Любимые дети, или Моя чужая семья, стр. 43

– Конечно.

Она немного оживилась:

– В эти выходные?

– Да, супер.

Услышав энтузиазм в ее голосе, я облегченно вздохнула.

– На этот раз я хочу услышать о тебе.

На следующий день мисс Хелен предоставила мне свободу действий. Я возила тележку с книгами по палатам пациентов. Развлекала парочку детишек в приемном отделении, пока их младшему брату накладывали швы. Сидела с напуганным четырехлетним мальчиком в его палате, дав матери возможность поесть. Помогала рисовать и лепить из глины в игровой комнате. И пыталась удержать двух мальчишек от драки из-за очереди кататься с горки. И это было только утро.

Днем я привела в игровую нового пациента, пятилетнего Джейкоба. Он попал в больницу из-за астмы. Как когда-то Энди в его возрасте. Джейкоб оглядывал комнату, крепко сжимая мою руку. Здесь столько можно было делать! Просто ошеломляюще! Но его, должно быть, ошеломил сам приезд в больницу.

Кроме него, здесь была только бледная маленькая лысая девочка, которую я вчера видела с мистером Джимом. Она выглядела такой усталой и очень-очень больной. Сидела одна в большой качалке и смотрела телевизор. Я знала, что ее зовут Мэдисон, мисс Хелен сказала мне, что у нее редкий вид рака крови и что она больше лежит в больнице, чем живет дома.

Рассказывая мне все это, мисс Хелен прикрывала рукой рот, словно пересказывала грязную сплетню.

– Неблагополучная семья, – прошептала она.

– Привет, Мэдисон, – сказала я, выдвигая стул для Джейкоба. Она не ответила. На лице не было ни тени улыбки. Ее глаза напоминали мои собственные, огромные и темные. Только у нее не было ни бровей, ни ресниц. Кожа была такая бледная, что я видела серо-голубые вены, обвивающие голый череп. К левой руке широкими полосами пластыря в зелено-голубой горошек была приторочена закрытая трубка, и Мэдисон осторожно держала руку на коленях, словно ей было больно.

– Хочешь порисовать с Джейкобом и со мной? – спросила я.

Девочка покачала головой.

– Нет, спасибо, – прошептала она и закрыла глаза.

В пять вечера я пошла на пост медсестры, чтобы сказать, что ухожу. За стойкой сидели двое мужчин и две женщины, деловито писали что-то или щелкали клавиатурой. Я уже узнала, что некоторые мужчины были медбратьями, а женщины – докторами. Но понятия не имела, кто есть кто. Все казались очень занятыми, но я знала, что не усну сегодня ночью, пока не поговорю с кем-нибудь о Мэдисон.

– Простите, – начала я.

Молодая женщина с короткими светлыми волосами и слишком сильно подведенными глазами подняла голову от клавиатуры и улыбнулась мне:

– Как прошел второй день, Мэгги?

– Хорошо.

Я удивилась, что она знает мое имя, но потом вспомнила о бейджике, прикрепленном к голубому жилету, форме волонтеров.

– Но у меня вопрос насчет Мэдисон…

Я поняла, что не знаю фамилии девочки. Но женщина, которую, судя по бейджу, звали Тэффи Круиз, поняла, о ком я.

– Здесь ее доктор, – сказала она, показав на широкоплечего темноволосого мужчину, сидевшего перед компьютером. – Доктор Бриттен! У вас найдется минута для волонтера?

Он поднял голову, потер подбородок. Мне он показался почти таким же усталым, как Мэдисон. В нем было что-то знакомое, но что именно? Может, я видела его вчера и просто не помню?

– Что случилось? – спросил он.

– Я…

Я неожиданно смутилась. Кто я такая? Девятнадцатилетняя бывшая заключенная, новоиспеченный волонтер. Что я знала?

– Я заметила, что Мэдисон держит руку так, словно ей больно. Та рука, что с… – Я потерла внутреннюю сторону руки: – С трубкой.

– Возможно, ей действительно больно, – сказал он так, словно ничего особенного в этом не было. – Но она твердый орешек. – Он повернулся ко второму мужчине. – Не проверите капельницу Мэдисон, когда будет возможность?

Тот кивнул, продолжая барабанить по клавиатуре.

– Хорошо, – сказала я. – Спасибо.

– Без проблем.

