Рассказы Ляо Чжая о необычайном, стр. 29

ДАОС ЦЗЮЙ ЯОЖУ

Цзюй Яожу жил в Цинчжоу. Жена у него умерла, он бросил дом и ушел.

Через несколько лет после этого он появился в даосской одежде, неся на себе молитвенную циновку.

Проведя одну ночь, собрался уходить. Родня и родственники силком оставили дома его одежду и посох. Цзюй сказал, что пойдет побродить, и дошел до конца деревни. Вышел он в поле, и вот все его одежды и вещи плавно-плавно вылетели из дома, устремившись за ним вслед.

ТАЛИСМАН ИГРОКА

Даос Хань жил в храме Небесного Правителя [46], находящемся в нашем уездном городе. Он делал много волшебных превращений, и все звали его святым гением. Мой покойный отец был особенно дружен с ним и всегда, когда бывал в городе, его навещал.

Однажды они с покойным дядей направились в город и решили проведать Ханя. Как раз он им встретился на дороге, дает ключ и говорит:

– Пожалуйста, идите вперед, откройте дверь и усаживайтесь. Через самое небольшое время я тоже приду.

Они делают, как он говорит, являются в храм, отпирают замок – а Хань уже сидит в комнате. И вещей в таком роде было очень много.

Один из моих родственников – давно уж это было – имел пристрастие к азартным играм. Через моего покойного отца он тоже познакомился с Ханем. Как раз в это время в храме Небесного Будды появился некий хэшан, специализовавшийся на игре в домино. Игру он вел очень широко, и вот мой родственник увидел это и пристрастился. Собрал все свои деньги и пошел играть. Последовал крупный проигрыш, после которого душа его загорелась еще сильнее. Переписал, заложил землю и хозяйство – опять пошел. К концу ночи все было спущено. Побрел с унылым, грустным видом неудовлетворенного человека и на пути зашел к Ханю. Настроение у него было тяжелое, безрадостное, говорил, теряя нить и порядок мыслей…

Хань стал расспрашивать – и человек рассказал ему все как есть.

– При постоянной игре, – смеялся Хань, – не бывает без проигрышей. Вот если ты мог бы перестать, закаяться, – я б тебе все это вернул.

Мой родственник сказал ему тогда:

– Если только удастся, как говорится, «жемчужинам вернуться в залив Хэ» [47], то я железным пестом разобью кости вдребезги.

Тогда Хань взял бумагу и написал талисман; вручил его родственнику для ношения в поясе и сделал ему наставление:

– Можешь только вернуть свои прежние вещи, и сейчас же остановись. Не смей, как говорится, взяв Лун, смотреть затем на Шу [48].

Кроме того, он вручил ему тысячу мелких монет, условившись, что он выиграет и отдаст.

Мой родственник пришел в полный восторг и отправился играть. Хэшан, посмотрев его деньги, нашел, что это ничтожно и что не стоит по мелочам играть. Однако тот настаивал, приглашая бросить хоть раз. Хэшан с улыбкой согласился. Родственник поставил сразу целиком всю тысячу, как одну монету. Хэшан бросил: ни выигрыш, ни проигрыш. Родственник поставил две тысячи – и опять проиграл. Затем стал мало-помалу увеличивать и догнал до десяти с чем-то тысяч. При этом явно лежат черняки, крикнет – и вдруг все они становятся белым жиром.

Родственник прикинул: оказалось, что все то, что он ранее проиграл, в мгновение ока полностью вернулось. И стал втайне думать, что выиграть еще несколько тысяч было бы тоже очень хорошо; опять стал играть, но кости уже стали хуже и хуже. Удивился, встал, посмотрел в пояс – талисман, оказывается, уже исчез.

Сильно перепугался и перестал играть. Забрал деньги, пришел в храм. Оказалось, по общей раскладке, что за вычетом долга Ханю и того, что он проиграл в самом конце, как раз выходит то, что он имел до игры. Обнаружив это, со стыдом стал извиняться перед Ханем за свой грех – потерю амулета.

