Первичный крик, стр. 67

13

Отношение первичной теории к другим психотерапевтическим подходам

Первичная теория — это концептуальная система, разработанная для того, чтобы понять феномены, происходящие в моем кабинете. Я убежден, что это уникальная теория, а не простое расширение или модификация какой?либо из уже существующих теорий. Однако некоторые аспекты первичной теории можно найти в других психологических учениях. Эту главу я писал, имея целью краткое сравнение первичной теории с некоторыми другими методами психотерапии. В мои намерения не входит подробное представление этих теорий и взглядов. Мне просто хочется обсудить некоторые аспекты теории или специфических методик, которые получили широкое одобрение и признание. Концепции инсайта (интроспекции) и переноса будут рассмотрены более подробно, потому что эти феномены играют важную роль во многих психотерапевтических методиках.

Фрейдизм иди психоаналитические школы

В некоторых отношениях, первичная теория, совершив полный круг вернулась к истокам раннего фрейдизма. Именно Фрейд подчеркивал важность переживаний личности в раннем детстве для последующего формирования невроза, и именно он первым понял зависимость ментальных аберраций от подавления чувств. Именно Фрейд привлек внимание ученых к систематическому применению интроспекции, именно он подчеркивал важность изучения внутренних процессов, поскольку они и только они влияют на внешние проявления поведения. Его объяснение природы защитных систем высится как башня посреди поля психологической науки. К сожалению последователи Фрейда и неофрейдисты, стремившиеся улучшить его учение, переместили центр тяжести в возникновении невроза с раннего детства на функционирование «эго» во взрослом состоянии. Таким образом, то что неофрейдизм считает прогрессом, первичная теория считает регрессом.

В своих работах Фрейд подчеркивал, что анализ имеет дело с производными бессознательного— эти производные он предлагал изучать методом свободных ассоциаций и анализом сновидений. Я полагаю, что мы можем обратиться непосредственно к подсознательному без всякого исследования производного материала. На самом деле, обращение к производному материалу без нужды продлевает срок лечения. Метод первичной терапии, как прямого обращения к подсознательному, единственный позволяет значительно сократить период терапии. Когда психоаналитик вынуждает пациента к анализу сновидений или случайных ментальных ассоциаций, он, тем самым, еще дальше отводит больного от постижения реального чувства. Например, сновидение может говорить о подсознательной враждебности по отношению к матери или о страхе перед отцом. Психотерапевт улавливает этот момент и указывает на него пациенту. Но психоаналитик на мой взгляд не делает одной важной вещи — он не допускает того, чтобы больного захлестнула ярость, которую он смог бы выкрикнуть без всякого контроля со стороны. По воззрениям Фрейда, это было бы разрушающим личность поведением. Я же считаю, что верно как раз противоположное. Я считаю, что такое поведения объединяет личность в нечто целое, так как заново внедряет вытесненные в подсознание чувства в сознание.

Я считаю, что психоанализ любого рода не пригоден для лечения невроза. «Пройти курс психоанализа, — говорил один больной, — это все равно, что «подставиться». Но я и без того «подставлялся» всю жизнь. Мне же надо было пережить».

Мне хотелось бы отчетливо пояснить, что я имею в виду под фрейдовским анализом производного материала. Давайте снова представим себе парадигму первичной теории. Например, у пациента есть чувство или потребность, которые он не может или не смеет ощутить. Чувство блокируется и проявляется внешне в символической форме — будь то мысль или действие. Анализ производного материала — это анализ царства символов, который постепенно сам превращается в нескончаемый клубок символов — сновидений, галлюцинаций, ложных ценностей, иллюзий и всего подобного. Графически это можно представить следующим образом:

Блокированная боль

Потребность/
чувство

Иллюзии

Ложные ценности или рассуждения Сновидения Г аллюцинации

Теперь мы оценим это сточки зрения символических представлений. Например, пациент предъявляет жалобы на муки голода. Это символ, вынуждающий пациента постоянно думать о еде — это тоже символ — замещающий символ, способный удовлетворить ощущаемую потребность. Разум автоматически представляет организму корректный символ и делает это таким образом, что организм может прямо и непосредственно удовлетворить символическую потребность, обеспечив при этом собственную выживаемость. Предположим теперь, что больному запрещено думать о еде. В таком случае пациент будет вынужден заменить символ еды на какой?то иной мыслимый замещающий символ. Больной должен внедрить в сознание некий новый, но такой же символический объект, поскольку реальная потребность остается блокированной.

Так, например, обстоит дело с потребностью в любви. Ребенок испытывает потребность в том, чтобы его держали на руках, говорили с ним, но вскоре начинает понимать, что никто и не думает его любить. Но потребность в любви остается, и ее надо каким?то способом удовлетворить. Ребенок изобретает замещающий символ. Но поскольку любой замещающий объект является нереальным, постольку он по необходимости является символическим. Блокированная потребность символизируется в сновидениях, иллюзиях, ложных представлениях, насильственных влечениях и т. д. У всех этих символов один источник — неудовлетворенная блокированная потребность. Иногда в тех случаях, когда пациент не находит способа символически удовлетворить потребность, он пытается задушить истинное чувство алкоголем или наркотиками. Но потребление наркотиков или алкоголя — это тоже символические действия, проистекающие из неудовлетворенной истинной потребности. Лечить алкогольную или наркотическую зависимость, не учитывая первичную потребность — это то же самое, что толковать сновидения в отрыве от вызывающих их потребностей организма.

Я настаиваю на том, что работа с любыми символическими производными в психотерапии бесполезна, и именно поэтому психоанализ так часто превращается для больного в мучительный изматывающий марафон. Настало время прорваться сквозь частокол символов, сократить срок терапии до нескольких лет и заставить больного выздороветь.

Главный вывод из всего сказанного выше заключается в том, что проективное тестирование (цветовой тест Роршаха, тест тематической апперцепции, рисуночный тест и т. д.) в психотерапии не является обязательным, и может применяться в исключительно редких случаях. Проективные тесты — это тесты на присутствие символических проекций. Каждый психолог толкует эти проекции в зависимости от тех теоретических взглядов, каких он придерживается. Если психолог— последователь Юнга, то он увидит в результатах одно, если он последователь Фрейда, то другое, а если он поклонник учения Адлера — то и третье. Все это — не более чем гадание на кофейной гуще, и неважно, сколько лет мы тратим на то, чтобы обосновать результаты — оценка всегда основывается на чувствах другого, отличного от нас человеческого существа; но только он (пациент) способен знать, в чем именно заключается его индивидуальное чувство.

Главное различие между фрейдизмом и первичной теорией вращается вокруг концепции защитной системы. Психоаналитики настаивают на том, что защитная система необходима и полезна. Следовательно, мы не можем рассчитывать на то, что последователь Фрейда будет добиваться взлома и разрушения защитных психологических структур ради полного высвобождения подсознательных чувств. Напротив, любое возникающее чувство будет интегрировано в сознание, объяснено и наконец понято — таковы исходные постулаты, на которых основана фрейдовская психотерапия. Значение чувства, таким образом, извлекается из чего?то сугубо личного и превращается в абстрактную концепцию. Вот почему в первичной терапии отсутствуют всякие интерпретации. Восходящее к сознанию чувство само по себе обладает единственным и уникальным смыслом, который не нуждается в концептуализации.