Сага о короле Артуре (сборник), стр. 422

— Зачем ты это сделал? Глянь на герб! Это же корнуэльский вепрь! То были люди Марка!

— Знаю. Я… я не хотел его убивать. Но он хотел убить меня! Он первым обнажил клинок. Ты разве не видел? Я окликнул его, спрашивая, что у него за дело, вот и все. И тут он выхватил меч, а за ним и остальные. Барнабас, или ты не видел?

— Видел, конечно. Ну что ж, теперь уже ничего не попишешь. Вы двое, заберите тело. Надо бы вернуться и рассказать о случившемся госпоже вашей матушке. Недобрый выдался день, ох и недобрый!

Кони с плеском выбрались из воды на берег, и отряд медленно двинулся назад, в замок.

Глава 11

Анна была в саду, наблюдая, как садовник подрезает ветви на яблоне. Едва Александр начал рассказывать, она подхватила сына под руку и поспешно отвела его в сторону, так чтобы слуга не слышал.

— Понимаешь, — с силой проговорила она, — если это и впрямь были Марковы люди, то мы в опасности.

И Анна не позволила сыну произнести ни слова до тех пор, пока они не уединились в ее личных покоях. Служанка, что прибиралась в комнате, была предусмотрительно отослана.

— Но, матушка, — запротестовал Александр, — эти люди нарушили границы наших владений, а тот, кого я убил… он напал на меня. Спроси Барнабаса, он расскажет, как все было. Я увидел корнуэльский герб, и я окликнул чужаков, приветствуя их и спрашивая, что у них за дело, а они ринулись на меня. Что еще я мог поделать?

— Да, да, знаю. Здесь беды нет. Но остальные, когда они возвратятся в Корнуолл, — ты говоришь, вы с Барнабасом взяли с собой двоих спутников? Они стояли близко? Достаточно близко, чтобы люди Марка разглядели их значки?

— Ну конечно, — нетерпеливо откликнулся юноша. — И наверняка по ним поняли, что находятся на нашей земле, но даже это их не остановило.

Анна помолчала минуту, а затем, тихонько вздохнув, отвернулась и медленно дошла до окна. Там стояло кресло, рядом — ее пяльцы для вышивания. Она отодвинула рукоделие, села и, подперев голову, долго и неотрывно глядела в окно. Белый голубь, завидев хозяйку, вспорхнул на каменный подоконник и принялся с тихим воркованием расхаживать туда-сюда, надеясь на горсть зерна.

Но хозяйка не видела его и не слышала. Она снова была в комнате Маркова замка в ту памятную полночь, и вместе с нею — все воспоминания, что она отчаянно пыталась сберечь нетленными и позабыть в одно и то же время. Но вот Анна резко отвернулась от окна и выпрямилась в кресле. Испуганный резким движением голубь замахал крыльями и улетел.

— Александр…

— Что такое, матушка? Ты побледнела. Тебе нездоровится? Прости, если огорчил тебя, но с какой стати ты говоришь об опасности? Ты же сама сказала: оттого, что я убил того рыцаря, беды не случится, и это правда…

— Нет-нет, не в том дело. Речь совсем о другом, и тяжек этот разговор. Я должна рассказать тебе кое-что. Я собиралась поговорить с тобою, как только тебе исполнится восемнадцать и ты будешь готов отправиться к верховному королю и предложить ему свою службу. Но случилось то, что случилось, и мне придется все открыть тебе уже сейчас. Вот, возьми.

Анна извлекла из-за ворота крохотный серебряный ключик и вручила его юноше.

— Ступай вон к тому стенному шкафу в углу и открой его. Тяни на себя сильнее, петли наверняка тугие. Ну вот. А теперь смотри: вон там, на полу, стоит кожаный сундучок, обвязанный веревкой; принеси его сюда, к свету… Да. А теперь отопри его. Нет, узлы распутывать не трудись; перевязывать его снова уже не придется. Просто разрежь веревки. Кинжалом. Так.

Не вставая с кресла, Анна снова развернулась к окну.

— Алекс, я не хочу видеть, что там. Просто открой сундучок и скажи мне, что нашел.

Под окном садовник по-прежнему трудился среди плодовых деревьев. Его дети, сын и малютка-дочка, с криками бегали по саду, играя с подрощенным щенком. Но Анна слышала лишь одно: заглушающий эту радостную перекличку скрип кожаных петель, а затем шуршание, сухой перестук — и озадаченный голос Александра, так похожий на отцовский.

