Озеро тьмы, стр. 42

Может, «Пост» ошиблась? Может, это была Фортис-Грин-роуд или Фортис-Грин-авеню? Но это не объясняет, почему Франческа все время говорила, что живет на Фортис-Грин-лейн. В «Пост» определенно должны что-то знать, и у него есть один знакомый, который работает в «Пост»…

Тим Сейдж.

Возможно, Тим и не знает ответа, но все равно он способен ему помочь. Журналисты умеют разыскивать неуловимые адреса, номера телефонов и, если уж на то пошло, людей. И глупо думать, что они с Тимом враги. Почему он так думал? Они не ссорились — только в воображении и в снах Мартина.

Он позвонил в головной офис «Пост» в Вуд-Грин. Нет, мистера Сейджа здесь не было, сказали ему, но можно попробовать поискать его в редакции на Чайлдс-Хилл. Мартин дозвонился до Чайлдс-Хилл, и ему ответили, что мистер Сейдж сегодня не появлялся. Тима всегда было трудно застать. В былые времена — к этой категории относилось все, что случилось до ноября — Тим почти всегда звонил сам. Мартин чувствовал себя опустошенным. Он сидел за письменным столом, но работать не мог — впервые, сколько себя помнил.

Примерно через час заглянула Кэролайн и сообщила, что пришла семья индийцев и спрашивает мистера Урбана.

— Мужчина, женщина, маленький мальчик, старик и старуха, похожая на миссис Ганди.

Мартин удивленно посмотрел на нее.

— Что им нужно?

— Вас, — ответила Кэролайн. — Они сегодня вернулись из Индии, по крайней мере, некоторые, а до этого были в Австралии, и они хотят увидеть вас и поблагодарить за то, что вы сделали. Они так говорят.

Бхавнани.

Несколько месяцев он надеялся встретиться с ними, жаждал — не признаваясь в этом даже себе — получить от кого-нибудь хоть немного благодарности. А теперь, когда они пришли, он не в состоянии предстать перед ними.

— Отведите их к моему отцу, — сказал Мартин. — Его тоже зовут мистер Урбан.

Было только четыре, но Мартин вышел из офиса и поехал в Суон-Плейс, где сидел у окна и ждал Франческу, зная, что она не придет.

Самфир-роуд. Мартин нашел улицу в атласе Лондона, который держал в бардачке машины. Это был район парка Финсбери. Он не помнил, чтобы когда-либо бывал там или знал людей, которые жили в этом районе.

Если Тима нет дома, он будет сидеть в машине и ждать. До полуночи, если потребуется, — выхода у него все равно нет. Но скорее всего, так долго ждать не придется, потому что мужчина, с которым живет Тим, должен быть дома. Почему раньше его так волновала встреча с этим мужчиной, почему он не хотел видеть их вместе? Теперь ему было абсолютно все равно.

Мартин уехал из Суон-Плейс около шести. Если Тим был занят днем, то уже вернулся домой, а если собирается работать вечером, то не выйдет раньше семи. Они с другом, наверное, ужинают. Мартин вспомнил большой красный диван, который видел во сне, — обтянутый красным бархатом, мягкий и пыльный. Даже думать о нем было неловко.

Он поехал вверх по Крауч-Энд-Хилл, потом спустился по Хорнси-Райз. Небо было похоже на плотную серую вуаль, которую закат разорвал, чтобы продемонстрировать сквозь эти прорехи свои яркие цвета. Он расскажет Тиму все, подумал Мартин, и перспектива быть искренним и откровенным с Тимом наконец наполнила его радостью, такой сильной, что задрожали лежавшие на руле руки. На мгновение он забыл об утрате Франчески и о горьком разочаровании, которое постепенно усиливалось. Тайна, которую он три месяца скрывал от Тима, давила на него тяжелым грузом — Мартин только теперь начал осознавать его тяжесть — и совсем скоро, может через несколько минут, он сбросит с плеч эту гору. Цель, с которой он сюда пришел, расспросить о том абзаце в «Пост», съежилась и померкла в ярком свете признания, которое он собирался сделать, — о деньгах и их источнике, о Франческе, о своем долгом молчании и холодности. Мартин жаждал его, как набожный грешник жаждет раскаяния, как измученный пытками пленник жаждет шанса признать свою вину.

