Последняя республика, стр. 42

Кремлевские историки нам предлагают поверить в то, что Жуков был мягкотелым, слабохарактерным человеком. Все карты на границе погибли, из-за отсутствия карт армия гибнет и отдает противнику полстраны, а Жуков Кудрявцева за это не то что не расстрелял, но даже и выговора не объявил, и даже в своих мемуарах плохим словом не помянул.

Ладно, поверим: Жуков был слабохарактерным.

Официальные историки нам предлагают поверить в то, что и товарищ Сталин был добрым, ласковым дяденькой. Из-за отсутствия карт в 1941-м гибнет страна, мировой коммунизм и великое дело Мировой революции, гибнет сталинский режим, судьба самого Сталина — на волоске, а у Сталина ни к Кудрявцеву, ни к Жукову претензий нет.

А ведь командиры полков, бригад, дивизий, корпусов, командующие армиями и фронтами требуют, кричат, настаивают, вопят: товарищ Сталин, дайте карты! Без карт воевать невозможно!

А товарищ Сталин Кудрявцева не расстреливает и Жукова не трогает. И товарищ Берия не спешит. А товарищ Сталин на Кудрявцева и на Жукова знай ордена вешает.

И все это у нас просто объяснено: ошибка, просчет. Не подумали. Неоправданно разместили…

Интересно, что сам Жуков в своей книге описал массу всякой чепухи, привел тысячи имен, дат, фактов, которые можно было смело опускать: они никому не интересны и к делу отношения не имеют, но вот вопрос о топографических картах, за которые Жуков отвечал лично, он обошел лихим кавалерийским маневром. В представлениях к награждению полководческими орденами это формулируют так: смело и решительно обошел очаг сопротивления, не ввязываясь в затяжные бои.

И ни один официальный историк не осмелился при жизни Жукова задать ему неудобный вопрос о топографических картах. Но и после смерти Жукова вопрос не поднят. Сколько благородной ярости доктора и кандидаты обрушили на меня и мой «Ледокол», а вам бы, товарищи, эту ярость вложить в вопросы к великому полководцу. Не я, а он десятки миллионов народу перемял-перепортил просто из-за того, что не было карт, просто из-за того, что топографические склады «неоправданно расположили в непосредственной близости»…

Никто Жукову не досаждал, никто ему вопросов неудобных не задавал. А Жуков, естественно, на них не отвечал. И потому позор сорок первого года Жукова как бы не коснулся: он велик, он мудр и могуч. Он Москву отстоял. И Ленинград… На Георгия Константиновича Жукова никто плохого не подумает: он чист.

Но позор разгрома не смыт. И если этот позор не пал персонально на чью-то голову, то пасть ему куда-то было надо. И он пал на все наши головы. И гуляет по миру мнение: ах, как глупы эти русские! Ни на что они не способны. И воевать неспособны. И пусть не обольщаются украинцы, казахи, евреи или татары: когда иностранец говорит про глупых русских, он всех остальных тоже в виду имеет, позор пал не только на русские головы, но и на головы всех народов бывшего Союза.

Все подвиги нашего народа заслонены тысячами позорнейших фактов начала войны, которым нет объяснения, кроме нашей всеобщей фантастической тупости и глупости. Над нами смеется мир. Над всеми.

Но не мы все отвечали за расположение топографических складов (аэродромов, командных пунктов, запасов жидкого топлива, сотен тысяч тонн боеприпасов и пр., и пр., и пр.). Отвечал за все это Генеральный штаб, и персонально — его начальник генерал армии Г.К.Жуков.

Потому предлагаю: либо давайте Жукова Георгия Константиновича публично назовем идиотом, сдернем с постаментов его изваяния и расшибем их в куски, либо давайте вместе искать причину, ради которой хранилища карт (а также штабы, узлы связи, горы кожаных сапог, эвакуационные госпитали и все прочее) оказались в «непосредственной близости», оказались там, где были потеряны при первом соприкосновении с противником.

