Повелитель крылатого диска, стр. 11

Так они дошли до самой воды. Ночь опустилась внезапно. Стало темно, и только вдали горели окна Хроноцентра. Над головой, рассекая небо надвое, сиял Млечный Путь, который древние египтяне называли Небесным Нилом.

– Странно всё… – сказала Катя и замолчала.

– Что странно? – спросил Иван.

– Хотя бы то, что у тебя два дублёра, а нас с ними не познакомили.

– Ну, с Джафаром-то я познакомился.

– А сам директор – вот уж настоящий Гудвин, великий и ужасный, – так нам и не показался. Почему, хотелось бы знать.

– Джафар сказал, что так надо. Ахмед аль-Ахрам раньше работал в разведке. Он и здесь установил свои порядки.

– А помнишь робота-Тутмоса, которому ты не понравился? Он куда-то ушёл, и больше я его в зале не видела.

– Ну подумаешь, робот ушёл, – пожал плечами Иван. – Кто-то его включил и увёл, допустим, перепрограммировать.

– Ахмед аль-Ахрам и твой дед, оказывается, соперники. А полезно ли это для дела?

– Наверно, да, – вздохнул Иван. – Впрочем, какая разница…

Проницательная Катя заметила, что Иван чем-то взволнован, и решила его успокоить:

– Вот увидишь, Ваня, у тебя всё получится! Ты выдержишь все испытания и будешь лучшим, и Хатшепсут будет довольна тобой, и доктор Рюгге окажется на свободе… Я в тебя верю!

Иван улыбнулся – впервые за этот вечер – и благодарно посмотрел на Катю, но ничего не сказал.

Как это важно, когда друг в тебя верит! Как приятно узнать об этом! Какая сила возникает в душе от этого знания! Кажется, нет на Земле ничего невыполнимого, ничего несбыточного: всё преодолеешь, всё сумеешь, всё осилишь.

– Друзья мои! – раздался издалека голос профессора Жукова. – Где вы? Пора спать!

Иван и Катя переглянулись и дружно ответили:

– Мы не хотим!

Когда они подошли к дворцу, Константин Макарович снова заговорил на фиванском языке:

– Завтра у вас свободный день, друзья мои. Но советую провести его с пользой для дела. Общение и ещё раз общение! Беседовать между собой только по-фивански, и вести себя – соответственно – как скриб и царевна! А теперь идёмте, я покажу вам ваши апартаменты.

На первом этаже, неподалёку от кухни, располагалась роскошная комната с табличкой на двери: «Футурагент – 014». Ивану – одним глазком – удалось заглянуть в эту комнату. Всё утопало в золоте. Сундуки ломились от избытка одежды. В курительницах дымились самые дорогие благовония. Кровать напоминала теннисный корт. Таня Чистова была одета служанкой и стояла, почтительно склонившись, с кувшином в руках.

– Катя, это твоя комната, – сказал профессор Жуков. – Привыкай ко всему. Таня поможет тебе раздеться и умыться перед сном. Ночью, если тебе что-то потребуется, не стесняйся, звони вот в этот колокольчик. Хатшепсут взбалмошна и капризна и никогда ничем не бывает довольна. Постарайся быть на неё похожей…

Ивану досталась комната в другом крыле здания. На двери висела табличка: «Футурагент – 013», и Ване это очень понравилось. Но комната была, прямо скажем, неказистая. Не комната, а каморка: пять квадратных метров! На этой площади помещался деревянный топчан с какой-то ветошью вместо одеяла и кособокий столик, на котором Ваня углядел глиняный черепок – видимо, вместо кружки.

– Это что, моя комната? – воскликнул Иван, еле сдерживая эмоции.

– Ваня, позволь тебе напомнить. Ты – молодой скриб по имени Джет, – заметил Константин Макарович. – Ты очень беден и потому довольствуешься малым. У тебя нет своего жилья. И ты пока живёшь не во дворце, а снимаешь угол у бедного ремесленника в Нижнем городе.

– Вот твои вещи, – профессор вытащил из-под топчана ларь и открыл его. – Здесь самое необходимое: схенти, накидка от солнца, парик, пенал и чернильница. А теперь ложись и постарайся уснуть. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – проворчал Иван, садясь на топчан.

7. Игра в царевну и пажа

Ранним утром Иван проснулся от стука в дверь.

