Добыча золотого орла, стр. 93

– Трудно в это поверить, но похоже на то, что они в любой момент могут снова пойти на приступ. Так что тебе лучше подготовить бойцов.

– Есть, командир.

Отдав честь, Катон бросил взгляд вдоль частокола в сторону флангового редута, где Макрон обходил своих людей, улыбаясь и одобрительно похлопывая то того, то другого по плечу. Поймав взгляд Катона, он показал ему большой палец. Катон кивнул, после чего сосредоточился на неотложных вопросах. Он обратил внимание на тела легионеров, лежавшие вдоль частокола. Оставаясь под ногами, они будут мешать защитникам отражать следующий приступ.

– Убрать трупы с вала!

Его бойцы бесцеремонно подхватили своих павших товарищей под мышки и, волоча ноги по земле, потащили вниз. Когда задача была выполнена, солдаты распределились вдоль частокола лицом к врагу, с мечами наголо. Обходя их линию, Катон с удовлетворением отметил, что на лицах нет ни малейших признаков страха, лишь готовность и решимость, присущие закаленным в боях ветеранам. Они будут сражаться, удерживая свою позицию до тех пор, пока не отбросят врага или не полягут на месте. Спокойствие легионеров радовало Катона, огорчало лишь то, что их не может сейчас увидеть Веспасиан или сам командующий. Они пережили позор децимации, а теперь, как герои, были готовы задорого отдать свои жизни. Если легат не прибудет вовремя, единственными свидетелями их доблести будут воины противника, настолько одержимые желанием уничтожить когорту, что вряд ли воздадут должное мужеству римлян.

Катон даже улыбнулся, подумав о некоторых странностях легионной жизни. Вроде и служит он уже два года, и сражений повидал немало, но каждая битва воспринимается как первая – и последняя. И неизвестно, сможет ли он вообще хоть когда-то привыкнуть к той необычной остроте ощущений, с которой переживается каждый бой.

– Человек на подходе!

Голос донесся издалека, и Катон даже не сразу понял, с какого направления. Но когда все головы на валу повернулись в сторону крепости, он последовал примеру других и увидел, что наблюдатель, выставленный Макроном, машет руками, чтобы привлечь внимание, и указывает в сторону поднимающегося над лагерем столба дыма. Все застыли, но не от страха, ибо один человек в любом случае не представлял собой угрозы, а от любопытства – всем хотелось узнать, что же это за одинокая фигура движется в их сторону.

Дозорный отвернулся, видимо, присматриваясь, потом снова повернулся и крикнул:

– Это наш!

По спине Катона пробежала ледяная струйка. А вдруг это Максимий? Или Феликс? Появление любого из них для него опаснее вражеского меча. Но в следующий миг он сердито сказал себе, что подобные страхи беспочвенны и стыдно давать им волю. Кем окажется этот человек, он на самом деле знал задолго до того, как тот перевалил гребень холма и, пошатываясь, направился вниз, к валу.

– Командир! – крикнул с холма дозорный. – Это Непот!

Туллий огляделся в поисках Катона:

– Центурион Катон, ко мне!

Спустившись с вала, они двинулись навстречу легионеру, одолевавшему последний участок склона холма.

– Докладывай! – нетерпеливо потребовал Туллий, едва Непот оказался перед ним. – Что случилось в крепости?

Запыхавшийся Непот облизнул пересохшие губы и бросил быстрый взгляд на Катона.

– Рассказывай все, – велел тот.

– Поселяне, командир, они все разорили… лагерь подожгли. Я вышел из палатки на шум… посмотреть, что происходит. Меня заметили… пустились в погоню. Я хотел вернуться обратно в штабную палатку… но кое-кто из них попал туда раньше меня.

Туллий бросил на Катона испуганный взгляд и снова повернулся к легионеру.

– Что с Максимием? С Феликсом?

Непот, тяжело дыша, опустил голову.

– Что с ними? – Туллий схватил его за руку. – Отвечай!

– Они погибли, командир. Я ничего не мог предпринять для их спасения. Меня преследовали туземцы. Мне пришлось бежать.

Добавить ему явно было нечего. Туллий отпустил его руку и бросил взгляд в сторону нависавшего над долиной столба дыма.

