Любимые дети, или Моя чужая семья, стр. 32
– Конечно.
Вообще я хотела побыть одна, но нужно как-то наверстать время, потерянное в разлуке с младшим братом.
Песок холодил мои босые ноги, мы пересекли двор и подошли к причалу. Осень уже настала. В тюрьме я так скучала по лету! Больше не хочу пропустить ни одного!
Но в осени есть преимущества – туристы разъехались, и на острове было темно, а это означает, что можно увидеть миллиарды звезд.
Пока мы с Энди шли по длинному причалу, я чувствовала такую невероятную свободу!
И раскинула руки, словно собралась взлететь.
– Что ты делаешь? – спросил Энди.
– Просто счастлива.
– Я тоже, – кивнул он и широко развел руки.
Мы уселись на конце причала и свесили ноги вниз, как делали тысячу раз. Я слышала, как небольшие волны бьются о сваи. Я всегда любила эти звуки.
– Дядя Маркус купит мне каяк, – сообщил Энди.
– Правда? И мама ему позволила?
Мать просто с ума сходила при мысли о любой лодке с тех пор, как па погиб на лодке дяди Маркуса.
– Да. Она сказала, что я достаточно взрослый.
Я прислонилась к свае, наблюдая за игрой света на воде. На какое-то короткое тошнотворное мгновение я вспомнила, когда в последний раз сидела с Энди на причале, глядя на воду, в ту глупую-глупую ночь, когда потеряла остатки разума. Меня до сих пор подташнивало от воспоминаний. Я надеялась, что Энди не думает о том же самом.
Неожиданно я ощутила ритмичную вибрацию шагов по причалу. Я оглянулась. Если это репортер, я прыгну в залив, но не стану с ним говорить!
Но это оказались ма и дядя Маркус. Они шли к нам, держась за руки.
– Какая чудесная ночь! – сказала ма, когда они приблизились к концу причала.
– Да, – кивнула я.
– Можем мы посидеть с вами? – спросил дядя Маркус, хотя уже садился на причал рядом с Энди.
Ма устроилась рядом с дядей Маркусом.
– Мы хотели поговорить с вами кое о чем.
– О чем? – немедленно спросил Энди.
Я стала гадать: неужели они обручились?
– Прежде всего, я хотела дать вам знать, что определенно намерена нанять частного детектива, чтобы помочь нам найти Сару, – объявила ма.
– Прекрасная мысль. Может, частный детектив сможет добиться того, о чем полиция даже не подумала, – сказала я.
– Да, хорошая мысль, – поддакнул Энди. Словно понимал, что это такое – частный детектив.
– И второе. То, что касается вас обоих. Мы с Маркусом считаем, что следует попросить Кита переехать к нам. Пока Сары нет.
Я уставилась на воду под ногами. Потому что не могла себе представить такого. Ни на секунду.
– Я не знаю, где может быть мисс Сара, – заметил Энди.
– Никто не знает, Энд, – покачал головой дядя Маркус. – Трудно сказать, может, она явится завтра, а может, и вообще не явится, так что…
– Она могла умереть, – перебил Энди.
– Надеюсь, что нет, – вздохнула ма. – Но и эту возможность нужно учитывать. Мы просто не знаем. А пока что Кит один. Без денег. Он не может получить сбережения Сары. Так что мы с Маркусом подумали, что будет правильным спросить его, не хочет ли он пожить у нас.
Я не могла даже подойти к Киту во время поисков Сары. Как я смогу жить с ним в одном доме? Это станет для меня чем-то вроде новой тюрьмы, но я понимала, куда клонят ма и дядя Маркус. Кит был Локвудом. Мир мог этого не знать. Но, если не считать Энди, все мы знали, и Кит знал. Как позволить ему остаться одному, если можно помочь? Со стороны мамы просто поразительно предложить такое. Она простила отца и Сару за то, что они сделали. Но я вряд ли способна на такое.
Все же я не была готова сказать «да». И Энди, который понятия не имел, что Кит его родственник, тоже не был готов.
– Он такой злой! – заныл брат. – Всегда плохо со мной обращается. Может, ему лучше жить с кем-то еще?
– Если он будет жить с нами, – пояснила ма, – значит, должен понять, что не может плохо обращаться ни с кем из нас. Что должен следовать установленным в доме правилам и вернуться в школу. Придется относиться к нам с тем же уважением, с каким мы относимся к нему.
– А ты что думаешь, Мэгги?
