Мой брат якудза, стр. 11

Он слушает молча, говорит, что спросит. И уходит.

На следующий день я звоню в питейное заведение. Но там, в «Лунном свете», не знают, где Маюми, и не знают, когда она будет. Они не слышали о якудза. Не знают, кто такой Синода. Маюми уехала, ее нет, они не знают, когда она вернется, извините.

Я говорю осторожное «извините», а на другом конце провода тишина. Я опустошенно вешаю трубку.

Очередная неудача. Как мне узнать о якудза? Как мне найти Юки?

1987 г

Я неоднократно предпринимал попытки найти людей из якудза, но они всегда оканчивались безуспешно. Пытался поговорить с ними. Пробовал и через посредников: тех, кто знает тех, кто знает того, кто, возможно, встречал того, кто, может быть, поможет мне выйти на след. Люди соглашались прийти — и не приходили, обещали познакомить с кем-то — и исчезали. Кто-то пытался меня остановить, кто-то предостерегал. Они притворялись непонимающими, когда я их спрашивал, смеялись мне в лицо, говорили, что меня ждут проблемы.

Так продолжалось до ноября 1987 года, до проходящего в храме Ханадзоно, что на Синдзюку в Токио, фестиваля под названием Отори — ярмарки талисманов, масок и цветов, а также божеств на удачу из пластмассы или красного дерева. Вокруг храма Ханадзоно — многочисленные переулки прилавков, у входа в каждый переулок вывеска из ткани: «Компания Киносита», «Объединение Симоносе-ки», «Компания „Любовь к Родине“».

Одна из вывесок гласит: «Объединение Кёкусин-кай», и я вспоминаю, что это одна из самых грозных семей якудза в Токио, во главе которой стоит босс Окава, и что он — босс того самого Иэяси, которого я встретил в Сугамо четыре года назад.

По периметру переулка развешены гирлянды из разноцветных лампочек, рядом с одним из прилавков — он, Кен-ичи Фукуока, гангстер-поэт.

Низкого роста, в кепке, поверх футболки — пиджак в полоску, он стоит широко расставив ноги. Под кепкой — лысина.

Кен-ичи Фукуока здесь главный, и все отвешивают ему глубокие поклоны. Окруженный парой телохранителей, он мило улыбается. У одного из телохранителей Кен-ичи небольшая черная сумка под мышкой (интересно, что у него там?), другой же заботливо протягивает боссу огонь для сигареты или что-нибудь еще, оказывая ему различные услуги по едва заметному намеку: движению ноздрей, легкому наклону головы или поднятию мизинца.

Нет сомнения, что этот человек внушает уважение (или страх?) людям, находящимся там. Но он оглядывается по сторонам и как будто хочет в другое место. Его узкие глаза измучены годами безжалостного выживания, в них словно таится какая-то мольба, как у молодого подростка, готового в любой момент перейти в наступление.

Оасака стоит рядом с прилавком и разговаривает с продавцом. Я подхожу к прилавку и спрашиваю его, сколько стоят украшения. Он всматривается в меня, после чего начинает лекцию о религиозной символике масок. Понял ли я? Понял, отвечаю я. Какое хорошее владение японским, говорит он. Да нет, ничего особенного, говорю я.

Вдруг он произносит: «Саке!» — и две маленькие стопки подаются нам для приветствия. Я подаю ему стопку, беру свою и произношу:

— Вкусив из этой чаши… мы становимся братьями с этого момента и навсегда. Вступай на путь скитальцев, рыцарь беспредела!

Вокруг тишина. Тишина, застывшая в воздухе.

Два телохранителя что-то ворчат. Оасака опомнился первым и спросил:

— Откуда вам это известно? Где вы узнали эту клятву?

— Из фильмов. Из фильмов о якудза.

Оасака ненадолго задумывается, после чего начинает хохотать. Он приказывает, чтобы мне налили еще.

