Сборник фантастики. Золотой фонд, стр. 22

Я стоял в полном недоумении. Я знал, что произошло что-то странное, но на данный момент не мог определить, что именно. Пока я вглядывался, дверь в сад отворилась и появился слуга.

Мы посмотрели друг на друга. Затем ко мне стали приходить мысли.

– Скажите, мистер… прошел вот сюда? – спросил я.

– Нет, сэр. Никто здесь не проходил. Я и сам думал найти его здесь.

Я все понял. Рискуя разочаровать Ричардсона, я задержался, ожидая Путешественника во Времени, в предвкушении второго, пожалуй, все-таки невероятного рассказа, образцов и фотографий, которые он принесет с собой. Но я начинаю опасаться, что его не дождусь. Путешественник во Времени исчез три года назад. И, как все знают, до сих пор не вернулся.

Эпилог

Мы можем теперь лишь строить догадки. Вернется ли он когда-нибудь? Может быть, он унесся в прошлое и попал к кровожадным дикарям палеолита, или в пучину мелового моря, или же к чудовищным ящерам и огромным земноводным юрской эпохи? Может быть, и сейчас он бродит в одиночестве по какому-нибудь рифу, кишащему плезиозаврами, или по пустынным берегам соленых морей триасового периода? Или, может быть, он отправился в Будущее, в эпоху расцвета человеческой расы, в один из тех менее отдаленных веков, когда люди оставались еще людьми, но уже разрешили все сложнейшие вопросы и все общественные проблемы, доставшиеся им в наследство от нашего времени? Я лично не могу поверить, чтобы наш век только что начавшихся исследований, бессвязных теорий и всеобщего разногласия по основным вопросам науки и жизни был кульминационным пунктом развития человечества! Так, по крайней мере, думаю я. Что же до него, то он держался другого мнения. Мы не раз спорили с ним об этом задолго до того, как была сделана Машина Времени, и он всегда мрачно относился к Прогрессу Человечества. Развивающаяся цивилизация представлялась ему в виде беспорядочного нагромождения материала, который в конце концов должен обрушиться и задавить строителей. Но если это и так, все же нам ничего не остается, как продолжать жить. Для меня будущее неведомо, полно загадок и только кое-где освещено его удивительным рассказом. И я храню в утешение два странных белых цветка, засохших и блеклых, с хрупкими лепестками, как свидетельство того, что даже в то время, когда исчезают сила и ум человека, благодарность и нежность продолжают жить в сердцах.

Война миров

Но кто живет в этих мирах, если они обитаемы?.. Мы или они Владыки Мира? Разве все предназначено для человека?

Кеплер (Приведено у Бертона в «Анатомии меланхолии»)

Часть I

Появление марсиан

I. Канун войны

Никто не поверил бы, тем более нынче, в последние годы XIX столетия, что за человеческой жизнью на Земле зорко и тщательно наблюдают разумные существа, такие же смертные, как человек, но стоящие на более высокой ступени развития. Что в то время, когда люди занимаются своими повседневными делами, за ними следят и изучают их так же подробно, как человек изучает в микроскопе кратковременную жизнь существ, живущих и размножающихся в капле воды. С безграничным самодовольством сновали люди взад и вперед по земному шару, занимаясь своими маленькими делами, в счастливой уверенности в своем господстве над материей. Возможно, что и инфузории, видимые в микроскоп, ведут такое же суетливое и самоуверенное существование.

Никому не приходило в голову, что человечеству может грозить опасность со стороны иных, быть может, куда более старых миров. Даже самое предположение о возможности жизни на них отвергалось, как нечто неправдоподобное. Теперь небезынтересно будет припомнить некоторое из ходивших мнений уже минувших дней.

