Домовые, стр. 68
— Типун тебе на язык! — огрызнулась сестренка. — Значит, кто не хочет с тобой искать Пресноводье — того уже и к акулам? Ты как знаешь, а я под землю не полезу!
Они вышли на лестничную клетку.
— Все-таки мелиораторы хорошие дома строили, — заметила Уклейка. — Вот бы его переволочь туда, где есть пресная водица, и жить всем вместе…
— Погоди галдеть… — Коська прислушался. — Тут еще кто-то есть, наверху…
— Ходит? — Уклейка попыталась уловить обычное шлепанье водяных, но вместо того был тихий, почти беззвучный скулеж.
— Живой кто-то! Пошли!
— Я давно щеночка хотела! — обрадовалась Уклейка.
— Дура, чем ты его теперь кормить будешь? Он у тебя лапы протянет!
Они, идя на голос, добрались до пятого этажа и толкнули подозрительную дверь.
— Здесь, что ли? — спросил Коська, входя.
— Вроде здесь…
— Сгиньте, пропадите, не пущу, — раздался тонкий голосок. — Мой дом! Уходите подобру-поздорову, пока я не озлился!
— Ты — кто? — озираясь, поинтересовался Коська. — Выдь, покажись!
— Показываться мне не положено.
— Домовой, что ли? — сообразила Уклейка. — Так нам — можно, мы — водяные!
Тот, кто выбрался из-за навесной панели парового отопления, ростом был с годовалого ребенка, но бородат, смахивал на большой ком серой пушистой пыли и, протягивая лапу для знакомства, выпростал ее из нескольких слоев драной паутины.
— Касьян, озерный водяной, — представился Коська. — Уклейка, сестрица моя. А ты кто таков будешь?
— Дементий.
Наступило молчание. Уклейка обвела взглядом разоренную комнату.
— Как же ты тут живешь, дяденька Дементий?
— Сам не ведаю. С голоду вон усох, покормить меня некому… У вас, водяные, корочки не найдется?
Еще совсем недавно Коська произнес бы гневную речь о тех простаках, кто по неразумию своему связался с мелиораторами. Но после всех событий он резко поумнел, хотя ум его развивался в каком-то странном направлении.
— Откуда, дяденька? Рыбки разве что?
Он достал из пакета жестяную банку и ловко вскрыл ее нарочно для того подпиленным когтем.
Дементий сходил на кухню, принес алюминиевыю гнутую ложку и дважды ею зачерпнул из банки.
— Благодарствую. Много ли мне теперь надо? Вот — доживаю, скоро совсем на нет сойду. Это что за рыбка?
— Нездешняя, тунец, — объяснил Коська. — А чего тебе на нет сходить? Перебирайся к нам, к водяным, как-нибудь прокормишься.
— Не могу, должен дом сторожить. А у вас и домов-то нет, одни подводные логова.
— Да он скоро рухнет и тебя придавит!
— Значит, такая судьба. И пусть придавит… Зажился я, детки. Всех хозяев проводил, один вот остался.
— Что же тебя хозяева с собой не взяли? — жалостливо спросила Уклейка.
— А позвать забыли. Или не умели? Меня же за собой позвать нужно на новое местожительство… А они не умели… Научить было некому… Вот я и остался…
— Ну так мы тебя зовем! — решительно сказал Коська. — У нас логово, будешь за хозяина, подкормишься.
— Не-е, я здесь — хозяин, — извиняющимся голосом прошептал Дементий. — У вас я нахлебником буду. Ступайте, детишки, не травите душу.
— Ну, как знаешь. Пошли, Уклейка, — Коська взял сестренку за руку и решительно повел прочь.
Ему нужно было тщательно обдумать теорию подземного Пресноводья…
Глава восьмая
Грабеж
Плывя обратно, вверх по течению, Коська и Уклейка с любопытством поглядывали налево — на острые, украшенные медными птицами, готические шпили старого города.
— Это петухи, — сказала Уклейка. — Харитошка туда ночью ходил — говорит, на улицах еще сухо, а в подвалах вода уже плещется.
Харитошка был молодой водяной, давний приятель, за которого, Уклейка, возможно, с горя пошла бы замуж, кабы не случился Родриго.
— А почему петухи?
— А у людей спроси. Их ведь не поймешь.
— Как же они в таких башнях-то жили, с петухами? Туда пока залезешь — проголодаешься.
Как всякий водяной, он не любил лестниц. И свое сегодняшнее восхождение в гости к Дементию уже считал подвигом.