— Да ничего тут особенного нет, матушка. Какая-то одежда… Рубашка, старая и… фу, до чего грязная! Вся в засохших черных пятнах… — Внезапная настороженная тишина. А затем, уже другим голосом: — Это кровь, да?

— Да, — Анна по-прежнему упрямо глядела в сторону.

— Но… чья? Что это такое, матушка? В чем тут дело? — Но не успела Анна ответить, как он резко втянул в себя воздух, — Нет, мне незачем спрашивать. Кровь моего отца? Иначе зачем бы вам хранить эти тряпки? Это его кровь?

Анна молча кивнула. До того юноша стоял на коленях перед сундучком, брезгливо теребя в пальцах запачканную ткань. Теперь он взял рубашку обеими руками и крепко прижал к груди. И поднялся на ноги.

— Как его убили? Вы мне рассказывали… вы заставили меня думать, будто отец умер от болезни! Но это… зачем вы хранили эту страшную памятку все эти годы? Его подло умертвили, вот в чем дело, так? Так? Кто его убил?

Только тогда Анна обернулась. Александр стоял в солнечном свете, прижимая к себе вышитую рубашку.

— Король Марк, — проговорила она.

— Я так и думал! Так и думал! Всякий раз, когда поминалось это имя, в вашем лице отражалось то же, что сейчас. Матушка, расскажите мне, как все было!

— Да, расскажу. Тебе пора узнать правду.

Анна жестом велела сыну уложить рубашку обратно в сундук, затем не без облегчения откинулась на подушки. Роковой миг настал и минул, пора уже, давно пора позволить столько лет лелеемому призраку уйти восвояси.

— Присядь-ка вот здесь, подле меня, милый, на скамеечке под окном, и послушай.

Анна повела рассказ с самого начала, с того самого дня, когда в залив под утесами вошли саксонские боевые корабли. Голос ее звучал сухо и ровно; давно прошли те времена, когда в нем звенело горе, но в какой-то момент, когда Анна дошла до того эпизода, как Бодуин надел рубашку и рассмеялся вместе с женой, Александр накрыл ладонью руку матери. А она бесстрастно продолжала: бегство, встреча с Садуком и его братом, надежное убежище в Крайг-Ариане…

Юноша заговорил было, попытался вставить слово утешения, но Анна покачала головой. Высвободив руку, она подняла глаза на сына — сухие, ярко блестящие.

— Мне не нужно утешения. Мне нужна месть. Много лет назад я поклялась: когда ты, сын мой, войдешь в года, ты отыщешь этого подлого короля-лиса и убьешь его. Ты сделаешь это?

Юному Александру даже в голову не пришло, что он мог бы поступить иначе. Он с жаром заверил в этом мать и, вскочив на ноги, тут же принялся строить планы касательно путешествия в Корнуолл, но Анна велела ему замолчать.

— Нет. Дослушай до конца. Я уже сказала, что собиралась поведать тебе эту историю, как только тебе исполнится восемнадцать. Я заговорила сейчас, потому что твоя встреча с людьми Марка нынче утром все меняет.

— Но чем же?

— Ты разве не понял? В ту ночь Садука послали за нами, чтобы убить нас. Он пообещал мне, что заверит Марка в том, что ты мертв, а если нужно, то и я тоже. Уж не думаешь ли ты, что, если бы Лис полагал, будто ты еще жив, он давным-давно не отправил бы людей разыскать нас и убить? И уж непременно подослал бы сюда соглядатаев. Куда еще могла я тебя отвезти?

— Значит, эти люди у брода были соглядатаями?

Анна окинула сына взглядом. Юноша высокий и статный, синеглазый, как отец, густые каштановые волосы падают на плечи, тело стройное и вместе с тем мускулистое. Вот сейчас он выпрямился во весь рост, с видом задиристым и вызывающим, в ярком солнечном свете под окном, — живой портрет блестящего юного воина. Такому мужу — молодому, красивому и притом владельцу уютного маленького замка и плодородных угодьев, с верными слугами и умницей-матерью — еще и сообразительность вроде бы ни к чему, снисходительно признала про себя Анна.

И, ничуть не досадуя, ответила:

— Нет. Мне думается, эта встреча — просто случайность. Но то были люди Марка, и если они тебя ненароком узнали — а ты ведь похож на отца как две капли воды, — они вернутся в Корнуолл и расскажут Лису, что сын Бодуина жив и благополучно обретается здесь, в Крайг-Ариане. А убив того воина — да, милый, я знаю, что другого выхода у тебя не было, — ты дал ему повод выслать людей отыскать тебя и довершить то, что Садук якобы исполнил много лет назад.