была тем самым временем, когда стадо может обезуметь.

Но трудно было представить себе, что это может случиться в такую спокойную, тихую ночь. Заметив приближающегося всадника, Абигейль без труда даже в темноте узнала знакомый силуэт Бойда. Он, судя по всему, сильно устал, но скакал уверенно. Она побежала к кастрюлям с еще не остывшей пищей, но он махнул рукой и сказал, что хочет только пить.

Абигейль налила ему кофе. Он сбросил шляпу и рукавом рубашки вытер пот со лба. Это чисто мужское движение в недалеком прошлом, возможно, заставило бы ее нахмуриться, поскольку не было предусмотрено хорошими манерами. Но теперь его жест показался ей вполне естественным и искренним.

— Как стадо? Успокоилось? — спросила она, передавая ему кружку с кофе.

— Да, почти, — ответил он, принял кружку и сделал большой глоток, даже не убедившись, что кофе достаточно остыл. Абигейль невольно скорчила гримасу, но поняла, что он настолько устал, что может проглотить обжигающий напиток даже не вздрогнув.

Напившись, Бойд подошел к дереву и опустился на землю, прислонясь спиной к стволу.

— Хочешь посидеть рядом со мной несколько минут?

Она подчинилась, радуясь возможности отдохнуть. Ее плечи ныли, мышцы отчаянно болели от перетаскивания тяжелых жаровен, которые пришлось грузить и разгружать из фургона четыре раза. Когда она садилась на землю, гримаса боли исказила ее лицо.

— Сядь поближе, впереди меня.

— Зачем?

— Не задавай глупых вопросов, женщина, — шутливо проговорил он, и Абигейль неожиданно улыбнулась, радуясь тому, что у него выдалось несколько минут, чтобы побыть с нею.

Она быстро уселась перед ним и едва сдержала стон, когда он начал растирать ее плечи. От удовольствия она чуть не замурлыкала как кошка и придвинулась поближе к нему, уперевшись руками в его протянутые ноги. Оба понимали опасность ситуации: любой работник мог оказаться поблизости и обнаружить их. Но с тех пор, как Бойд поцеловал ее сегодня днем, Абигейль совершенно забыла об осторожности.

Почувствовав запах ее волос, который не могла смыть даже соленая вода реки, Бойд забыл об усталости. Каждая мышца его ног словно оживала, когда ее касались руки Абигейль.

— А как теперь? — спросил он, проводя пальцами по ее спине сверху вниз.

— Замечательно, — ответила она внезапно севшим голосом.

— Сегодня твоим мышцам выпал тяжелый день.

Она вдруг повернулась к нему.

— Бойд, мне очень жаль, что так случилось. Я не предполагала, что фургон может завязнуть. И во всех остальных случаях я не понимала, что смогу стать причиной стольких неприятностей. Если бы я могла предположить такое, то послушалась бы тебя и осталась дома!

— И только теперь ты мне это говоришь? — с нарочитой суровостью проворчал он, привлекая ее еще ближе к себе. Секунду-другую Абигейль противилась, а затем совсем легла на него спиной.

— Я начинаю слишком привыкать к этому, — сообщила она.

И опять Бойд почувствовал запах ее волос. Как всегда, она несла с собой аромат свежести: удивительный, ускользающий, дразнящий. И чрезвычайно опасный.

Но он продолжал массировать ее тело, и вскоре оба они отбросили всякую предосторожность. Если бы Абигейль не реагировала или отодвинулась, он смог бы совладать с собой. Она должна была напомнить ему о разнице их положения, сказать, что совместное будущее для них невозможно. Эти оправдания были неубедительные, но только они могли остановить его в моменты слабости, подобные тому, какой наступил сейчас. Воспоминание о том, что произошло у озера, накатилось на них обоих. Он жаждал ее любви! Но любовь требовала доверия, а доверие приносило только боль.