Одно из двух: найдем объяснения непонятных действий Жукова (Кудрявцева, Сталина, Ватутина, Василевского, Берия и пр.) и объявим его злым гением или не найдем причины его действий и объявим дураком, но в любом случае пора позор разгрома снимать с головы нашего народа. И если все упирается в глупость, то пора позор возложить на какую-то глупую голову персонально. Не можем мы позволить кремлевской пропаганде чей-то персональный просчет (или преступный замысел) перекладывать на наш народ, на всех нас и наших потомков.

Если мы не разберемся, кто именно виновен в позоре и ужасе сорок первого года, то так всем нам и ходить в дураках, и детям нашим, и их внукам.

ГЛАВА 15

А КАКИЕ ТАНКИ БЫЛИ У ГИТЛЕРА?

На 21 июня 1941 года у Сталина 24000 танков.

Вопрос выпускнику трехмесячных курсов младших лейтенантов: какое превосходство должен иметь наступающий?

Ответ: трехкратное.

Правильно. Следовательно, для нападения на Сталина Гитлер должен был иметь 72 000 танков.

Однако противники находились в неравных условиях. Известно, что наши дороги — противотанковые. Наши дороги имеют подкидывающую силу. Дороги сами истребляют танки, машины, тягачи, бронетранспортеры противника. Посему Гитлеру надо было иметь не 72 000 танков, а больше. Где-то за 100 тысяч.

Кроме того, территория у нас бесконечная. Для захвата такой территории надо иметь беспредельное количество танков.

Но у Гитлера не было беспредельного количества танков. У Гитлера не было даже и 100 000 танков. У него не было ни 72 000, ни 24 000.

На 22 июня 1941 года на Восточном фронте Гитлер имел 3350 танков.

Всего в Вермахте танков было чуть больше, но они были заняты на других фронтах, потому мы их учитывать не можем.

Любой выпускник трехмесячных курсов может сделать расчет потребностей и для другой стороны. Не надо быть генерал-полковником, профессором и доктором наук, чтобы знать, что наступающему требуется втрое больше сил, а обороняющемуся — втрое меньше: у наступающего Гитлера 3350 танков, следовательно, обороняющемуся Сталину для равновесия надо было иметь 1127 танков.

У Сталина танков было в 21 раз больше, чем это необходимо для обороны.

А если Сталин решил на Гитлера напасть, то против 3350 гитлеровских танков троекратное превосходство — 10 050.

Так что и для нападения у Сталина танков было более чем вдвое больше того, что требовалось.

Задача для Сталина упрощалась тем, что перед ним лежала маленькая уютная Европа с хорошими дорогами, с курортным климатом, с запасами картошки в каждом погребе, с головками сыра в каждом чулане, с копчеными окороками над каждым камином, с населением, которое в своем большинстве считало Сталина освободителем и ждало прихода его танков.

А задача Гитлера усложнялась тем, что перед ним лежали бесконечные просторы, дикое бездорожье, непроходимые леса, Полесские болота размером с хорошую европейскую страну. Четыре месяца — с середины мая до середины сентября — в этой стране можно воевать, а потом — дожди, распутица, зима, снег, мороз и снова грязь.

И мужики с топорами.

И вот после войны собирают кремлевские вожди доблестных советских маршалов, генералов, профессоров и академиков и ставят боевую задачу: доказать, что 3 Тысячи гитлеровских танков — это больше, чем 24 тысячи сталинских, доказать, что Гитлер к войне был готов, а Сталин — нет.

Как подбирали ученых товарищей на такое дело, я не знаю. Не знаю, что им сулили. Может быть, обещали каждому бочку варенья и корзину печенья, может быть, обещали по десять миллионов долларов на брата, может быть, квартиру на Арбате в шестьсот пятьдесят метров и дворец в Крыму, может, кому полосатые штаны, а кому маршальские звезды… Не будем гадать. Ясно одно: на такое грязное дело подбирали людей, готовых торговать не только совестью…