Пророчество орла, стр. 19
— Ушам своим не верю, — шепнул Макрон Катону.
— А зря, — отозвался Катон, стараясь скрыть свою тревогу. — Он говорит вполне серьезно.
— Твой юный друг прав, Макрон, — с улыбкой промолвил Вителлий. — Ну а сейчас, когда мы разобрались в ситуации и поняли друг друга, пришло время немного выпить.
Он взял кувшин, до краев наполнил каждый из кубков, поднял свой и, с улыбкой глядя на них поверх поблескивающего обода, сказал:
— Уважаемые, за наше сотрудничество. Наконец-то, как мне кажется, мы на одной стороне. — Вителлий поднес кубок к губам и стал пить, глядя при этом на центурионов, кубки которых, когда тот поставил свой на стол, так и остались нетронутыми.
Вителлий улыбнулся.
— Как вам угодно, уважаемые. В данном случае я прощаю вам ваше неуважение. Но попомните мои слова: если вы еще раз попытаетесь выказать мне хоть намек на неуважение и презрение, вы за это поплатитесь.
Глава девятая
Походная колонна собралась во дворе на рассвете. Центуриону, с приписанной к нему целой командой оптионов, было поручено отвести подкрепление маршем в Равенну. Первым делом эти командиры двинулись по казармам, сдергивая дрыхнувших бойцов с тюфяков и осыпая бранью, выгонять на улицу. Особенно плачевно выглядели устрашенные новобранцы, многие из которых выскочили на утренний холод, не успев толком одеться. Некоторые натягивали одежду и снаряжение уже в строю. Когда, наконец, все заняли свои места, собрали поклажу и изготовились к маршу, Макрон, окинув это воинство критическим взглядом, обратился к Катону:
— Не слишком впечатляющее пополнение, а?
Катон пожал плечами.
— Не лучше и не хуже того, с которым я в свое время прибыл во Второй легион.
— Да что ты говоришь! — Макрон покачал головой. — Поверь мне, Катон, я новобранцев на своем веку повидал достаточно. Это мутный осадок, с самого дна бочки.
Молодой центурион повернулся к нему.
— Что в тебе сейчас говорит, опыт или предубеждение?
— Если честно, и то и другое, — улыбнулся Макрон. — Но мы скоро увидим, кто из нас прав. Бьюсь об заклад, мы потеряем четверть этого стада, прежде чем доберемся до Равенны.
Катон пригляделся к людям, собравшимся возле обозных подвод. Большинство новобранцев и впрямь имели никудышный вид, у некоторых даже не было сапог; почти все выглядели тощими заморышами, а их одежду составляли чуть ли не лохмотья. Макрон был прав: то были представители городского дна, не сумевшие устроиться в гражданской жизни и от полного отчаяния записавшиеся в корабельную пехоту. Да, можно сказать с уверенностью, что ни один легион такое пополнение не принял бы, да и из корабельной пехоты немалую долю этих доходяг вышвырнут до того, как закончится предварительное обучение. Так или иначе, для многих из них это был последний шанс, а в такой ситуации человек или быстро ломается, или находит в себе внутренние резервы, мобилизуя силы и волю, о которых, может быть, сам не подозревал. Как это в свое время произошло и с самим Катоном.
Он снова повернулся с Макрону.
— Так сколько, говоришь?
— Что, хочешь побиться об заклад?
Катон кивнул.
— Ну и дурак, — ухмыльнулся Макрон.
Они бились об заклад не раз, и почти всякий раз Макрон выигрывал. Его опыт в большинстве случаев брал верх над попытками Катона оценить шансы с позиций рассудка. По правде сказать, упорство и вера в свою правоту, присущие его юному другу, трогали Макрона. Но не настолько, чтобы тот отказался от легких денег.
— А вот посмотрим, кто дурак. Ставлю первое месячное жалованье.
Макрон поднял брови.
— А не многовато будет?
— Нет, в самый раз. Месячное жалованье. Годится?
— Годится!
С этими словами Макрон быстро, пока друг не передумал, пожал Катону руку.