Дядя Маркус протянул руку, чтобы коснуться моего плеча. Я не сказала ни слова. Только откинула голову и стала смотреть на звезды. Не хотелось разговаривать. Впервые больше чем за год я чувствовала себя в полной безопасности. А жить с Китом, живым напоминанием о том, что я сделала, будет ужасом, какой трудно себе представить. Как ма и дядя Маркус могут вообще просить меня о таком? До чего же несправедливо!
Но ведь и я веду себя более чем эгоистично. Ведь это я разрушила жизнь Кита. Своего единокровного брата! В его жилах течет кровь папы. Трудно представить, но этот вспыльчивый, злобный мальчишка несет в себе часть моего отца.
– Полагаю, так будет правильно, – выдавила я, наконец.
Дядя Маркус рассмеялся:
– Убедительная поддержка!
– Что это означает? – спросил Энди.
– Это означает, что у всех нас есть определенные сомнения относительно этой идеи.
Судя по голосу, у мамы действительно были немалые сомнения.
– Все мы тревожимся, не зная, как все выйдет. Но, как сказала Мэгги, так будет правильно.
22. Энди
– Это я прочесть не могу, – сказала Кимми, стоявшая у пробковой стены в моей комнате. Она выписывала всякие штуки из моего календаря в свой телефон, чтобы потом напомнить мне, что я делаю завтра.
– Что именно?
Я поднялся из-за письменного стола, который приводил в порядок, и подошел к пробковой стене.
– Вот это.
Она показала на квадратик с надписью «2 октября». Почерк был мамин. Обычно я его разбирал, но не когда она писала мелкими буквами. Я вертел головой, пытаясь понять, что тут написано…
– Шерглетропскиндер, – прочитал я, наконец.
Кимми рассмеялась. Она считала меня очень забавным.
– Повтори, – попросила она.
– Шерглетропскиндер.
Она так хохотала, что свалилась на мою кровать. Я любил, когда Кимми смеялась, потому что почти все время она была ужасно серьезна. Я плюхнулся рядом и тоже захохотал. В мой потолок были врезаны маленькие звезды, которые зажигались по ночам еще с того времени, когда я был маленьким. И теперь я их видел, хотя еще не было темно.
Я повернулся к Кимми. Она смотрела в потолок. А я – на нее. Потому что нет ничего невежливого в том, чтобы глазеть на человека, который об этом не знает. Она была такой хорошенькой. Я хотел обнять ее и поцеловать. На ней была зеленая блузка, в цвет глаз, и мне так нравилось, как она облегала ее груди, похожие на холмики. Я хотел бы их коснуться. Но никогда этого не делал. Только иногда обнимал ее и чувствовал, как они прижимаются к груди.
У меня снова все стоит. Как почти всегда, когда рядом Кимми.
Я много знал о сексе, хотя в жизни им не занимался. Дядя Маркус все объяснил. Еще давно. Ма тоже, но она никогда не говорила о стояках и тому подобном. Потому что она девочка. А еще я видел журналы, которые иногда приносил в школу Макс. И я точно знал, что нельзя заниматься сексом, если не любишь девушку. И обязательно следует пользоваться презервативами.
Поэтому я стал думать о презервативе, который дядя Маркус дал мне, когда проводил беседу о сексе. Несколько недель назад я нашел его в ящике со всякой мелочью, но срок годности был до октября 2007 года, а это означало, что он слишком старый.
– Ладно!
Кимми неожиданно села:
– За работу. Ты убрал стол?
Я тоже сел, чтобы она не видела моего стояка.
– Почти.
Кимми была помешана на аккуратности. Так говорил дядя Маркус, а мама сказала ему «не сглазь».
– Ладно, – повторила Кимми. – Значит, займемся домашним заданием.
Она подошла к столу, чтобы достать сумки с книгами. Кимми сильно хромала из-за ноги. Но нога не болела.
Однажды мы были в кино, и какая-то девчонка назвала Кимми хромоножкой. Я не знал, что это означает. Но понял, что девчонка хотела поиздеваться над Кимми. Понял, как и в тех случаях, когда меня называли умственно отсталым. Мне хотелось стукнуть ту девчонку. Иногда я действительно бил людей. Если они говорили что-то такое, что мне не нравилось. Но теперь у меня был самоконтроль. Поэтому я сказал Кимми, чтобы она не слушала, и насчет палок и камней, которые могут переломать кости, а брань и ругательства от нас отскакивают. Кимми сказала, что девчонка просто невежа. Слово меня позабавило, и я рассмеялся. Так что вместо того, чтобы ударить девчонку и попасть в беду, я смеялся. Моя жизнь стала гораздо лучше, когда в ней появилась Кимми.