Любимые дети, или Моя чужая семья, стр. 74
Все же мне казалось, что тут что-то не так. Я знал, что Энди со странностями. Но он никогда не лгал. Не настолько он изобретателен. У скольких телок может быть под ухом родимое пятно сердечком?
Я встал, чуть не корчась от боли. К тому же мне было не по себе при мысли о пистолете в машине Джен. Я вдруг представил одну из тех картин, где ничего не подозревающий парень спускается по лестнице, а девушка стоит с пистолетом, готовая пустить пулю ему в голову. Но когда я спустился вниз, то увидел Джен на крыльце, в свете луны. Она сидела на верхней ступеньке, накинув на плечи одеяло.
Я открыл раздвигающуюся стеклянную дверь и вышел на крыльцо. Если у Джен пистолет, со мной покончено.
Но мне было почти все равно.
Я сел рядом. Ее трясло, а глаза сверкали. Я обнял ее и привлек к себе.
– Прости. Когда Энди сказал это, я сообразил, что почти ничего о тебе не знаю. Только то, что ты из Эшвилла и в постели просто потрясающая.
Она слегка усмехнулась и провела рукой по глазам. Я через одеяло поцеловал ее плечо. Вдохнул запах апельсинов от ее волос.
– Ты прав, – вздохнула Джен. – Вряд ли Энди видел меня до той встречи в доме твоего дяди. Но и я не была с тобой полностью откровенна. Не люблю говорить о себе. У меня такая дерьмовая жизнь.
Я снял одеяло с ее плеча и поцеловал голую кожу.
– Расскажи.
Джен снова вздохнула:
– Я совсем не ладила с родителями. Они развелись, когда я была маленькой, и… Мой отец был мистером Крутым Парнем. А я была для него сплошным разочарованием. Он хотел, чтобы я охотилась, ловила рыбу, а я хотела рисовать и делать маникюр.
Она подняла голую ногу, и лунный свет отразился от ее темных ногтей.
– А мать… была душевнобольной. Настоящий овощ, так что мы с братом вроде как росли сами.
У Джен есть брат? Да я точно ничего о ней не знаю!
– И в этом все дело, Кит. Не злись. Боюсь, ты поймешь не так и разозлишься.
– Ты о чем?
– Я очень люблю брата. В прошлом году он был в кабинете химии, а какие-то ребята играли с химикатами, и раздался взрыв. Брата сильно обожгло, поэтому я понимаю, что значит жить со… шрамами. А когда я увидела тебя в супермаркете, я захотела… просто захотела, чтобы тебе стало лучше.
Я встал, дрожа от ярости. Не мог выносить этого дальше.
– Значит, вот как? – заорал я. – Трахаешься со мной из милости?
Глаза Джен были огромными и блестящими.
– Вовсе нет! Нет, нет, нет! Сначала я только хотела помочь тебе. Понимала, что тебе приходится выносить! Но когда мы сошлись и я узнала тебя лучше… ты мне небезразличен, Кит.
Она потянулась к моей руке и снова усадила на ступеньку.
– Я влюблена в тебя. Клянусь, это чистая правда.
Джен накрыла мои плечи одеялом, так что наши руки соприкасались. Она дрожала, и я сжал ее ладонь. Я чувствовал себя униженным, но вполне очевидно, что существовала веская причина подойти ко мне в магазине. И, может, это не такая ужасная причина. Я напомнил Джен брата, которого она любила.
– Жаль, что ты с самого начала не сказала мне правду. Не понимаю, почему?
– Боялась, что ты подумаешь именно то, что подумал. Что я хотела быть с тобой из жалости.
Я повернул ее лицо к себе и поцеловал в губы.
– У нас полно общего дерьма.
– Верно, – согласилась она. – И теперь ты понимаешь, почему я тоже ненавижу Мэгги Локвуд. Ненавижу всякого, кто играет с огнем.
64. Сара
Пожизненный приговор
Октябрь 2007
– Могло быть гораздо хуже, – сказал Гуннар Стивенсон, когда впервые поработал с Китом в клинике физиотерапии в Джексонвилле.
Если я услышу эти слова хотя бы еще раз, ударю того, кто их произнес.