Окрик центуриона, поставленного во главе маршевой колонны, заставил бойцов прекратить болтовню и толчею в строю, тем паче что оптионы принялись расхаживать вдоль шеренг, выравнивая их с помощью длинных, крепких посохов, которые безжалостно пускали в ход против тех, кто не выказывал должного внимания и сноровки. Макрон с Катоном прошли в голову колонны — командующему центуриону, костлявому ветерану по имени Миниций, они уже представились. Тот встретил их дружелюбно, рассказал, что начинал службу в корабельной пехоте, потом много лет оттрубил во вспомогательных когортах, а некоторое время назад был снова переведен ближе к морю, с повышением. Понятно, что такая служба сделала его приверженцем суровой муштры, и никаких поблажек своим новым подчиненным он давать не собирался. После того как Катон с Макроном представились по всей форме и показали ему свои сопроводительные документы, тот предложил им занять места в переднем фургоне. Одна повозка должна была ехать во главе колонны, и еще три — позади. Их груз состоял из провизии, палаток для ночлега в пути, небольшого денежного сундука и почты. Катон огляделся по сторонам.
— А где Вителлий?
Центурион Миниций пожал плечами.
— Отвалил. Отбыл еще час назад со своим эскортом. Такое впечатление, что префекту просто не терпится вступить в новую должность. Так что, боюсь, удовольствия проделать оставшийся путь в его аристократической компании мы будем лишены. Тот еще тип! — Он ухмыльнулся.
— Ты и половины про него не знаешь, — тихо промолвил Макрон.
— А есть такое, что мне стоит узнать?
— Да ерунда все это, — вмешался Катон, — ничего важного. Просто нам довелось раньше служить с Вителлием. В Британии.
— Ну и?
Катон нахмурился.
— Что «и»?
— Что он собой представляет? — От Миниция не укрылось, что центурионы озабоченно переглянулись. Он хмыкнул. — Да ладно, ребята. Мы ведь не мальчишки, и нам предстоит служить бок о бок не один месяц. Ежели знаете что-то про префекта, так поделитесь. В конце-то концов, кто будет вводить вас в курс дела по прибытии в Равенну, если не я?
Катон прокашлялся.
— Скажем так: по некоторым вопросам мы с Вителлием не сошлись во взглядах.
— Не сошлись во взглядах, а? — Миниций понимающе посмотрел на собеседников. — Короче говоря, этот Вителлий — ублюдок и сукин сын, верно?
Катон поджал губы и пожал плечами.
— Ты сам это сказал, — мягко промолвил Макрон, — а не от нас услышал. Верно?
— Я тебя понял, — добродушно ухмыльнулся Миниций. — «Предупрежден — значит, вооружен». Буду знать, что рядом с новым префектом надо держать ухо востро.
— Это точно, — пробормотал Макрон, когда Миниций уже зашагал к подводам, чтобы убедиться в их готовности отправиться в путь. — И тебе, и нам тоже. Нам — в первую очередь.
Из Окрикулума Фламиниева дорога шла прямо на север. Склоны холмов по обе стороны от нее почти сплошь покрывали виноградники. Сейчас, когда растительность была лишена листвы, окружающий пейзаж выглядел уныло, а то и дело возобновлявшийся и нещадно поливавший колонну ледяной дождь никак не добавлял новобранцам бодрости. Но, к великому разочарованию Макрона, за первые несколько дней марша никто от колонны не отбился.
На четвертый день после выступления из Рима колонна достигла подножия Апеннин и переправилась через несколько стремительных потоков, питавших в верхнем течении Тибр. Затем дорога пошла вверх по склону и вывела ее к городу Гиспеллуму. Тамошние виллы богатеев в холодный сезон пустовали в ожидании того времени, когда летний зной и духота заставят их искать прохладу и свежесть в горных имениях. Промаршировав по пустынным улицам словно вымершего городка, колонна остановилась в казармах за дальними воротами. Судя по расположению казарм, да и тем взглядам, которыми провожали проходивших бойцов редкие местные жители, они не хотели иметь с проходившими через их территорию воинскими подразделениями ничего общего. Катон относился к этому с пониманием. Воины императора привыкли считать себя в некоторых отношениях выше закона, к чему во многом поощрялись и самими императорами, которым хватало мудрости понять, что окончательным гарантом их авторитета и власти является именно армия. На такие проделки, как мелкие кражи, пьяные драки, неуплата за выпивку или обобранные товары, как правило, закрывали глаза, зачастую потому, что пострадавшие и не пытались искать защиты у закона, полагая, что сделают себе только хуже. Жители поселений, расположенных вдоль военных трактов, при прохождении очередной колонны предпочитали затаиться по домам и переждать это бедствие, как грозу, молясь о том, чтобы на сей раз все обошлось малыми потерями.