Обитатели Земли допускали, что на Марсе могут жить живые существа, низшие по своему развитию, которые с радостью приветствовали бы попытку землян исследовать их планету. Между тем, по ту сторону зияющего мирового пространства за нами наблюдали умы, превосходящие нас так же, как ум человека превосходит ум животного – завистливыми и враждебными глазами смотрели они на нашу Землю. Обдуманно и с точным расчетом творили они планы против нас, и вот в начале ХХ века для человечества настал момент великого разочарования.

Едва ли нужно напоминать читателю, что планета Марс вращается вокруг Солнца на расстоянии приблизительно 140 миллионов миль и получает от него лишь половину того количества тепла и света, какое получает Земля. Если гипотеза туманного образования имеет хоть какое-нибудь основание, то Марс должен быть старше нашей Земли, и задолго до того, как застыла земная кора, на поверхности Марса уже развивалась жизнь. Тот факт, что планета едва достигает объема планеты Земля, должен был ускорить его охлаждение до температуры, при которой могла возникнуть жизнь. Не нужно также забывать, что на Марсе есть и вода, и воздух, и все необходимое для поддержания животного организма.

Но тщеславие человека так велико, и он им так ослеплен, что до конца XIX столетия ни один из писателей даже близко не подошел к мысли о возможности развития разумной жизни на Марсе, а тем более к мысли, что она могла обогнать развитие мыслящих существ на Земле. Из фактов, что Марс старше нашей Земли, что площадь поверхности его равняется только четвертой части площади ее поверхности и он более удален от Солнца, не было сделано вполне естественного заключения, что он не только больше отдален от начала жизни, но и находится ближе к ее концу.

Многовековой процесс охлаждения, предстоящий когда-нибудь и нашей планете, на Марсе зашел уже довольно далеко. И хотя его физические свойства в целом еще составляют тайну, нам известно теперь, что даже в его экваториальных областях средняя температура едва достигает температуры нашей самой суровой зимы. Воздух на Марсе более разрежен, чем у нас, а уровень воды в его морях настолько понизился, что они покрывают теперь чуть более трети его поверхности. Во время длительной смены времени года на его полюсах образуются огромные снеговые шапки, которые при таянии периодически затопляют его умеренные пояса.

Эта последняя стадия умирания, еще невероятно отдаленная стадия нашего будущего, стала для обитателей Марса злободневным вопросом. Гнет близкой опасности изощрил их умы, увеличил их силы и ожесточил их сердца. И настал час, когда они, обозревая мировое пространство, вооруженные умом и такими инструментами, о которых мы еще и не мечтали, на ближайшем от них расстоянии, всего в тридцати пяти миллионах миль по направлению к Солнцу, обрели зарю надежды – нашу более теплую планету, покрытую растительностью, с синеющими водами, окруженную облачной атмосферой, что все вместе давало уверенность в плодородии ее почвы. Сквозь просветы между бегущими облаками они увидели широкие пространства населенных стран и узкие полосы усеянных судами морей.

Мы же, люди, населяющие эту планету, не казались ли им такими же чуждыми и низшими существами, какими нам кажутся обезьяны и лемуры? Ум человеческий допускает, что жизнь есть беспрерывная борьба за существование. По-видимому, это мнение разделяли и обитатели Марса. Охлаждение их планеты все продолжалось и продолжалось. На Земле же еще кипела жизнь, а населена она была «существами низшего порядка». Стало ясно, что для марсиан единственным способом избавиться от гибели – которая из поколения в поколение становилась все ближе и ближе, – было переселение ближе к Солнцу, то есть завоевание Земли.

Прежде чем судить их слишком строго за это, мы должны припомнить, как безжалостно и жестоко наша собственная раса уничтожала не только животных, как, например, исчезнувших бизонов и птиц додо, но и низшие человеческие расы.

Тасманийцы, несмотря на свой человеческий облик, были стерты с лица планеты европейскими переселенцами в течение каких-то пятидесяти лет. Так отчего же мы решили, что можем иметь право роптать на то, что марсиане задумали вести такую же войну и против нас?