Я вынимаю свою визитную карточку и говорю ему, чего я хочу. Он внимательно вглядывается в визитку и громко читает вслух:

— «Центр изучения культур Азии и Африки, Токийский университет по изучению иностранных культур. Яков Раз, профессор из Израиля, читающий курс лекций в Токийском университете…» — Он пытается произнести мое имя: — Якобу Разу. Профессор в университете?! Мы — гангстеры. Преступники, правонарушители, понимаете? Чего интересного в мире гангстеров? И вообще, кто даст вам право войти сюда?

— Не знаю. Быть может, вы, нет?

— Я?

— Да, я бы хотел познакомиться с боссом Окавой.

Молчание.

— Наш босс — большой человек. Во всем нашем мире ему нет равного. И я не знаю, согласится ли он говорить с вами.

Молчание.

— Но я поговорю с ним в любом случае, — говорит он.

Оасака достает визитку с роскошной вьющейся каллиграфией золотыми буквами:

Он пишет на ней свой домашний номер, и два человека в черном, стоящие вокруг него, переглядываются. Я отвечаю глубоким поклоном, преисполненный искренней благодарности.

Через две недели он позвонит мне и взволнованно сообщит:

— Якобу-сэнсэй! Это Оасака! Он согласился. Он поговорит с вами! Приходите на следующей неделе в гостиницу «Вашингтон» на Синдзюку! Второй этаж! Зал «Мурасаки»! У нас будет банкет. Приходите в шесть тридцать, до начала банкета, и спросите меня. Он придет поговорить с вами. А потом посмотрим! Вы знаете, он даже не рассердился! До свидания! Вы просто не представляете, как вам повезло!

В гостинице «Вашингтон» всё белого цвета — официанты в белом, белая стойка регистрации. На втором этаже, перед входом в зал «Мурасаки» фиолетового цвета, стоит несколько десятков мужчин. Их костюмы белые, розовые, фиолетовые и полосатые. Галстуки широкие и цветные. Нагрудные значки из платины, золота и меди на лацканах пиджаков. Много темных очков. Очень короткие волосы или завивка «пама». Запах парфюма, гладкие лица в шрамах. Туфли белые, розовые, иногда черно-белые. Постояльцы гостиницы обходят это место стороной. Официанты и официантки глубоко кланяются, подавая напитки.

Я обращаю внимание на одного из них, выделяющегося из толпы, непохожего на других. Лицо у него как у японца, но нос прямой, европейский, и русые, некрашеные волосы. Я слышу, как кто-то зовет его «Джейми». Мне любопытно, кто это. При случае спрошу о нем.

Я стою у лестницы с большой бутылкой саке в руках для Кен-ичи в знак благодарности за его усилия и помощь в организации встречи с великим боссом. Я не уверен, стоит ли делать этот шаг. Но я уже здесь, и обратного пути нет. Люди, сидящие за столом регистрации банкета, обо мне уже знают. Все вежливы со мной. Оасака встречает меня глубоким поклоном, он — воплощение японской вежливости. Меня провожают в пустой зал. Проходят минуты. Снаружи вдруг доносится: «Осссссс!» ²⁶, и он заходит.

Босс Окава. С ним двое. Один из них, Кен-ичи Фукуока, шустрый и взволнованный. Блестящий лоб, черное кимоно и ирэдзуми, выглядывающее из-под рукавов. Другой, в синем шелковом костюме и фиолетовом галстуке, с маленькой бородкой и лицом, будто выточенным из камня. Его голова в коротких шипах. Что-то небольшое выпирает из-под подмышки. Пистолет? Познакомьтесь с Тецуя Фудзита.

Окава отличается от других якудза. Внешне он выглядит, как и миллионы других японцев, замечаю я. Очки в тонкой позолоченной оправе, жидкие, тщательно уложенные волосы, бежевый костюм, галстук выдержанных тонов. Ничего особенного. Все люди, с нетерпением ожидающие снаружи, принадлежат будто к другому миру, не имеющему ничего общего с этим человеком. Но он — их босс, абсолютный правитель.

А вот взгляд у него не такой, как у остальных. Не угрожающий взгляд, как у тех, что снаружи, не заносчивый, не извиняющийся, не опасающийся, не устрашающий, а спокойный, глубоко пронизывающий. Выжидающий взгляд.