Сага о короле Артуре (сборник), стр. 52

Это уже относилось к бродяге, который сунул нам под нос корзинку с грубо обточенными камушками на кожаных шнурках. Человек отступил, не говоря ни слова. Я увидел, что он слеп на один глаз; жуткий шрам тянулся через всю щеку и переносицу. Похоже на удар мечом… Я мимоходом бросил ему монету. Диниас наградил меня далеко не дружелюбным взглядом.

— Настали иные времена, да? Ты, похоже, разбогател там, в Корнуолле? Ну, расскажи, что произошло тогда ночью! Ты что, нарочно подпалил дворец?

— Все расскажу за ужином, — ответил я и не произнес больше ни слова до тех пор, пока мы не вошли в трактир и не устроились на скамье в углу, спиной к стене.

Глава 5

Я оказался прав: Диниас действительно бедствовал. Даже в дымной полутьме переполненной таверны видно было, какая ветхая на нем одежда, и чувствовалось, с каким полунегодованием, полувосторгом он слушал, как я заказываю обильный ужин и кувшин лучшего вина. Пока мы ждали, когда нам подадут, я извинился и отошел, чтобы поговорить с Кадалем.

— быть может, мне удастся вытянуть из него кое-какие нужные сведения. Во всяком случае, лучше держать его при себе, по крайней мере пока. Скорее всего, к тому времени, как взойдет луна, он напьется, и я либо уложу его с девкой, либо, если он упьется до потери сознания, отведу его домой по дороге к монастырю. Если я не успею выбраться отсюда к восходу луны, иди один к воротам, что выходят к реке, и поговори с моей матерью. Скажи, что я приду, но позже, что я встретился со своим кузеном Диниасом и мне нужно сперва избавиться от него. Она поймет. А пока пойди добудь себе что-нибудь поесть.

— Слушай, Мерлин, на твоем месте я бы поостерегся. Кузен, говоришь? Ну и подарочек, поверь мне! Он тебя не любит.

Я расхохотался.

— Ты думаешь, для меня это новость? Это взаимное.

— A-а. Ну тогда ладно, только все же поберегись.

— Хорошо.

Диниас еще сохранил остатки хороших манер. Он дождался, пока я отпущу Кадаля, и только тогда налил вина. Насчет еды он был прав: пирог, который нам принесли, был начинен говядиной и устрицами, залитыми густой, горячей подливой, а хлеб подали хотя и ячменный, но зато свежий. Сыр был выдержанный и очень вкусный. Прочие услуги, предоставляемые таверной, похоже, не уступали еде. Время от времени из-за занавески выглядывала хихикающая девица, и кто-нибудь из мужчин отставлял свою чашу и торопился вслед за ней. Видя, что Диниас даже за едой не отрывает глаз от занавески, я решил, что мне не составит труда избавиться от него, когда я вытяну из него все, что мне надо.

Я подождал, пока он наполовину управился с пирогом, и начал задавать вопросы. Дольше ждать было опасно — он, несмотря на голод, после каждого проглоченного куска тянулся к кувшину, и я побоялся, что он напьется до невменяемости и ничего не сможет рассказать внятно.

Я не рисковал заговаривать о скользких предметах, не выяснив, как и что, но благодаря положению нашей семьи я мог узнать многое из того, что нужно было Амброзию, просто расспрашивая Диниаса о наших родственниках. Он отвечал довольно охотно.

Начать с того, что меня считали мертвым с ночи пожара. Тело Кердика сгорело вместе со всеми постройками с той стороны двора, моего пони поймали по дороге домой, обо мне не было ни слуху ни духу, и все решили, что я погиб вместе с Кердиком, а тело мое сгорело. Моя мать и Камлах посылали людей искать меня, но, разумеется, ничего не нашли. Похоже, никому даже не пришло в голову, что я мог уплыть морем. Корабль в Маридунум не заходил, а лодку никто не заметил.

Мое исчезновение, как и следовало ожидать, не вызвало особого шума. Что думала об этом моя мать — никто не знал, но она, похоже, вскоре удалилась в обитель Святого Петра. Камлах, не теряя времени, провозгласил себя королем. Он для виду предложил Ольвен свою защиту и покровительство, но, поскольку его жена уже родила одного сына и вынашивала другого, ни для кого не было секретом, что королеву Ольвен скоро выдадут замуж за какого-нибудь безобидного и, по возможности, отдаленного королька… Ну и так далее и тому подобное.

