Львиная стража, стр. 49

Мы натянули чулки на головы. Не знаю, на кого я стал похож, но вид Сандора напомнил мне об одном фильме, который я смотрел по телевизору, о солдатах Первой мировой войны в противогазах, хотя чулок не очень-то похож на противогаз. Наверное, все дело в том, что под ним лицо исчезает так же, как под противогазом, а человек без лица перестает быть человеком, правда?

Было двадцать минут четвертого, когда мы приехали, и время тянулось медленно. После слов о том, чтобы застрелить кукушку, Сандор практически ничего не говорил. Я думал о том, что мне рассказала Тилли, и о старике, которого порезал Сандор, когда пытался ограбить его сейф. Что это было: магазин, банк, что-то еще? А может, это был частный дом? Все это никак не изменило моего отношения к нему, точно так же, как не изменило и отношения Дианы. Для любви все это не имеет значения. Я, видите ли, эксперт в любви, я такой же спец, как астроном – по какой-то звезде, которая так далеко, что он никогда ее не видел.

Без пяти четыре появился голубой «Кавальер», он медленно полз по дороге в нашу сторону. Девчонка по имени Джессика сидела на переднем сиденье рядом с Тилли. Пересечь реку можно было только вброд, и Тилли осторожно въехала на бетонные плиты, лежавшие на дне в двух-трех дюймах от поверхности воды. Девчонка рассмеялась, когда из-под колес в разные стороны веером разлетелись брызги. Она не знает, значит, она не знает, что что-то произошло, она думает, что «Энн» везет ее домой.

Мне не понравилось то чувство, которое пробудила во мне эта мысль, но что из этого? Ее неведение скоро закончится. Озадаченное выражение на ее лице появилось, кажется, в тот момент, когда Тилли вытащила ее из машины и повела к кемперу. Она, вероятно, сообразила, что что-то не так, когда вошла в кемпер и Тилли захлопнула дверь за ней. И еще она увидела нас, в масках.

Она не расплакалась, не закричала, а оглянулась на Тилли, снова посмотрела на нас и очень забавно сжала губы. У нее огромные зеленовато-голубые глаза, а волосы – ну, были – заплетены в две длинные, до талии, косички. Она повернулась к Тилли и сказала:

– А почему у них на лицах эти штуки?

Тилли ей не ответила, никто не ответил. Тилли сказала:

– Сядь. Иди и сядь напротив них.

Думаю, такое сказал бы любой ребенок. Интересно, сколько раз я слышал, как дети в телевизионных сериалах говорят такое?

– Я хочу домой.

Пока мы ждали, я – время от времени – поглядывал на ножницы, лежавшие на прилавке между плитой и холодильником, большие ножницы с длинными лезвиями и оранжевыми кольцами. Вечером в субботу их там не было, иначе я бы запомнил. Девчонка, то есть Джессика, не шевельнулась после того, как сказала, что хочет домой, она просто замерла, будто громом пораженная. Тилли стояла позади нее. Она взяла ножницы и одним быстрым движением отрезала обе косички.

Я тихо охнул. Хотя Сандор не издал ни звука, он резко отвернулся, как будто увидел нечто, что причинило ему боль. Джессика, сбитая с толку, медленно подняла руки и ощупала остатки косичек, ставшие короткими волосы.

Глава 19

Ему стало так плохо, когда он представил, какой ужас владеет Джессикой, как она нуждается в нем, как она озадачена, что совершенно неизбежно, что он даже застонал – так стонут те, кто не может в тишине выносить физическую боль. Неимоверным усилием воли он заставил себя прекратить думать об этом.

Сначала, что бы они там ни говорили, Пол был настроен звонить в полицию. В прошлом он бы сам первым осудил тех, кто, оказавшись в его ситуации, выполняет требования… террористов? Эти похитители – самые настоящие террористы, как бы мелок ни был тот, на кого направлены их действия, и как бы примитивна ни была их цель. Но за полчаса, прошедших до второго телефонного звонка, в полицию он так и не позвонил, просто ждал звонка. Пытаясь быть абсолютно честным с самим собой, он понял, что тон у говорившего отличается определенной властностью. Таким тоном обычно говорят представители правительственных кругов и судебных органов, закончившие знаменитые частные школы и прославленные университеты. Люди сразу верят тому, что говорят таким тоном, несмотря на то что раньше этот тон их не раз обманывал.