Маленькие руки Абигейль нежно касались его тела, но он всеми силами старался помнить, что не должен ей доверять. У нее свои интересы, которые она будет защищать. И в круг этих интересов он не входит.

Но тут она посмотрела на него, и он увидел в ясных голубых глазах приглашение и абсолютное доверие. И почувствовал, что броня, которой он окружил свое израненное сердце, прорвалась.

Никто из них не заметил тени, тихонько скользнувшей между деревьями, глаз, следивших за ними и все замечавших, а затем исчезнувших, не оставив после себя ничего, кроме дрожащих листьев.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Миранда сделала то, чего зареклась никогда не делать: пошла разыскивать Камерона О’Доннелла. Он работал, сидя за столом, склонив голову над какими-то бумагами. Когда она вошла в кабинет, Камерон с удивлением посмотрел на нее. Кабинет был его территорией, на которую она никогда не посягала. Но раньше ей не приходилось сталкиваться со столь серьезной проблемой.

— Миранда? Какой сюрприз!

Она нервно потирала руки, сожалея о былой храбрости, которой обладала совсем недавно. В данный момент храбрость куда-то исчезла.

— Пришла беда! — выпалила она.

О’Доннелл моментально выскочил из-за стола и подошел к ней, остановившись всего в нескольких дюймах от нее. Его черные глаза опасно засверкали.

— Что за беда?

Миранда отступила, сделав несколько шагов по мягкому дорогому французскому ковру.

— Я ездила в город, — начала она и остановилась, раздумывая, как лучше словами выразить то, что собиралась сказать.

— Кто-нибудь к вам приставал? — спросил О’Доннелл таким угрожающим тоном, что у нее мурашки пробежали по спине.

Миранда покачала головой.

— Ничего подобного.

Он опять подошел к ней и взял ее за руки.

Несколько ошеломленная его прикосновением, Миранда с удивлением подняла глаза и встретила его взгляд. Если бы она не была так встревоженна, то могла бы позабыть обо всех своих делах и отдаться чувству, вызванному этим прикосновением. Но тревога взяла верх.

— Один из наших работников, Карутерс, только что вернулся в город. Он отправился вместе с миссис Ферчайлд в поездку по перегону скота, а она взяла и уволила его.

— Ну и что?

— А то, что Карутерс рассказывает всем, будто она уволила его из-за того, что он слишком много знал.

Озадаченное выражение лица Камерона говорило само за себя.

— О — чем именно?

Миранда затеребила передник.

— Он говорит, что миссис Ферчайлд и Бойд непристойно себя вели. — Ее голое дрожал от ярости к Карутерсу, оскорблявшему ее хозяйку. Она посмотрела О’Доннеллу прямо в глаза. — Я не верю этому.

— А почему вы думаете, что другие поверят?

— А потому, что они уже поверили. Карутерс нанялся на ранчо к Джонсону, и сплетни пошли гулять по всему городу.

— Ну, болтовня прекратится, как только им на язык попадет какой-нибудь более интересный предмет для сплетен, — успокаивающе сказал он, не выпуская ее рук, а, наоборот, начав их поглаживать.

Но Миранда не успокоилась: волнение по-прежнему звучало в ее голосе.

— Я так не думаю. Слухи распространяются как пожар. Люди знают, что она вдова — молодая вдова.

— Причем весьма притягательная владелица большого ранчо, — согласился Камерон.

— К миссис Ферчайлд уже приходили претенденты на ее руку, сообщила Миранда. — Перед ее отъездом приходил Джошуа Ходжес и еще кое-кто. Около полдюжины заявились после ее отъезда, не зная, что она решила участвовать в перегоне скота.

— Миссис Ферчайлд очень привлекательная молодая вдова. К сожалению, само ее положение чревато неизбежными слухами.

— Свора сующих нос в чужие дела! — презрительно фыркнула Миранда, но затем повернулась к окну и, не сдержав дрожи в голосе, добавила: — Это грозит большими неприятностями.