Я видела, как Кит зажмурился от боли, когда Гуннар выпрямил его левую руку. Кит не издал ни звука, хотя слезы выдавились между ресниц и поползли по щекам. Я чувствовала его боль, жгучую, разрывающую тело муку, как свою собственную. «Могло быть гораздо хуже». И все же это правда: Кит жив, тогда как другие мертвы. И это правда, что он «поправится», если не считать физических и эмоциональных шрамов, но это не облегчало нынешних страданий.
Он провел три месяца в ожоговом отделении в Чейпл-Хилл, и еще два – в реабилитационной клинике. Наконец я привезла его домой. Но он очень много времени проводил в физиотерапевтической клинике.
– Теперь, когда я определил его состояние. – сказал Гуннар, – могу показать вам, как помочь ему делать упражнения дома. Но пару месяцев вы должны привозить его сюда каждый день.
Я кивнула. Меня уже предупредили, что так будет. Стану возить Кита сюда, сколько потребуется.
– На этом этапе крайне необходимо не пропустить ни единого сеанса. Пропускаешь день, тебя отбрасывает на неделю назад.
Кит открыл глаза:
– Я не выдержу. Не смогу ездить сюда каждый чертов день!
– Болит как проклятое, верно? – посочувствовал Гуннар.
– Откуда тебе знать? – зарычал на беднягу Кит.
– Кит, – упрекнула я. Хотя думала то же самое. Кит был очень разгневанным мальчиком, и я не понимала, было ли так всегда или пожар только усилил его гнев. Сама я была полна ненависти и ярости, каких не знала раньше. Именно по этой причине я стала вместе с Дон посещать литературный класс. Она сказала, что это поможет мне излить свои чувства. И добавила, что это помогло ей справиться с гневом на Бена. Но мне это не помогало, несмотря на то что я строчила, как безумная, в каждую свободную минуту. Иногда я чувствовала, что в сердце прокрадывается крупица покоя. Но потом видела своего забинтованного, покрытого шрамами, мучившегося от боли сына, и покой тут же исчезал.
– Через пять месяцев, – продолжал Гуннар, – сократим посещения до нескольких дней в неделю, при условии, что он будет заниматься дома как проклятый. Конечно, нужно сохранять компрессионные повязки и делать массаж.
Он глянул на меня.
– Могу сказать, что вы делаете огромную работу. На руке почти нет спаек. Работайте над его кистью. Особенно здесь…
Он потер кожу между указательным и большим пальцами Кита.
– Дерьмо! – завопил Кит. – Не так сильно!
– Прости, Кит, – извинился Гуннар. – Понимаю, это, должно быть, трудно.
– Как часто он должен делать растяжки? – спросил я.
– Как можно чаще. Для него не существует такого понятия, как «слишком много».
По пути из Джексонвилля я заехала на парковку «Фуд Лайон».
– Почему мы здесь остановились? – спросил Кит. Он скорчился на переднем сиденье. Незабинтованная часть лба сморщена от боли. Нелегко ему пришлось после физиотерапии.
– Мне нужно кое-что купить, – сказала я, расстегивая ремень безопасности. – Хочешь пойти со мной?
– Ни за что.
Он не собирался показываться на людях с компрессионными повязками на руках и лице.
– Ладно. Я быстро.
Войдя в магазин, я схватила тележку и стала наполнять ее продуктами, которые любил Кит. Сухие завтраки. Мандарины. Шоколадные батончики «Орео». И только потянулась к упаковке йогурта «Бен&Джерриз», когда услышала за спиной голос:
– Сара!
Я закрыла глаза. Я могла идти дальше. Просто проигнорировать ее. Никогда не думала, что можно жить на острове Топсейл и избегать кого-то, но мне удавалось избегать Лорел с тех пор, как Мэгги попала в тюрьму, и это было к лучшему. Может, и Лорел пыталась избегать меня, так что мы никогда не бывали в одном месте одновременно. Но когда-нибудь это должно было случиться. Только почему именно в тот день, когда Кит сидел в машине и единственное, чего я хотела, – поскорее добраться домой и позаботиться о нем?
Я со вздохом повернулась:
– Лорел.
Она выглядела такой же измученной, как чувствовала себя я.
– Я…. не могу сказать, сколько раз я поднимала трубку, чтобы позвонить тебе.
Я была рада, что она не позвонила. Я вряд ли была готова говорить с ней. И не уверена, что смогу говорить с ней сейчас.
– Как Кит? – спросила она. – Маркус сказал мне, что скоро его выпишут.