Женщина с глазами кошки, стр. 57
— Кто такой?
— Ну, кто… Аслана не знаешь?
— И что приказал?
— Черную убить, белую привести живой.
Ага, вот оно что. Курту Монтою я нужна живой. Неужели из-за шкатулки? Нет, что-то есть еще.
— Проваливайте.
— А ты не…
— Дважды повторять не буду.
Те, что еще держались на ногах, исчезли в темноте, а трупы остались. Хочу поскорее вымыться, пока кровь не засохла.
— Идем.
Наташка в страхе смотрит на меня. Господи, как же я устала. Длинный был день.
— Ты… Вика, что это было?
— Потом расскажу, о’кей? Надо смыть кровь, а то не отдерешь ее потом.
— Вика, почему у тебя были такие глаза?
— Уродливое лицо империализма и капиталистическое воспитание сделали свое дело. Помнишь, нас в школе учили когда-то — волчьи законы и прочая лабуда? Ну вот, все оказалось правдой.
— Ты еще шутишь!
— Если мы и дальше будем здесь стоять, мало нам не покажется. Приедет полиция и…
— Да о чем ты говоришь! Они сюда не сунутся, тут же опасно. Не трогай сумки. В них продукты, а ты вся… Что… что ты делаешь?
Я снимаю окровавленную одежду и бросаю в бак с отходами, потом поджигаю контейнер. Сейчас жарко и сухо, мусор сгорит, а вместе с ним и мои шмотки.
— Надеюсь, соседи уже спят или смотрят сериалы.
— Ты сумасшедшая!
— Может быть. Но сама подумай, как это стирать? А так сгорит себе, и беспокоиться не о чем.
Мы ныряем в подъезд, быстро оказываемся в квартире, и я иду в ванную. Вода поначалу течет очень красная, потом светлеет. Пена тоже уже не розовая, а такая, как надо, только мне все равно кажется, что я никогда не отмоюсь. Но это эмоции, а законы природы неумолимы — все чисто, даже под ногтями.
Потом осматриваю ванную — нигде не осталось никаких пятен. Я нарочно оттягиваю момент выяснения отношений, а потому усаживаюсь в ванну и даю воде обнять меня. Закрываю глаза — и оказываюсь в ночном Виль-Таэне, перед троном Древнего. Город не исчез, он остался в моей памяти и будет существовать, пока я помню его…
— Кто вы такие?! Что вам надо?!
Наташкин голос испуганный и негодующий. Я хочу подняться, но это оказалось непросто — битва вымотала меня. Нож из Виль-Таэна блестит на стиральной машинке, и я сжимаю его в руке. Хотя он сейчас тяжел для меня, боюсь, я не справлюсь. Медленно открывается дверь, и за ней не Наташка.
— Вольдек, не заходи туда! Давай, затаскивай их. Вырубились отчего-то, надо…
Голос как будто знакомый, но кто-то входит, и я брызгаю ему в лицо из баллончика с дезодорантом. Человек вскрикивает, закрывает лицо руками, а нож уже на пути к его сердцу. Если бы только что взгляд Древнего не лишил меня остатка сил, я бы успела, а так крепкая ладонь толкает меня, и я, поскользнувшись, падаю, приложившись головой о краешек ванны. Свет в глазах погас.
20
— Я ничего не понимаю.
Наташка нервничает, испугана, но держится. Кто-то ходит по гостиной, на кухне звенит посуда, а я лежу на знакомой тахте в спальне и слушаю, как за дверью Керстин Бартон поливает, сука такая, меня грязью перед моей когда-то лучшей подругой. Решение убить ее крепнет во мне, как свежезамешанный гипс.
Я сажусь и оглядываюсь в поисках хоть какой-то одежды.
— И что, она теперь всегда будет такая? — спрашивает Наташка.
— Мы не знаем.
— Господи, вы бы ее видели! Это было так страшно… Но те люди собирались нас убить. Зачем? Почему?
— Думаю, скоро все закончится, так или иначе.
О как! Керстин знает что-то, чего не знаю я? Кстати, по-русски она говорит абсолютно без акцента.
Интересно, как Бартон здесь оказалась? Слежки я не заметила, хотя это, конечно, не показатель — если за мной не следили, как же давешние хитрецы оказались сегодня там, где оказались? И место, где они ждали, было единственным пригодным для засады. А теперь и Бартон заявилась. Так, глядишь, и Курт Монтоя скоро на огонек заглянет.
— Вольдек, все в порядке?
— Да какое там — в порядке! У твоей сестрицы характер еще хуже, чем у тебя, хотя раньше я считал, что это технически невозможно.