— А может, и не жили вовсе? Может, это у них для красоты? — мечтательно произнесла Уклейка.
— Дом — для красоты? Ну, ты сегодня соленой водицы перебрала! Поплыли, а то еще до чего-нибудь додумаешься! — прикрикнул Коська.
Когда добрались до места, старших не нашли — у них вышло временное замирение с Панкратом, потому что объявились еще новоселы, молодые и горластые, грозились прогнать и Антипа, и Афоню, и всех, кто по соседству. Перекусили скромненько — консервами и перловицами, что насобирала с утра Уклейка. Потом пришел страшно недовольный Антип, ничего слушать не пожелал и завалился спать на мелководье. Коська сел чертить веточкой по мокрому песку Пресноводье в разрезе, долго прикидывал, на какой оно глубине и сколь велики должны быть на чертеже фигурки водяных, тут и Афоня заявился — со стороны протоки меж островами.
Коська рассказал Афоне про Перфилову затею с ванной.
— Я кое с кем посоветовался, — сообщил Афоня. — Не так все это просто. Думаете, это они над нашей декларацией о демелиорации слезу пустили? Нет, они просто сообразили, какая им от этого выйдет польза. Если загубить наши болота окончательно — мы становимся дармовой рабочей силой. За обглоданный рыбий хвост поплывем на Галапагосские острова, прямо акулам в зубы.
— Дядя Афоня! Да неужели у вас у всех тогда, на сплыве, мозги поотшибало?! — заорал Коська. — Мы-то с Уклейкой маленькие были, нас на сплыв не пустили, а вы-то все — уже матерые! Неужели трудно было глянуть чуть дальше собственного носа?
Афоня горестно развел лапищами.
— Всяк водяной задним умом крепок, — пожаловался. — Ты вон тоже тогда мелиораторов бить собирался, а теперь вот бегаешь с книжонками, Пресноводье какое-то выдумал! Нет на свете Пресноводья!
— Есть Пресноводье!
— Ну так покажи мне, глупому, где оно на карте!
Многое изменилось с той поры, когда сплыв созывали. Теперь в редкой семье водяных не было географического атласа, да и болотные черти тоже этой наукой сильно увлеклись. Вечерами, позвав гостей, ползали по цветным страницам когтистыми лапами, отмечали наступление моря на сушу, рисовали новые береговые линии — словом, как могли, не отставали от жизни.
— А на карте его нет! И быть даже не может, потому что оно под землей, — отвечал Коська. — Гляди, я нарисовал. Мы над самым Пресноводьем ходим и того не знаем. А оно — на глубине.
— Да ты свихнулся! — воскликнул пораженный догадкой Афоня. — Тебя к бабкам вести нужно, лечить! Надо же, додумался — Пресноводье у него на глубине! Этак и я тебе скажу, что Пресноводье — наверху, на высоте! Потому что оттуда дождь идет, а дождь — пресный!
— На высоте? — Коська задрал голову. — А точно! Только, дядя Афоня, как же мы оттуда в болота попали? Если оно под землей — мы через какую-нибудь дырку с исторической родины вылезли. А если наверху?..
— Свалились!!! — зарычал разъяренный Афоня. — И так тошно, а тут еще ты с ума сплываешь! Уклейка, поесть ничего не найдется?
— Да все уж подъели… — растерянно ответила Уклейка. — Ты верши не проверял?
— Пусто! А консервы?
— Кончились.
— Где же этого твоего женишка ненаглядного водяные змеи носят?
— Ты моего жениха, дядя Афоня, не тронь! — Уклейка поджалась и выставила острые коготки. — Я за него так тебя исполосую — потом бабка по чешуйке собирать да склеивать будет!
— Пошла, пошла, нечего! — отмахнулся от нее Афоня. — А ты бы, Коська, сказал дружку — пусть хоть мороженой рыбы притащит!
— Он и так только и знает, что рыбу нам тащит, — буркнул Коська. — А нам и отблагодарить нечем! Водяные, называется! Озерные хозяева! Раньше могли за услугу пудовой рыбиной отдарить, теперь — побираемся! Бабы витрины бьют, всякую дрянь с них хватают! Знаешь, почему все это?
— Потому что дураки! — сразу выпалил Афоня. — Это Панкрат всех с толку сбил — сплыв ему, декларация ему, демелиорация ему! А мы и поверили! Знаешь, что про него говорят? Что он с солеными водяными спелся! Что они его еще раньше прикормили, подкупили, что все это было заранее придумано, что даже декларацию ему из Океана прислали, а он только переписал своей лапой!