Это были новости о прошлом, которые на самом деле не были открытием для меня и не нужны были Амброзию. Когда Диниас насытился и привалился к стене, распустив пояс, разомлев от еды, вина и тепла, я решил, что пора порасспросить его о более важных вещах. Таверна была набита битком, и было достаточно шумно, чтобы подслушать, о чем мы разговариваем. Из внутренних комнат явилась пара девиц, и в зале начался гогот. Снаружи совсем стемнело, и дождь, похоже, усилился: входящие отряхивались, как собаки, и требовали горячего вина. Воздух был густой от торфяного и угольного дыма, запахов жаркого и чада дешевых масляных светильников. Я не боялся быть узнанным: чтобы меня разглядеть как следует, надо было перегнуться через стол и заглянуть мне прямо в лицо.

— Может, заказать еще мяса? — предложил я.

Диниас покачал головой, рыгнул и ухмыльнулся.

— Нет, спасибо! С меня хватило. Я твой должник. Про себя я все рассказал! А что делал ты все эти годы?

Он снова потянулся за кувшином и опорожнил его в свою пустую чашу.

— Проклятье, вино кончилось! Закажем еще?

Я колебался. Диниас, похоже, был слаб на выпивку. Я не хотел, чтобы он нализался раньше времени.

Он неправильно понял мою заминку.

— Ну что тебе, вина жалко, что ли? Ведь не каждый день приезжают богатые родственнички из Корнуолла! Так зачем ты все-таки приехал, а? И что ты делал все это время? Давай, маленький Мирддин, рассказывай! Только сперва закажи еще вина.

— Конечно, — сказал я и крикнул мальчику, чтобы он принес еще один кувшин. — Только, если можно, не называй меня здесь моим именем, а зови Эмрисом, пока не разберусь, куда ветер дует.

Он согласился с такой готовностью, что я догадался: дела в Маридунуме обстоят даже хуже, чем я думал.

Похоже, здесь вообще было опасно обращать на себя внимание. Большинство посетителей таверны были, похоже, валлийцами.

В лицо я никого не узнавал — но это и неудивительно: пять лет назад я вращался совсем в другом обществе. Но у дверей сидела группа людей, которые, судя по цвету их волос и бород, могли быть саксами. Возможно, люди Вортигерна. Мы молчали, пока мальчик не брякнул перед нами на стол новый кувшин с вином. Мой кузен налил себе, отодвинул в сторону тарелку, развалился на скамье и посмотрел на меня вопросительно.

— Ну, что же ты? Давай рассказывай! Что произошло в ту ночь, когда ты сбежал? С кем ты уехал? Тебе ведь, кажется, было не больше тринадцати?

— Я пристал к двум барышникам, которые ехали на юг, — сказал я, — За дорогу я расплатился одной из фибул, которые подарил мне мой… старый король. С ними я доехал до Гластонбери. Там мне повезло: я встретился с торговцем, который вез стекло с острова в Корнуолл, и он взял меня к себе.

Я опустил глаза, как бы избегая его взгляда, и принялся вертеть в руках чашу.

— Он хотел сойти за благородного и подумал, что не лишним будет иметь при себе мальчика, который умеет петь, играть на арфе да еще читать и писать.

— Гм. Ну да, похоже на то.

Я знал, что он подумает, — и в самом деле, судя по его удовлетворенному тону, он был доволен тем, что его презрение ко мне оправдалось. Оно и к лучшему. Пусть думает, что хочет.

— Ну а потом?

— Я провел у него несколько месяцев. Он бьгл довольно щедр — он и его друзья. Мне даже удавалось подрабатывать на стороне.

— Игрой на арфе? — ухмыльнулся Диниас.

— Игрой на арфе, — согласился я, — И еще чтением и письмом — я вел счета торговца. Потом он собрался снова на север и думал взять меня с собой, но я не хотел возвращаться. Боялся, — добавил я с обезоруживающей откровенностью, — Найти место в обители оказалось совсем нетрудно. Я был слишком юн, меня взяли только в послушники. По правде говоря, меня это вполне устраивало. Жизнь была очень спокойная. Я помогал им переписывать историю падения Трои.

У Диниаса сделалось такое лицо, что я чуть не расхохотался и поспешно опустил глаза на чашу, хорошую, самианской работы, блестящую, с отчетливым клеймом горшечника. А. С. «Амброзий сделал», — внезапно подумалось мне, и я погладил пальцем выдавленные буквы, продолжая рассказывать Диниасу о пяти годах, мирно прожитых его незаконнорожденным кузеном.