Завет Кольца (антология), стр. 61
— Дождитесь, когда он подойдет к воде, — прошептал Хольм, — и тогда стреляйте. Но выстрел должен быть хорошим: второго он сделать не даст. Он невероятно быстр.
Раскелл молча кивнул, упер приклад в плечо и поймал единорога в оптический прицел. Оптика так приблизила к нему эту изящную лошадиную голову, что до нее, казалось, можно было дотянуться рукой.
Его палец лег на спусковой крючок.
— Сейчас! — прошипел Хольм.
Раскелл не шевелился. Он словно окаменел, парализованный, скованный, захваченный этим невероятным зрелищем, очарование которого он не мог и не хотел себе объяснить. Единорог подошел к воде, поднял еще раз голову, настороженно и недоверчиво осматриваясь, и затем медленно, маленькими глотками начал пить. Бока его слегка подрагивали, он тревожно бил передними копытами по земле.
— Стреляйте же, — нетерпеливо прошептал Хольм, — другой возможности у вас не будет.
Палец Раскелла согнулся на спусковом крючке. Тонкое волосяное перекрестье оптического прицела перечеркивало лоб единорога точно посередине. Одно мельчайшее движение, едва заметное нажатие указательным пальцем — и это будет трофей. Такой добычи еще не доставалось ни одному охотнику до него…
— Нет.
Он опустил оружие, покачал головой и шумно выдохнул. Он не мог. Такого зверя — нет, не мог. Слишком красивое, слишком невинное творение — сон, на один летучий миг ставший явью.
Хольм уставился на него, не понимая.
— То есть? — спросил он. — Вы…
— Я не хочу, — спокойно сказал Раскелл. — Вы получите ваши деньги, Хольм, не беспокойтесь. Но я не хочу его убивать.
— Вы спятили! — просипел Хольм. — Просто так вышвыриваете десять тысяч долларов!
Раскелл покачал головой и снова всмотрелся в эту картину. Единорог все еще стоял на берегу и пил — белый, прекрасный, нереальный.
— Он слишком красив, чтобы умереть, — тихо произнес Раскелл. — Достаточно того, что я его увидел.
Раздраженным движением Хольм вырвал винтовку из его рук.
— Тогда его убью я!
И не дав Раскеллу времени удержать его, Хольм вскочил и выпрыгнул из их укрытия. Единорог встрепенулся. Голова его взметнулась высоко вверх.
— Хольм! — вскрикнул Раскелл. — Нет!
Он вскочил и бросился к Хольму.
Бешеным ударом в грудь Хольм отшвырнул его, вскинул винтовку и мгновенно нажал на спуск.
Пуля ударила в воду у самых копыт фантастического зверя, подняв фонтанчик брызг. Единорог испустил пронзительный крик, вскинулся на дыбы и закрутился на месте, чтобы в следующее мгновение найти спасение в бегстве.
Хольм мерзко выругался и прицелился снова. Но второго выстрела не последовало. Перед единорогом вдруг словно из-под земли начала вырастать маленькая фигурка в накидке и широкополой шляпе.
На какие-то полсекунды Хольм замер.
— Гарбо! — голос Хольма дрогнул. Он опустил ствол, устремив на тролля взгляд, сверкавший нескрываемой ненавистью, и затем снова вскинул винтовку.
— Не делай этого, — тихо произнес Гарбо. — Пожалуйста, дружище Хольм, не надо.
Хольм хрипло расхохотался. Единорог уже исчез в кустах, но Хольма это теперь, похоже, не интересовало.
— Я предупреждал тебя, Гарбо, — процедил он.
Гарбо строго смотрел на него.
— Уходи, Хольм, — тихо сказал он. — Уходи и никогда больше не возвращаяйся. Если ты придешь еще раз, мне придется тебя убить.
Хольм не ответил.
Пуля ударила Гарбо в плечо и сбила с ног. Он упал, перекатился по земле и затем привстал на колени с перекошенным от боли лицом. На его накидке выступило темное влажно блестевшее пятно.
Раскелл, не понимая, смотрел на Хольма.
— Вы…
— Не лезьте, — оборвал его Хольм, — не в свое дело, Раскелл!
— Не мое дело, когда вы совершаете убийство?! — Раскелл задыхался. — Вы…
Хольм повернулся к нему:
— Не лезьте вы не в свое дело, Раскелл, — или сейчас ляжете рядом с ним.
Раскелл, сжав кулаки, сделал шаг в направлении Хольма. Хольм не дал ему ни одного шанса, ни единого. Он ткнул его стволом винтовки в живот и, когда Раскелл согнулся от боли, резко выбросил вверх колено. Раскелл вскрикнул, отлетел назад и с тихим стоном упал на колени. На какой-то миг боль просто оглушила его. По его лицу текла кровь, он не мог вздохнуть.