– Бедолаги.

– Так точно, командир, – кивнул Катон. – Но откуда нам было знать, что поселяне атакуют крепость?

– Нам ни в коем случае не следовало их там оставлять.

– Командир, мы не могли этого предположить. И в первую очередь нам приходилось думать об отражении угрозы со стороны Каратака, – произнес Катон спокойно, но с заметным нажимом. – Винить тут некого. Превратности войны. Сейчас, командир, с этим уже ничего не поделаешь.

Некоторое время центурион Туллий молча смотрел на него, а потом подтвердил:

– Да. Ничего не поделаешь.

– А сейчас, командир, – продолжил Катон, – противник готовит новую атаку. Нам нужно вернуться на стены… Непот!

– Я, командир!

– Возьми снаряжение кого-нибудь вышедшего из строя и бегом ко мне. Я буду на валу.

– Есть, командир.

Туллий проследил взглядом за тем, как боец подбежал к одному из мертвых тел, чтобы взять себе меч, шлем и щит, и со вздохом промолвил:

– Хочется верить, что он говорит правду.

– Конечно, правду, командир. После всего того, что проделывал в последнее время Максимий с местными жителями, я был бы весьма удивлен, если бы они не воспользовались первой же возможностью совершить отмщение. А разве ты на их месте поступил бы иначе? Да хоть кто угодно?

Туллий вперил в Катона испытующий взгляд и, помолчав, спросил:

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

Катон поднял брови.

– Боюсь, я не совсем понимаю, командир.

– Что ты…

Но задать вопрос центурион Туллий не успел, поскольку с частокола донесся крик.

– Враг наступает!

Глава 40

На сей раз противник проявлял большую осторожность. Каратак сумел обуздать порывы своих воинов, и голова колонны, двинувшейся по узкой дороге, состояла из бриттов, имевших щиты. Вопреки своему обычаю нестись в атаку сломя голову они подступали к воротам медленно, стараясь по возможности сохранять строй, причем многие держали щиты над головами. Получалось пока довольно неуклюже, но это было явным продолжением той тенденции, которая ранее проявилась при попытке Каратака форсировать Тамесис.

«Да уж, – подумал Катон, – если варвары и дальше будут с той же настойчивостью перенимать римские приемы ведения войны, руки Рима окажутся здесь связанными не на один год».

Септим покосился на центуриона и проворчал:

– Ишь чему выучились. Впору формировать из них вспомогательную когорту.

– Иметь союзников всяко лучше, чем врагов, – пробормотал в ответ Катон.

Он бросил взгляд дальше, за стену щитов, и увидел Каратака, руководившего штурмом с дороги, вне досягаемости камней, выпущенных из пращи, или метательных копий. Вражеский вождь стоял на колеснице, в то время как оруженосец менял грубую повязку на его плече. Когда первая шеренга вражеской колонны находилась уже не более чем в пятидесяти шагах от укреплений, Каратак поднес ладонь ко рту и выкрикнул команду остановиться. Воины выполнили приказ, подтянулись и развернулись во всю ширину дороги, до самых краев болота, щитоносцы выдвинулись вперед, заняв позицию, и все замерло.

Каратак повернулся к группе воинов, теснившихся возле колесницы, и махнул рукой, указывая вперед по дороге. Катон видел, что ни мечей, ни щитов у них не было, лишь тяжелые заплечные мешки, переброшенные на грудь, да в руках что-то гибкое, как будто они держали за хвосты змей.

– Пращники… – Он резко втянул воздух и крикнул своим солдатам: – Приготовьтесь к обстрелу из пращей! Поднять щиты!

По всей длине частокола бойцы пригибались за щитами, готовясь к тому, что на них обрушится град метательных снарядов, более смертоносных, чем стрелы, и которые в отличие от римских метательных копий всегда имелись практически в неограниченном количестве. Катон, готовый нырнуть вниз, как только враг начнет обстрел, всматривался поверх края щита. Пращники выбежали перед прикрытым щитами строем пехоты, развернулись, распределившись так, чтобы, не мешая друг другу, раскручивать длинные кожаные ремни с мешочками для зарядов, и завертели ими над головами. С их стороны донеслось зловещее гудение, предвещавшее смертоносный залп.