– Он уже здесь, – сказал с улыбкой Хань, – я ведь крепко наказал тебе не жадничать, а ты не изволил, сударь, слушаться. Вот я и убрал его.

Послесловие рассказчика

Историк этих необыкновенных вещей сказал бы при этом следующее:

То, что в нашей поднебесной повергает ниц и уничтожает семьи, не знает более быстрого способа, нежели азартная игра. То, что в нашей поднебесной разрушает добродетель, точно так же не знает более сильного средства, чем азартная игра. Войти в нее – это как бы погрузиться в море фантома: где дно – ты ведь не знаешь.

В самом деле, люди торговые, люди сельские – и те и другие имеют свое основное дело. Люди, как их называют, «од и историй» [49] тем более дорожат, так сказать, «полудюймом тени» [50]. Да, тащить на себе соху или, как говорят, «хватать поперек книгу» [51] – несомненно, самый правильный путь к основанию своего дома. Однако и так называемая «чистая» беседа за вином [52] – в умеренном количестве – тоже дело хорошее: оно сообщит полет и даст опору вдохновению.

А ты, игрок, якшаешься, связываешься с порочными друзьями и все ночи напролет, не отрываясь, как в бесконечной ленте, сидишь за игрой. Выворачивая мошну, вытряхивая короб, ты вешаешь золото на небе опасных утесов, ломких вершин. Крича чет, выкрикивая нечет, ты ищешь чуда у блудящей и глупой кости. Вертясь, кружась возле этих пяти деревяшек [53], ты мнишь себя шествующим среди круглых жемчужин. Держа в руке несколько костяшек, ты напоминаешь человека с круглым веером.

Влево кинешь взгляд на других, вправо заглянешь к себе – просмотришь до дыр, будь хоть дьявольские зрачки. Наружу обьявляешь себя слабым, а тайком действуешь, как силач, истрачиваясь до конца на чертовские, сатанинские уловки.

У ворот твоих ждет гость, а ты все еще любовно жмешься у притона. Над домом твоим вздымаются дым и пламя, а ты остаешься погруженным, влипшим в свой поднос. Забываешь о еде, разрушаешь сон, надолго втягиваешься и становишься маньяком. Язык лопнул, потрескались губы, посмотреть на тебя – ты словно черт!

Когда же все твои войска окончательно будут биты, горящие глаза твои напрасно всматриваются… Глядишь на игру – и вдруг рев и стенания твои рвутся густой, густой струей.

Взглянешь на дно своей мошны: связки монет [54] исчезли – и, как пепел, мертвеет стужей сердце крупной личности.

И вот, вытянув шею, бродишь, блуждаешь, весь полный сознания беспомощности пустых своих рук. Понуря голову, в тяжком унынии возвращаешься домой уже в глухую ночь…

К счастью, тот, кто будет тебя ругать, спит, и ты боишься разбудить собаку – как бы не залаяла. На горе, в желудке, давно уже пустующем, голод: посмей-ка ворчать, что похлебка вся!

Однако ты уже продал детей, заложил землю и все еще надеешься на «возвращение жемчужин в залив Хэ». И вдруг нежданно-негаданно, прежде чем огонь спалит бровинку, окажется, что ты все время ловил луну в реке Цан [55].

Теперь, после того как ты потерпел аварию, – дай, думаешь, рассужу, как и что, – оказывается, ты уже стал низкого разбора… Спроси-ка у игроков, кто из них наиболее пристрастился, – они хором выдвинут из своей среды беспорточного господина. Самое же скверное – это когда, затрудняясь терпеть в животе своем дупло, ты отдаешься в гнездо свирепых громил…

И вот, почесав в голове, не зная, что предпринять, ты дойдешь до мольбы о помощи к коробке с духами [56].

О, горе тебе! Разрушаешь свое доброе начало, губишь свое честное поведение, уничтожаешь имущество и теряешь сам себя…

Что, как не азарт, является путем ко всему этому?