— Вы… вы проклятый убийца! — еле выдавил он.
Хольм резко засмеялся и тяжело, с размаху ударил его ногой в грудь. Раскелла опрокинуло на спину, грудную клетку пронзила жестокая боль, перед глазами медленно поплыло что-то огромное и темное; он чувствовал, что сознание покидает его. Злобно хмыкнув, Хольм отвернулся от него и прицелился в Гарбо.
Внезапно что-то белое и длинное, просвистев над поляной, расщепило приклад винтовки и выбило оружие из рук Хольма. Он вскрикнул, отпрянул назад и огляделся вокруг расширенными от испуга глазами. На одно краткое мгновение он замер на месте, словно окаменев, затем с проклятиями выхватил из чехла мачете и сделал несколько шагов назад. Широко расставив ноги и подняв оружие, он стоял, ожидая нападения.
Вторая стрела, просвистев над поляной, ударила в лезвие ножа и раздробила его. Хольм зарычал — такие глухие, грохочущие звуки не могли родиться в человеческом горле. Он отшвырнул в сторону бесполезную рукоятку ножа, затравленно оглянулся по сторонам и, пятясь, начал отходить к ближайшему краю леса.
Вновь пропели луки. Две длинные гибкие стрелы понеслись к Хольму и, скрестив траектории, с глухими всхлипами вонзились перед ним в землю. Хольм вскрикнул, повернулся спиной к поляне и несколькими стремительными бросками скрылся в лесу.
Раскелл с трудом приподнялся, упираясь руками в землю. В глазах его все еще плыли цветные круги. В какой-то момент перед его взором мгновенным видением предстали всадники — высокие, серебристо блистающие, в белых и красных одеждах, вооруженные мечами и луками, восседающие на великолепных белых скакунах, — и приглушенные переливы звуков, напоминавшие конское ржанье, наполнили лес.
Но затем видение исчезло так же быстро, как и появилось. Лес был тих, ни единого звука не указывало на присутствие Хольма или эльфийских воинов.
Раскелл прижал руку к мучительно болевшим ребрам. У него появилось сильное головокружение. Прислонившись к дереву, он переждал приступ дурноты и, когда стало полегче, побрел, пошатываясь, к озерцу в центре прогалины.
Гарбо сидел на корточках там, где упал. Лицо его было серым, на нем застыла гримаса боли; темное пятно на плече увеличилось. Но если что-то и можно было прочесть в его глазах, то не упрек или ненависть, а скорее печаль.
Раскелл хотел было наклониться и осмотреть рану, но Гарбо мягко отстранил его руку и покачал головой.
— Оставь, друг Раскелл, — дрожащим голосом сказал он. — Мне уже лучше.
— Ты ранен, — возразил Раскелл.
— Не так серьезно, как ты, друг Раскелл, — Гарбо медленно поднялся, подошел к озерцу, зачерпнул пригоршню воды, выпил. — Моя рана заживет, друг Раскелл. Не беспокойся за меня.
Раскелл молча смотрел на тролля. Гарбо улыбнулся.
— Я рад, что ты не выстрелил, — сказал он. — Очень рад. Я не ошибся в тебе. — Он указал на озерцо. — Промой свои раны. Эта вода обладает целебной силой.
Раскелл нерешительно наклонился.
— А Хольм… — начал он, но, встретившись взглядом с Гарбо, тут же осекся.
— Не думай о нем, — тихо сказал хоббит. — Ты сделал то, что было в твоих силах. Ты ни в чем не виноват.
— Они убьют его, да? — спросил Раскелл.
Гарбо печально кивнул:
— Да. Он заслужил это. И знал, какое наказание его ждет. Он сам накликал свою судьбу. Ты сожалеешь?
Раскелл мгновение подумал и затем кивнул:
— Он тоже был человек. Несмотря ни на что.
— Человек? — Гарбо печально, с оттенком сострадания усмехнулся. — Нет, друг Раскелл. Такие, как он, это не люди. Это — бесы.
Тимоти Шталь
В духе Мастера, или Чудо-кузнецы
(перевод Е. Шушлебиной)
Дом, а скорее, лачуга, сначала совсем не бросался в глаза. Да и вообще его можно было заметить только тогда, когда точно знаешь, что ищешь. Он абсолютно сливался с мертвым лесом, вписывался в серебристо-серую или черно-теневую мешанину из гротескно изогнутых стволов и причудливо переплетающихся ветвей. Тусклый свет, пробивающийся сквозь деревья, и свинцово-серое небо дополняли общую картину, делая дом почти невидимым.