Он оказался в глухом месте, где улицы, обнесенные деревянными баррикадами, тянулись по какой-то пустоши, без травы, без деревьев и почти без домов. Несколько новых зданий странной расцветки — кирпичные, лимонные, грязно-белые, черные — исчертили горизонт изломанными линиями. Старые улицы с домами из старого коричневого кирпича окружали пустошь по периметру, словно невысокие скалы у кратера в пустыне. Даже несмотря на то что его карта уже устарела, Мартин без труда нашел Самфир-роуд. Это было ущелье среди бурых утесов, с жалкими домами, которые почему-то напомнили Мартину казармы в каком-то старом и, вероятно, покинутом гарнизоне. По сравнению с этим местом Фортис-Грин-лейн казалась настоящим раем.

Он поднялся по разбитым цементным ступенькам к двери цвета сырой печени и нажал кнопку звонка с табличкой «Сейдж». Секунду спустя за желто-зеленой стеклянной фрамугой над дверью зажегся свет. Запах сигарет «Голуаз» Мартин почувствовал задолго до приближения Тима.

Дверь открылась, и на пороге появился Тим. На нем были джинсы и старый свитер грубой вязки, серый и толстый, в котором он выглядел еще более худым, почти костлявым. На очень бледном лице Тима выделялись красные, как свежая кровь, губы. Неужели он всегда был таким бледным? Тим вынул изо рта сигарету и сказал:

— Я предполагал, что ты объявишься. Это был лишь вопрос времени.

Мартин удивленно смотрел на него, не понимая, что значат эти слова. Потом случилось нечто странное и в то же время настолько потрясающе реальное, что он на какое-то время забыл о Тиме. В конце коридора открылась дверь, из которой выскочил ребенок и побежал к ним. Этим ребенком была — невероятно, но факт — Линдси.

Внезапно девочка остановилась и посмотрела на Мартина. В ее взгляде читались гнев и неприязнь. Она прижалась к ногам Тима и протянула руки. Он подхватил ребенка и поднял к себе на плечо — черные волосы спутались с черными волосами, смуглая бархатистая кожа прижалась к другой смуглой коже. Четыре синих глаза в упор смотрели на Мартина. Он почувствовал, что земля уходит у него из-под ног, стены наклоняются, а темный грязный коридор без ковра на полу раскачивается взад-вперед.

— Тебе лучше войти, — сказал Тим.

Мартин переступил порог и почувствовал, как за ним закрывается дверь. Говорить он не мог. Сделав несколько шагов по коридору, оглянулся, весь дрожа, чтобы снова посмотреть на Линдси и ее отца — в том, что Тим ее отец, сомнений быть не могло. Но ведь Франческа ее мать…

— Не понимаю, — пробормотал он. — Ты и Франческа… Где Франческа?

Тим опустил ребенка на пол. Потом прислонился к двери и скрестил руки на груди.

— Она умерла. Ты не знал? Хотя нет, откуда? Она погибла в прошлую субботу вечером — ее переехала машина, даже не остановилась.

Линдси, льнувшая к его ногам, внезапно заплакала.

Глава 21

Плач Линдси словно выражал горе двух мужчин — печаль Тима и шок, смятение и ужас Мартина. Они молчали, не замечая всхлипываний и рыданий девочки, которая топала ногами и лупила кулачками по ногам Тима. Они смотрели друг другу в глаза, и Мартин первым опустил взгляд и отвернулся. Тим медленно наклонился и снова взял Линдси на руки. Она перестала плакать, но все еще всхлипывала, обвив отца руками и ногами, словно морская звезда.

Наверху открылась дверь, и послышался женский голос:

— Все в порядке, Тим? Господи, ну и крик она устроила…

Тим подошел к лестнице с Линдси на руках.

— Не возьмешь ее к себе на полчасика, Голди?

— Конечно, если ты хочешь. Но ей придется посмотреть телик, потому что как раз начался мой сериал.

— Линдси хочет Голди! — Девочка соскользнула с отца и на четвереньках стала подниматься по лестнице.

— Пойдем выпьем, — сказал Тим. — Нам обоим не помешает.

Он повел Мартина по коридору к двери, из которой появилась Линдси. Это была кухня, слегка модернизированная вокруг раковины и с современными шкафчиками, но в остальном убого старомодная, с неработающим бойлером в углу и очагом на противоположной стене, дымоход которого закрывала красная крепированная бумага. Духовка была включена, настенный нагреватель тоже. На столе, заваленном газетами и пачками «Голуаза», стояли остатки еды и наполовину пустая бутылка джина «Доминикс милитари».