«Утром ваши инструкции будут лежать в почтовом ящике. Дождитесь восьми часов. Джессика будет в полной безопасности, пока вы подчиняетесь нам. Нам не нужны деньги, мы хотим, чтобы вы кое-что сделали для нас. Помните: она нам не нужна, мы не любим детей».

Эти слова можно было понять двояко: с одной стороны, они обнадеживали, а вот о другой стороне было страшно думать. Поэтому Гарнет снова подумал о полиции. Есть ли возможность обратиться в полицию так, чтобы об этом не узнали похитители Джессики? Не имея даже косвенного опыта в подобных ситуациях, он понимал, что его в одно мгновение ввергли в состояние, типичное для родителя жертвы похищения. В сознании такого человека похитители наделяются сверхчеловеческими, почти сверхъестественными, качествами; ему кажется, что они все знают, все слышат, что их тайные агенты прячутся за каждым углом, сидят на каждом дереве. Что они тайно и незаметно снабдили «жучками» каждую комнату и поставили на прослушку все телефоны, что их видеокамеры оснащены мощнейшими линзами, которые позволяют видеть на невероятные расстояния.

Пол нашел номер телефона ближайшего полицейского отделения и набрал первые три цифры. В комнате тут же появились тысячи глаз. Тому, кто подслушивал, скрючившись и приложив ухо к стене, стало слышно дыхание. Когда Гарнет набрал номер, ему показалось, что он слышит в динамике незнакомые механические звуки. Пол положил трубку на место.

Еще не было шести. Предстояло ждать четырнадцать часов, прежде чем ему скажут, что делать дальше. А сейчас он ничего не мог сделать, абсолютно ничего. Есть, читать, выходить из дома – все это казалось гротеском. Он подумывал о том, чтобы выпить, напиться до забытья, но думал он об этом не всерьез. Они сказали, что до восьми утра от них не будет вестей, но Пол отказывался в это верить. Если они изменят свои планы, они обязательно позвонят, если им в головы придут новые идеи, они обязательно позвонят. Он налил себе немного виски и выпил залпом. Лучше ему не стало, но и хуже тоже. Голова закружилась. Виски, слегка подействовав на сознание, словно вселило в него некоторую степень неверия, чувство, что не может быть, чтобы такое происходило с ним и Джессикой.

Если бы можно было с кем-нибудь поделиться, для Пола это стало бы хоть какой-то помощью, если бы рядом кто-то был, сидел бы в соседнем кресле и слушал. Но никого не было. Он никогда прежде так остро не ощущал свое одиночество. Он не вспоминал о Нине, не вспоминал о ее существовании до тех пор, пока не услышал ее голос. Когда зазвонил телефон, Гарнет подумал, что это похититель со своей гладкой, подчеркнуто-вежливой, властной манерой речи. Услышав Нину, он был так шокирован, что замолчал, целое мгновение не мог ответить ей.

– Пол, что с тобой?

Сейчас бы и рассказать ей, но он не рассматривал такую возможность всерьез.

– Все нормально.

– Только что звонил Ральф. Он будет поздно. Он попросил меня позвонить тебе и предупредить. Чтобы ты приглядывал за мной. Я подумала, что в этом есть определенная доля иронии. – Гарнет услышал осуждающий смешок. – Бедняга Ральф, – сказала она, а потом: – Пол? В чем дело? Если ты беспокоишься, что нас подслушивают, Мария и Коломбо на кухне.

Он видел их силуэты на фоне кухонного окна. Они уже включили свет, хотя еще не начало смеркаться.

– Прийти к тебе? Я знаю, что там Джессика, но мы можем просто побыть вместе, втроем.

Пол собрал все свои силы, чтобы ответить ей.

– Не сегодня, Нина. – Намек на то, что не все так хорошо, все же прозвучал, он ничего не смог поделать. – Прояви снисходительность. Не задавай вопросы.

Она задала. Естественно, она задала бы.

– Но в чем дело? Ты плохо себя чувствуешь, да? Или это Кэтрин? Это как-то связано с Кэтрин?

– Нина, прошу тебя, не задавай вопросы. Давай не будет говорить. Прошу тебя.