Доктор Бриттен поднял картонный стаканчик с кофе и снова уставился на экран монитора. На безымянном пальце было золотое обручальное кольцо, в уголке губ виднелась ямочка. На меня вдруг нахлынуло дежа-вю. Я знаю, почему он показался мне знакомым. Похож на Бена. Темные волосы, как у Бена. Лет тридцать, совсем как Бену сейчас. Большой, сложен, как медведь. Может, не такой огромный, как Бен, но все же…

Доктор поставил стаканчик и снова застучал по клавиатуре. Я уставилась на его руки. Я знала его руки, и хуже того, гораздо хуже, я вдруг ощутила тоску по ним. Тоску по Бену, по тому Бену, которого, как мне казалось, я знала. По тому, кто касался меня этими руками и выглядел почти как доктор Бриттен.

Как я посмела даже думать так? После всего, что было!

– Увидимся завтра, Мэгги, – сказала Тэффи, и я поняла, что стою тут, как идиотка, и пялюсь на доктора Бриттена.

– Точно.

Я повесила ремешок сумки на плечо.

– Увидимся завтра.

Я пошла к выходу. Добрела до парковки, села в машину и прислонилась лбом к рулевому колесу. Несколько раз глубоко вдохнула. Он действительно похож на Бена? Немного старше, да? И глаза не такие темные.

– Прекрати!

Я стукнула кулаком по рулю.

– Немедленно прекрати!

Я со вздохом откинула голову на спинку сиденья.

За воротами больницы не было протестующих родителей. Никто не плевал на меня в коридорах. Но на пути к моим общественным работам стояло одно большое препятствие, и это был отнюдь не доктор Бриттен. И вообще не мужчина. Это я сама – слабовольная, легко поддающаяся соблазну, не уверенная в себе девушка, которой стала. Я – это препятствие. И таковым останусь до конца жизни.

32. Сара

Шитье и покраска

1991

Джейми разрывался между нами. По крайней мере, именно так я видела ситуацию. Будь я сильнее, жестче или подлее, потребовала бы большего. Но вместо этого я наблюдала за борьбой Джейми между мной и нашим прекрасным сыном и Лорел и Мэгги. И я не могла заставить себя еще усложнить ему жизнь. А скоро должен был родиться ребенок. Двое против одного. Я не хотела думать об этом именно в таких терминах, но иногда думала.

Много времени я проводила в спокойной атмосфере церкви. По воскресеньям я часто стояла у входа с Кит и Мэгги, чтобы не дать им помешать службе. Я бывала здесь и на неделе. Стены нуждались в покраске, и я говорила с Джейми о том, чтобы самой их покрасить. Огромная работа.

Я спросила его, нельзя ли привнести краски в место, которое любила. Сначала он встревожился. Его видением всегда были чисто белые стены, но, когда я заговорила о виде, открывавшемся из окон после дождя, и о песке глубокого цвета хаки, он понял, о чем я толкую. Вот я и выкрасила внутренние стороны стен в цвет мокрого песка, выкрасила сама, между кормлениями и сменой памперсов Киту. Джейми нашел няню для Мэгги, и, хотя я скучала по малышке, все же должна признать, что заботиться об одном ребенке стало куда легче. Я любила Мэгги. Но не хотела бы присматривать еще и за ребенком Лорел теперь, когда Джейми, казалось, сделал выбор между детьми. Конечно, это низко с моей стороны, но я ничего не могла с собой поделать.

Закончив красить церковь, я спросила Джейми, можно ли сшить подушки для сидений. Сделать длинные, набитые поролоном подушки будет нелегко, но я умоляла, и Джейми, наконец, согласился. Я расстелила ткань на полу церковного офиса и разрезала на длинные прямоугольники. Принесла швейную машинку и шила допоздна.

Вся эта работа предназначалась не для того, чтобы сделать церковь красивее и теплее. Просто она мешала мне думать о Си-Тендер. Джейми сказал, что Лорел бросила пить. Ее состояние улучшилось. Он добавил, что принял правильное решение, когда вернулся домой. Но все это время я красила и шила, поскольку знала, какой из домов – величайшая любовь Джейми. И это был не Си-Тендер.

Я была в церкви, когда Джейми позвонил мне.

– Ребенок родился, – сообщил он, и, судя по его усталому, хриплому голосу, что-то было неладно. У меня упало сердце. Как бы я ни завидовала Лорел, я никогда не желала, чтобы что-то случилось с ее малышом.