Ба, а парень-то — тот, что встречал меня в аэропорту и дал машину.
— Я же тебя предупредила, чтобы ты не входил.
— Чисто автоматически получилось. Теперь не знаю, когда смогу нормально видеть. Убью ее, заразу!
— Если сможешь. Лично мне так и не удалось.
— Черт, даже не напоминай! Отродясь такого не видел!
Так, Наташка, Вольдек и Бартон в комнате. А кто возится на кухне? Впрочем, неважно. Вот моя сумка, за тахтой, в ней белье и одежда. И теперь я намерена испортить им междусобойчик. Хватит сплетничать обо мне.
— Крепкая у тебя башка, Величко.
— А тебе, Бартон, надо жрать поменьше сладкого.
Мы прожигаем друг друга злобными взглядами, в ее руке блеснул мой нож. Ну, нет, милочка, этот твой трюк я уже знаю… Через какую-то секунду нож уже вибрирует в моей руке — привет, красавчик, скучал по мне?
— Господи, да что ж такое! — Кажется, с Наташкой скоро случится истерика.
— Тетя Роза шлет тебе привет, — сообщает Керстин.
Я молча иду в кухню, потому что хочу пить. И я уже знаю, кого там увижу.
На меня смотрят две пары глаз — голубые и черные. Интересно, знают ли парни, что случилось в храме Древнего? Или это мое персональное сумасшествие? Неважно. Я ужасно рада видеть их обоих. Вот только что они здесь делают?
— Эд приготовил сэндвичи, — докладывает Луис.
Всего-то? Выдавили собой все пространство из крохотной Наташкиной кухни…
— Что вы оба здесь делаете?
— Тори, так было правильно. — Эд глядит на меня с такой нежностью! — Ты не должна оставаться наедине с этим.
— Значит, вы так решили?
— Тори, прошу тебя.
Ну да, достаточно просто попросить, чтобы все разрешилось, как же!
— Ладно. Сэндвичи так сэндвичи.
Я, черт подери, ужасно рада их видеть. Побыла одна несколько суток, добираясь сюда, но соскучилась так, словно мы не виделись годы. Потому что только с моими Синчи я ощущаю себя целой. Потому что мы втроем стояли насмерть там, в мраморном храме Древнего.
— Тори, ты тоже это видела? — как будто скопировав мои мысли, спрашивает Луис.
— Я же там была, — уже не удивляюсь я этому. Наша троица — почти единое целое, во всяком случае, мы настроены на одну волну. — Давай потом надо всем подумаем, ладно? Но, как бы там ни было, оно подохло.
— Похоже, так и есть. Ты не…
На пороге возникает парень, которому я «подлечила» глаза. Что ж, сам виноват. Нечего было врываться в ванную, когда я не одета, это невежливо.
— Валим отсюда, быстро!
Я понимаю: произошло что-то нехорошее. На расспросы времени нет, но схватить сумку — есть. Хорошо, что не успела ее распаковать.
Мы поспешно выскакиваем из квартиры. Наташка бледная и испуганная, Луис почти несет ее. Что же могло случиться? Вокруг тихо и безлюдно, как и должно быть в два часа пополуночи. Где-то в траве надрываются сверчки, но больше никаких звуков.
— Вы спятили?
— Тихо! — Вольдек яростно смотрит на меня. — Где мы можем сейчас спрятаться?
— Есть несколько мест, если уцелели. Нат, наша точка на месте?
— Спроси что-нибудь полегче. Я что, лазила туда? Гараж стоит, а остался ли проход, не знаю.
— Ну, так пора проверить.
Наташка вцепилась в Луиса, как утопающий за спасательный круг. Они стоят в свете лампочки под козырьком подъезда, и я вижу: оба скроены по одному шаблону, и глаза у обоих удлиненные, черные, горячие. Да, да, у них совершенно одинаковые глаза! И похожие смугловатые лица. Бывает же так!
Я ныряю во тьму, и остальные бесшумно следуют за мной. Минуем заросли кустов, деревянные сараи и трансформаторную будку — крепкое строение из красного кирпича, на котором кто-то еще до нас синей краской написал «НАТАША» и нарисовал сердце, пробитое стрелой. Затем оказываемся на тропинке, ведущей за гаражи, стоящие в два ряда, задними стенками впритык друг к другу. И между ними в одном месте есть щель. В детстве мы легко проходили там, залезали на крайний гараж и вели наблюдение — над воротами приспособлен бетонный бордюр, который закрывал нас. Он и сейчас на месте. Когда-то, правда, пройти здесь можно было легко, а теперь полно мусора, но мы протискиваемся.