– Здесь ли живёт Джететранефер из Мемфиса? – громогласно вопрошал из-за двери Константин Макарович. – Если ты слышишь меня, вставай, надевай одежду свою и следуй за мной: царевна Хатшепсут, да живёт она вечно, пожелала увидеть тебя!

Прогоняя остатки сна, Иван протёр кулаками глаза.

– Слушаю и повинуюсь! – начиная одеваться, ответил он голосом джинна из восточной сказки.

– Э-э нет, так не пойдёт! – сказал профессор Жуков, распахивая дверь. – У нас в Фивах так не говорят. Тебя, конечно, поймут, но примут за чужеземца. А нам бы этого не хотелось. Ваня, ты же знаешь, как нужно отвечать!

– Знаю.

– Так и отвечай. Никакой импровизации!

– Я понял, добрый господин.

– Уже лучше. Молодец!

Войдя в покои «царевны», Иван согнулся в нижайшем поклоне. Константин Макарович громко объявил о его появлении:

– О Лучезарная, скриб Джет из Мемфиса пришёл, чтобы служить тебе.

– Пусть подойдёт ближе! – раздался голос «царевны». Катя сидела у туалетного столика, а «служанка» Чистова заплетала ей косы.

Не поднимая головы, Иван подошёл ближе и встал позади кресла. Глядя в медное зеркало, «царевна» обратилась к Ивану:

– Так, значит, тебя зовут Джет? Константин Макарович, то есть Неб-хепер-ра-сенеб, – сама себя поправила Катя, – говорил мне, что ты превзошёл всех в искусстве восхваления. Я хочу в этом убедиться. Ну-ка, прочитай мне какие-нибудь хвалебные стихи!

Иван наморщил лоб. Первыми почему-то вспомнились стихи из школьной программы. Иван тут же перевёл их на фиванский диалект и продекламировал:

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты

– Неплохо, – бесстрастно похвалила Катя. – Но ведь это Пушкин. А можешь ли ты сам, не сходя с места, что-нибудь сочинить?

– Могу, Лучезарная.

Иван собрался с мыслями. Он думал целую минуту, а потом выдал экспромтом:

Скажу «Хатшепсут» я, и в имени этом,
Меня вдохновляя, поэзия дышит.
На тысячу лет есть работа поэтам,
Но всех твоих качеств никто не опишет.

– Скучно. Веет средневековьем, – сказала Катя. – Придумай что-нибудь современное.

Иван думал ещё минуту.

Я гимн хвалебный непременно
Исполню, только прикажи,
И преклоню свои колена
У трона юной госпожи.

На этот раз Кате понравилось:

– Джет, слушай, ведь ты же поэт! – повернувшись к Ивану, воскликнула Катя. – Ты – настоящий талант, а таланты нужно поощрять. Чем бы тебя наградить?!

– О Лучезарная! – Иван упал на колени. – Упроси фараона, отца своего, помиловать узника по имени… по имени…

Иван оглянулся на Константина Макаровича и спросил:

– Дед, а как, кстати, зовут доктора Рюгге? Я имею в виду его египетское имя.

– Клауса Рюгге зовут Анубис, – ответил профессор Жуков. – А вот ваш диалог никуда не годится! Катя! Ну что это за «чем бы тебя наградить»?! Я понимаю, ты стремишься облегчить Ване задачу. Но Хатшепсут не такая! Все эти хвалебные стихи она воспримет как должное и ни за что не выкажет своего удовольствия. Стихи, кстати, неплохие. Но ты, Ваня, вот так, с разбегу, прося помиловать узника, рискуешь сам очутиться в темнице. Да ещё и меня, своего благодетеля, можешь подвести под монастырь… Диалог ваш должен быть длинным – на полдня, а начинать разговор о помиловании надо очень деликатно, издалека… Ну, если всем всё понятно, давайте продолжим.

– Константин Макарович, подскажите, как мне лучше сыграть роль Хатшепсут, – попросила Катя.

Профессор Жуков, совсем как режиссёр в театре, на секунду задумался и принялся объяснять:

– Вспомни царевну Несмеяну из сказки. То ей, понимаешь, холодно, и её укутывают в шубы. То ей жарко, и её тут же раскутывают. Угодить ей ни у кого не получается. Вот только плакать в три ручья, как Несмеяна, не надо. А в остальном её и играй! Поняла?